Сборник Наше отечество - Опыт политической истории (Часть 2) - неизвестен Автор

г) Поручить комиссии в составе тт. Уншлихта, Шмид

та и Курского разработать вопрос об отстранении мень

шевиков и эсеров из органов профсоюзов, Наркомтруда,

кооперативных и хозяйственных". Для политической

деятельности РСДРП это постановление предвещало

смерть.

По-разному складывались судьбы оставшихся в России лидеров меньшевизма. Ф. И. Дан попал в начале 1922 г. вместе с Н. А. Рожковым в список лиц, подлежащих высылке из Советской России "за контрреволюционную деятельность". Ф. И. Дан подчинился произволу. Н.А. Рожков не смиряется с таким решением его судьбы и ходатайствует об оставлении его на Родине. 14 декабря

1922 г. Политбюро ЦК РКП (б) постановило выслать Рожкова в Псков и "в случае первого антисоветского выступления выдворить из Советской России".

Завершающий этап политической истории меньшевизма приходится на 1921 --серед. 20-х гг. Российская социал-демократия в конечном счете не приняла новой экономической политики за ее половинчатость и непоследовательность, требовала дополнения "политическим нэпом". Меььшевизм не увидел в нэповской хозяйственной системе социалистической перспективы. В октябре 1922 г. Всероссийское совещание меньшевиков выступило за "демократическую республику" и "политические свободы для всех". С этого времени партия действовала полулегально, а к весне 1923 г. окончательно ушла в подполье. К середине 20-х гг. деятельность РСДРП на территории СССР, как организованной политической силы, фактически прекратилась.

И, наконец, третий политический лагерь тех, кто вместе с большевиками принимал участие в Октябрьском восстании. Кроме левых эсеров, вступивших в политическую коалицию с большевиками, к этому лагерю относились анархисты. Под этим названием действовали как искренние последователи Бакунина и Кропоткина, противники любого, в том числе и "пролетарского государства", так и разнообразные хулиганствующие объединения, выступающие под черным анархистским флагом. Наибольшее число приверженцев этого течения было среди матросов и солдат, однако подлинных анархистов было сравнительно немного. К тому же по своей политической позиции во время Октябрьских событий анархисты практически не отличались от большевиков, являлись их надежной опорой. Какой-либо централизованной и жестко взаимосвязанной организации у них не было. В основном это были клубы, существовавшие в Москве, Петрограде и еще в нескольких десятках городов. Самым многочисленным считался московский центр. После разгона Учредительного собрания и начала укрепления государственных структур новой власти, анархисты, в силу своих идейно-теоретических представлений, отходят от большевиков. Активизируется деятельность бандитских объединений, которые выступали от имени анархизма, а на самом деле компрометировали это движение. Это послужило поводом для того, чтобы в ночь с 11 на 12 апреля 1918 г. органы ВЧК и советские войска окружили анархистские центры и Москве. У анархистов потребовали сдать оружие. После

их незначительного сопротивления было арестовано около 600 человек, причем все задержанные квалифицировались как уголовники.

В сентябре 1919 г. после того как группа анархистов и левых эсеров бросила бомбу в Московский комитет партии, по отношению к ним прокатилась широкая волна арестов и репрессий. Правда, когда в 1921 г. умер идейный вождь русского анархизма Кропоткин, власть совершила гуманный жест по отношению к своим бывшим союзникам: арестованные анархисты под "честное слово" были отпущены, чтобы проводить в последний путь своего учителя. После похорон все они вернулись в места заключения.

Главные союзники большевиков -- левые эсеры, протестуя против Брестского мира, выходят в марте 1918 г. из правительства, однако свою деятельность в Советах всех уровней и в ВЧК не прекращают. Однако после убийства 6 июля 1918 г. немецкого посла и последовавших за ним антибольшевистских выступлений политическая судьба партии левых эсеров была предрешена. Обвинительное заключение о левоэсеровском мятеже так квалифицирует деятельность бывших союзников: "Своим выходом из правительства партия левых эсеров избавила правительство от лишнего балласта, тормозившего его деятельность, но, однако, еще не перешла все же открыто в лагерь его врагов". Сам факт неудавшегося мятежа дал возможность не только избавиться от "лишнего балласта", но и уничтожить левых эсеров как политическую силу. Однако сделать это было непросто. В ряде Советов они составляли большинство, многие рядовые члены эсеровской партии отмежевывались от авантюры своего руководства, а сам ЦК назвал мятеж актом "борьбы против настоящей политики Советов Народных Комиссаров и, ни в коем случае, как борьбу против большевиков". Для утверждения диктатуры собственной партии большевикам пришлось применять силу и объявить своих вчерашних соратников "агентами русской буржуазии и англо-французского империализма".

