Стоянка запрещена (сборник) - Наталья Нестерова

Ветра по-прежнему не было. Снег посыпал крупный – с фалангу моего пальца. Не кружевные снежинки, а бугристые сгустки. Снежинки, наверное, слепились в атмосфере, приближаясь к земле. Но и то, что сыпалось, планируя, выглядело романтично. Мы несколько минут молча наблюдали, как оледенелые ветки покрываются белым снежным пухом. Наверное, деревьям это очень вредно, ветки сломаются под тяжестью. Зато очень красиво.

– Тебе будет гораздо легче, – сказала я. – И пожалуйста, не называй папу швалью. Тебе не подходит плебейская лексика, ведь ты – маленькая леди.

– Правда?

– Совершенно точно.

– Я ему однажды в лицо сказала, он чуть не заплакал.

– Попроси прощения.

– Ладно. Ася, вы не замужем, да? Почему?

– Нет рядом человека, с которым стоило бы связать судьбу.

– Не встретился или вы с ним поссорились? – задала девочка точный вопрос.

– Поссорились.

– Из-за чего?

– Из-за глупости. Расскажу тебе, – вдруг решилась я, – только строго между нами. Можешь смеяться.

– Не буду, – пообещала Настя.

Но когда я в лицах пересказала дурное кино в жанре комедии положений, Настя не удержалась от хихиканья.

– Это очень важно! – подражая взрослому голосу, сказала девочка.

– Что?

– Что вы сумели с юмором рассказать про ситуацию, которая вас па́рит.

– Мучает, – автоматически поправила я. – Парят в бане. Ах ты проказница! Вернула мне мою мудрую мысль.

– Ага! – весело согласилась Настя.

– Не загордись. Но честно говоря, я не подозревала, что с двенадцатилетней девочкой можно говорить практически на равных. Замёрзла? Давай свой рюкзак, натяни поверх перчаток мои варежки. Мне не холодно, я люблю, когда руки дышат. Провожу тебя, двинули к твоему дому.

– Ася, а почему бы вам не написать Косте письмо?

– В Австрию, на деревню, названия которой не помню?

– По электронке, – удивилась моей тупости Настя.

– Это мысль! – Я даже остановилась, поражённая. – Почему она мне самой не пришла в голову?

– Потому что влюблённые глупеют, – приплясывала на месте девочка. – Когда я втрескалась в Сашку Петрова, у меня даже «тройки» появились.

– Прибавили шагу, – скомандовала я, – ты закоченела. Дрыжиков поймала?

– Ага. Я ещё про сайт хотела сказать…

Настя дала толковые советы, но сайту вряд ли суждено появиться без финансовой поддержки Кости. «А шулерские десять тысяч, которые привезла Лара и которые бабушка спрятала между старыми квитанциями платежей за квартиру? – вспомнила я. – Будет справедливо и логично, если деньги из бюджета радиостанции пойдут на создание сайта одной из передач. Ай да Настя, ай да умница!»

Около её подъезда я спросила:

– Хочешь, поговорю с твоей мамой? Объясню, что нельзя ребёнка использовать в качестве орудия возмездия.

– Нет, – покачала головой Настя. – Она не поймёт, только хуже будет. Спасибо, я сама.

Договариваясь снова увидеться, я нисколько не кривила душой. С Настей было интересно. Да и общение хоть с одним слушателем «Словарика» мне только на пользу.

Письмо Косте я писала две недели. Мысленно – каждую свободную минуту, за обедами и ужинами, в транспорте и на улице. Отстукивала на рабочем компьютере и на домашнем. Если бы писала от руки – испортила гору бумаги. В новогоднюю ночь, когда бабуля ушла спать, а родители привычно ругали телевизионные программы, я отправилась сочинять. Сочинять, набирать на клавиатуре, потом всё удалить, чтобы написать новый текст и его стереть… Десятки, если не сотни, вариантов, и ни один не годится. Я измучилась до такой степени, что уже подумывала, не выплеснуть ли крик души в одном предложении: «Ты меня истерзал, проклятый!»

Настя прихворнула, и зимние каникулы в Москве отменились. Я навещала Настю дома. Мама девочки, Нелли, к моей радости, отсутствовала. Безропотную домработницу-молдаванку звали Женей, как выяснилось. Я рассказала Насте, лежавшей в постели, но уже без температуры, какое громадное значение в прошлых веках придавалось правильному обращению с прислугой. Из всех умений, которые прививали девочке: читать, считать в пределах тысячи, немного рисовать, немного играть на музыкальном инструменте, болтать на иностранном языке (про науку флиртовать я умолчала), главный упор делался на воспитании руководящих – применительно к обслуживающему персоналу – качеств. Причём, как ни странно, отсекались стремления к грубому командованию. Что у древних греков, что в викторианской Англии, что у плантаторов Америки с негритянскими рабами, что у русских дворян – картина один-в-один. От прислуги зависит благополучие твоего дома, эти люди тебе подчинены, но гордость имеют. За них нужно нести ответственность как за ограниченных в правах детей, быть строгими, но внушать сознание защиты, которую ты обеспечишь. Хамское отношение к прислуге появилось в начале прошлого века, когда нувориши, сами в прошлом дети кухарок, брали на службу бедняков и тешились властью.

