Меч и Цепь - Джоэл Розенберг

— А сами вы усмирить бандитов не можете, — кивнул Карл. — Холтун этого не потерпит.

— Едва только первый солдат Бима пересечет холтунскую границу — начнется война. Несколько стычек уже было. Я знаю, это отдает изменой, но если б эти бандиты вторглись в Бим… Возможно, тогда князь Улдрен смирил бы свою гордыню и принял мудрое решение о союзе.

Брен мотнул головой:

— Сомнительно, барон. Как говорит мой отец, князь Улдрен — напыщенный осел. Из тех, кто хватает меч за лезвие, а не за рукоять. Впрочем, мнит он себя великим полководцем.

Фурнаэль кивнул.

— Карл, я хотел бы остановить негодяев. Надеюсь, вы поняли: мы — народ неплохой. И мы готовы платить, и платить хорошо. Возможно, вы могли бы, притворно присоединившись к бандитам, завести их в засаду? Или выследить их в логове, захватить и доставить в мое баронство, где мы разобрались бы с ними? Или еще что-нибудь… в этом духе.

Карл закрыл глаза. Стратегия не была проблемой. Стратегия трудностей не представляла. Для Карла, во всяком случае. Ахира наверняка что-нибудь придумал бы.

Но — три сотни? Карл не считал три сотни против пяти выигрышным вариантом. И опять же — как ни старайся, а всех трех сотен сразу им не захватить.

Да и не в этом суть. Вопрос не в том, сможемли мы сделать дело, вопрос — должныли мы делать его.

В том-то и беда. Барон Фурнаэль весьма неплохой человек — для своего мира. Если война между Бимом и Холтуном разразится — плохо будет всем, и рабам в том числе.

Но… Я, черт побери, Карл Куллинан, а не Кларк Кент. Я не могу сделать всего. Я уже дал обет, который вовсе не уверен, что смогу выполнить; мне нельзя отвлекаться на другие дела.

Он почувствовал укол совести. А как же Эйя? То, что он вез ее домой, не было войной с рабством.

Нет. Эйя — другое дело. Мелавэй страдал от набегов работорговцев; было разумно отвезти девочку домой — там могла возникнуть возможность уязвить Гидьдию Работорговцев.

Может ли помощь Фурнаэлю помочь его собственной борьбе? Хоть как-то?

Нет, дело барона никак не связано с ней.

Я должен отказать ему.

Мне… Постой-ка…

— Вам придется… заплатить, Жерр. Дорого.

Фурнаэль развел руками.

— У нас есть деньги, Карл.

— Деньги мне не нужны. Но — в благодарность мне и моим друзьям за решение ваших проблем — не отпустите ли вы на волю всех ваших рабов?

Фурнаэль улыбнулся.

— Цена действительно высока, Карл. Заменить всех рабов в баронстве — мне это станет в копеечку. Нельзя ли…

— Нет. Не заменить. Вашей платой будет отказ от владения рабами. Во всем баронстве. Навечно.

Какой-то миг барон озадаченно молчал. Потом вздохнул.

— Вы вежливый человек, Карл. Спасибо, что не отказали мне прямо. В этом нет необходимости — я понял. Вы не хотите встревать в наши войны.

— Барон, я говорил серьезно.

— Прошу вас. Не считайте меня глупцом. — Фурнаэль приподнял ладонь. — Оставим это, Карл Куллинан. Оставим.

Карл открыл было рот — и закрыл его. Не вышло. Для Фурнаэля рабство столь естественно, что он не увидел никакого смысла в предложении отказаться от владения людьми. Для барона это было даже не оскорбительно — просто непонятно. Но попытка объясниться приведет к ссоре.

Фурнаэль помрачнел.

— А знаете, у меня мелькнула мысль попытаться запугать вас — и тем вынудить послужить себе. Пригрозить оставить эту малышку — Эйю, да? — в заложницах, пока вы не до бьетесь успеха. — Он побарабанил пальцами по дереву. — Вы, кажется, очень печетесь о ней.

— Это не оставило бы мне выбора, барон.

Фурнаэль кивнул.

— Значит…

— Тут и выбирать не из чего. Мне пришлось бы либо разобраться с тремя сотнями бандитов, полагаясь на ваше слово потомосвободить Эйю, либо разобраться с вами и вашими тридцатью — сорока воинами, никто из которых толком не владеет мечом. — Рука Карла опустилась на рукоять меча. — Это было бы легкое решение, барон. Разумеется, мы с друзьями скорее всего погибли бы — но забрали бы с собой и кое-кого из вас. И с чем вы тогда встретите войну, коя грядет?

— Это была просто мысль. Причем глупая. — Фурнаэль тяжело вздохнул. — Воина, который мне нужен, невозможно заставить что-либо делать из страха… — Барон поднялся и подошел к крюку, на котором висел его меч. — Но, как заметил ваш друг Ахира, я припас в своем рукаве козырь. Правитель, даже просто барон, должен учитывать любые возможности.

— Барон, вы…

Фурнаэль склонился к ножнам и обнажил меч.

Карл рванулся из-за стола. Табурет отлетел прочь. Одним плавным движением воин выхватил меч и пригнулся.

Внимательней! Не подпускай к себе женщину и детей: они могут вцепиться в руку с мечом…

Фурнаэль выпрямился. Меч его был опущен.

— Карл Куллинан, — с укором проговорил он, — опусти свой меч. Здесь никто не угрожает тебе. Порукой тому — моя жизнь.

Что за дьявольщина тут творится? Сперва Фурнаэль пытался купить Карла, потом — шантажировать его, сейчас готовился напасть…

— Я… не понимаю. — Карл приспустил меч.

— Порукой — моя жизнь, — повторил барон.

А, пошло оно всё! Должен же я хоть когда-нибудь хоть кому-нибудь доверять. Карл вбросил меч в ножны. Барон повернулся к Раффу.

— Протяни руки, мальчик.

Рафф молча затряс головой.

—  Протяни!— Барон рявкнул так, что у Карла зазвенело в ушах.

Рафф нехотя протянул ладони. Фурнаэль уложил на них плашмя клинок, потом отвязал от пояса кошель. Потом осторожно обвязал кожаные ремешки вокруг середины клинка.

— Здесь десять пандатавэйских золотых.

Побелевшая Бералин коснулась руки мужа.

— Не делай этого. Он еще мальчик.

Фурнаэль закрыл глаза.

— Это даст нам шанс, Бера. Всего лишь шанс. Если Рафф выживет — у него хватит сил сохранить баронство в грядущие годы, в войну. Я не вижу иного пути. Прошу… умоляю — не отягчай моего бремени.

Он открыл глаза и повернулся к Карлу. По щекам его струились слезы.

— Карл Куллинан, я прошу вас взять в ученики моего старшего сына — познавать искусство меча, лука и кулака. В уплату предлагаю я своего коня, это золото, свой меч и службу моего сына сроком на пять лет.

Карл взглянул на Раффа. Бледное лицо юноши было непроницаемо.

— Рафф?

— Решает не он, Карл. Я его отец.

Карл не смотрел на Фурнаэля.

— Рафф? — повторил он. — Ты хочешь ко мне в ученики?

Юноша так прикусил губу, что потекла кровь. Взгляд его медленно скользнул по матери… по отцу… и вновь возвратился к Карлу. Сделав шаг, он трясущимися руками протянул ему меч и кошель.

— Таково желание моего отца, господин.

— А твое?

Рафф обвел глазами брата, отца, мать, Брена. Почитать героя — одно. Оставить дом и семью — совсем иное.