Разбитые как политическая партия левые эсеры продолжали существование в виде небольших групп, часть из которых ("народники-коммунисты", "коммунисты-революционеры") слилась с большевиками, другие же примкнули к анархистам, разделив их судьбу.

Утвердив себя единственной Советской партией без каких-либо партнеров и реальных соперников на предер

жание власти, к 1922 году большевики фактически остаются единственной политической силой страны. В итоге власть перешла не к народу и даже не к Советам, а в руки одной политической партии. Таким образом, народные массы, боровшиеся за Советскую власть, получили, по выражению видного большевика А. Лозовского, власть "чисто большевистскую, объявившую войну революционной демократии". Не случайно главный лозунг восставших моряков Кронштадта гласил: "Власть Советам, а не партиям".

Говоря об утверждении монополии на власть и диктатуры большевистской партии, было бы, однако, неверным связывать этот процесс исключительно с насильственным, террористическим подавлением политической оппозиции. Большевики обладали реальным влиянием, опирались на поддержку значительной части масс. Об этом говорит хотя бы тот факт, что в условиях существования легальной, полулегальной и нелегальной политической оппозиции своему режиму, в условиях тяжелейшей гражданской войны, не один раз смертельно угрожавшей советско-большевистскому строю, численность партии постоянно возрастала (начало 1917 г. -- несколько тысяч, лето 1917 г. -- 200 тыс., начало 1919 г. -- 300 тыс., конец 1920 г. -- свыше 700 тыс.). Даже в наиболее драматический период осени 1919 г., когда белые угрожали непосредственно Петрограду и Москве и вступление в партию означало запись "на деникинскую виселицу", ряды большевиков возросли на 270 тыс. человек. Английский историк Э. Карр, которого нельзя заподозрить в симпатиях к большевизму, отмечает: "Если правда, что большевистский режим не намерен был через несколько месяцев после своего установления мириться с организованной оппозицией, то в равной мере верно и то, что никакая оппозиционная партия не намерена была ограничиться рамками законности. Стремление к диктатуре было свойственно обеим спорящим сторонам".

Победа большевиков в этом не только политическом, но и насильственном противоборстве, сопровождалась острейшими идейными дискуссиями с оппозицией. Особенно жесткая и развернутая полемика шла с эсеровско-меныневистской альтернативой социально-экономического развития страны. По сути это было противостояние двух идейно-политических доктрин: диктатуры партии и революционной демократии. Решающие аргументы в этой идейной полемике предъявила диктатура. Правда,

аргументы эти были не теоретического, а практического свойства: насилие и террор. Против этих "аргументов" мужественно и решительно восстал человек, который по идейным воззрениям был ближе к коммунизму, чем к традиционной демократии. Речь идет о "мятежном князе", главном теоретике анархизма П. А. Кропоткине. В 1918--1920 гг. после начала "красного террора" он неоднократно обращался к Ленину. Вот несколько выдержек из его писем. "Неужели среди вас не нашлось никого, чтобы напомнить своим товарищам и убедить их, что такие меры... не достойны людей, взявшихся созидать будущее общество на коммунистических началах; что на такие меры не может идти тот, кому дорого будущее коммунизма". "Озлобление, вызванное в рядах Ваших товарищей после покушения на Вас и убийства Урицкого, вполне понятно. Но что понятно для массы, то непростительно для "вожаков" Вашей партии. Их призывы к массовому красному террору; их приказы брать заложников; массовые расстрелы людей, которых держали в тюрьмах специально для этой цели -- огульной мести... это недостойно руководителей социальной революции...". "Россия уже стала Советской республикой лишь по имени... Теперь правят в России не Советы, а партийные комитеты...". "Несомненно одно, если б даже диктатура партии была подходящим средством, чтобы нанести удар капиталистическому строю (в чем я сильно сомневаюсь), то для создания нового социалистического строя она безусловно вредна".