Метатель. Книга 2 - Ник Тарасов

в сторону клеток, — они тоже вносят свой вклад. Конечно, не по своей воле, но кто сейчас живёт по своей?

Её слова резали по ушам, вызывая глухую злость. Эти люди… она считает их инструментами, вещами? Но я пока сохранял спокойствие. У меня ещё не было достаточно информации, чтобы действовать.

— Так что, Артём, — продолжила Лиза, останавливаясь и поворачиваясь ко мне, — твоя задача проста. Держись нашей стороны. Мы обеспечим тебя всем необходимым. И, может быть, даже подарим немного свободы.

Она улыбнулась, но улыбка эта была ледяной, без намёка на искренность.

Я кивнул, делая вид, что всё понял и согласен. Но внутри я знал, что этого лагеря — с его клетками, рабами и этой чёртовой иерархией — не должно существовать. Мне нужно было время. Время, чтобы выждать момент и перевернуть тут все вверх дном. И я знал, что этот момент скоро наступит.

Лиза смотрела на меня с таким выражением, будто всё происходящее вокруг было частью её грандиозного спектакля, где она играла главную роль. Её глаза горели — холодным, леденящим пламенем фанатизма, которое невозможно потушить. Это не просто женщина, потерявшая путь в новом мире. Это была актриса, режиссёр и зритель в одном лице, поставившая свою пьесу ради единственной цели — убедить всех, включая себя, что она всё контролирует.

— Ты, наверное, думаешь, что это всё жестоко, Артём, — начала она, меряя шагами площадь лагеря. Её голос был одновременно мягким и отрезающим, как острый клинок. — Думаешь, я чудовище, правда? Но посмотри вокруг. Разве этот мир не жесток? Разве не он диктует нам, как жить, как выживать?

Она сделала широкий жест рукой, указывая на клетки с людьми. Заключённые молча смотрели на неё, некоторые с ненавистью, некоторые со страхом, а кто-то — просто пустыми, выжженными глазами. Но Лиза не замечала их взглядов. Для неё они были статистами, декорацией её великого замысла.

— Этот мир стал таким, каким его сделала Система, — продолжила она, начиная ходить кругами. — Она установила свои правила, свои законы. Слабые умирают. Сильные правят. Разве не это она нам показывает каждый день? И разве не мы обязаны подчиниться этим законам? Или, — она резко обернулась ко мне, её глаза сузились, — ты считаешь, что можешь бороться с ней? Ты думаешь, что у тебя есть шанс победить её?

Я молчал. Отвечать на её вопросы не имело смысла. Всё это было не о диалоге. Это было шоу.

— Нет, — продолжила она, не дожидаясь ответа. — Ты не можешь. Никто из нас не может. Мы можем только приспособиться. Использовать то, что даёт Система, чтобы стать сильнее. Установить свои законы. И я установлю их.

Она остановилась, её взгляд стал жёстким, словно бритва.

— Я не собираюсь просто выживать, Артём. Я собираюсь стать вершителем судеб. Здесь, в этом мире, я буду богом для них всех. И ты, как никто другой, должен это понять.

Её голос набирал силу, он стал громче, резче, как будто она произносила речь перед армией. Её жесты были уверенными, словно у человека, который знает, что за ним стоят миллионы. Но здесь, в этом лагере, её поддерживали лишь несколько десятков подчинённых и клетки с пленными. Это был фарс. Но ей этого хватало.

— Этот лагерь — это только начало, — сказала она, широко разведя руки. — Мы подчиним ближайшие поселения. Мы соберём лучших, самых сильных. Тех, кто сможет бороться за меня. А остальных… остальных мы используем. Такова природа выживания. Ресурсы должны работать. Ты же это понимаешь? Ты же видишь, что это единственный путь.

Я видел. Видел её. Её уверенность, её фанатизм. И видел, как этот фанатизм затмил всё остальное. Она больше не думала, что делает что-то плохое. Она верила, что строит новый мир, где каждый на своём месте. Где её место — на вершине.

— Но для этого, — добавила она, её голос стал тише, словно она собиралась поведать мне что-то сокровенное, — мне нужны такие, как ты. Сильные. Решительные. Те, кто не боятся испачкать руки. Те, кто понимают, что ради нового мира нужно жертвовать старым.

Её слова тянулись, как паутина, опутывая меня. Я понимал, куда она клонит, но ничего не говорил. Лиза сделала знак рукой, и из одного из контейнеров вывели женщину. Она была измождённой, её лицо покрывали синяки, одежда разорвана, а взгляд… В нём не было ничего. Ни страха, ни надежды. Только пустота.

— Эта, — произнесла Лиза, указывая на женщину, — украла у нас хлеб. Она бесполезна. Никто из моих людей не хочет её. Она лишь ест и занимает место. Ты же понимаешь, что с ней нужно сделать⁈

Она шагнула ближе ко мне, её голос стал почти шёпотом:

— Возьми свой топор. Казни её. Покажи, что ты теперь с нами. Что ты принял наши правила.

Я стоял, сжимая топор в руке. Тишина вокруг была оглушающей. Даже пленники в клетках, казалось, замерли, ожидая, что я сделаю. Внутри меня боролись ярость и хладнокровие. Лиза продолжала смотреть на меня, её глаза горели ожиданием.

— Ты ведь не трус, Артём? — спросила она, её голос звучал так, будто она поддразнивает меня. — Докажи, что ты один из нас. Или… станешь следующим.

Её слова эхом отдавались в моей голове. Я понимал, что всё решится в этот момент. Её фанатичная вера в собственную правоту требовала жертв. И она хотела, чтобы я стал таким же. Чтобы я шагнул в её мир, в её законы.

Я поднял взгляд на Лизу, а потом на женщину, стоящую передо мной. Её глаза встретились с моими, и я увидел в них что-то, чего не ожидал. Она верила, что я не сделаю этого.

Лиза шагнула ближе, её голос стал шёпотом:

— Выбор за тобой, — повторила Лиза, её голос капал мёдом, но этот мёд был с ядом.

Моё сердце стучало так громко, что, казалось, его можно услышать в мёртвой тишине лагеря. Рука сжимала топор так сильно, что костяшки побелели. Я знал, что все вокруг смотрят на меня: её люди, запертые в клетках пленники, даже те, кто прятался в тени лагеря. Этот момент был решающим.

— И что ты думаешь? — наконец произнёс я, смотря прямо в глаза Лизы. — Что я приму твои правила? Стану таким же, как ты?

Её улыбка дрогнула, но не пропала. Она сделала шаг ко мне, её лицо