– Если хочешь, я тебе подскажу, в каких книгах про это написано, – сказала я Насте. – А пока, маленькая леди, говорите домработнице «вы», называйте её по имени, когда обращаетесь, прибавляйте «пожалуйста» при просьбе. Есть ещё в русской речи вежливая форма с отрицанием. Надо бы откопать её истоки. Как спросить или попросить с отрицанием?

– Не знаю, – хмурится девочка.

– Ты идёшь по улице, ищешь парикмахерскую, останавливаешь прохожего и спрашиваешь…

– Что?

– Настя, думай!

– Где здесь парикмахерская?

– Грубо. Вежливый вариант, с отрицанием. Должно присутствовать «не».

– Не скажете, где здесь парикмахерская?

– Отлично, умница. Ещё?

– Не знаете, нет ли тут парикмахерской?

– Великолепно. И как чудно в нашей речи! Культурный человек спрашивает: «Простите, который час?» Равносильно: «Не скажете, который час?»

– А ему отвечают: «Не скажу!» – рассмеялась Настя.

– Проказница!

– Женя! – громко позвала Настя, и, когда домработница явилась, «аристократическим» тоном попросила: – Не будете ли так любезны накрыть нам чай? Столик принеси… принесите из гостиной. Пожалуйста.

Девочка «ручной сборки», как говорил Костя о достойных людях.

Женя с ходу не поняла, о чем её просят. Когда сообразила, на лице промелькнуло выражение удивлённого самодовольства. И мне пришли на память строки Некрасова: «Люди холопского званья сущие псы иногда. Чем тяжелей наказанье, тем им милей господа». Вслух я, конечно, цитату из «Кому на Руси жить хорошо» не произнесла. Рано Насте тонкости натур по другую сторону баррикад знать. Пусть хоть на своём месте не выглядит Салтычихой, вслед за мамой.

– Ася, что ответил Костя на ваше письмо? – спросила Настя, когда мы пили чай.

– Ничего не ответил. Я письма не написала и соответственно не отправила.

– Почему?

– Самый правильный журналистский вопрос – «почему?». Иногда мне хочется, чтобы журналистам, когда берут интервью у интересного человека, было позволено только спрашивать в нужных местах: «Почему?» А не самовыражаться.

– Ася! Не уходите от ответа. Почему вы не написали Косте? Потому что струсили?

– Подсказка не верна. Я пишу ему денно и ночно. Стоп! Есть такое выражение? «Ночно» звучит подозрительно.

– Да забудьте про свой русский язык!

– Как мой, так и твой.

– Почему не отправили?

– Потому что триста двадцать вариантов никуда не годились.

– Вы так думаете?

– Я.

– Ну и дура! Ой, простите! Не кажется ли вам, что вы несколько заблуждаетесь? Когда я Сашке Петрову, который целую четверть мне нравился, написала письмо, сразу разлюбила.

– Как говорится: мы стыдимся не своих любовных писем, а их адресатов. Но это не мой случай.

Странно повторяются школьные ситуации. Настя была влюблена в Сашку Петрова одну четверть. Дима Столов такую же четверть питал ко мне нежные чувства. Настя сбросила влюблённость как изношенные туфли, я расхлёбываюсь до сих пор.

– Пишите, что из головы идёт, – советовала Настя, – как в сочинении на свободную тему. «Как я провёл лето?», «Какие человеческие качества уважаю?», «Мой любимый герой», «Кем ты хочешь стать?» Вот ерунда! Ленка Прохорова мечтает моделью быть, а написала, что ветеринаром, собачек лечить. Все эти сочинения – сорок бочек арестантов.

Я с удовлетворением отметила использование Настей идиоматического выражения, о котором шла речь в моей передаче.

– Предлагаешь мне наврать?

– Предлагаю не молчать, написать, что пишется. Кто сказал, что молчание – золото?

– Не знаю. Боюсь, что имя автора утеряно.

– Он был кретином! – решительно заявила Настя. – Люди должны разговаривать. Папа молчал, молчал, а потом нас бросил. Почему он никогда не сказал маме, что его не устраивает? Может быть, они поговорили бы раз, другой, и всё стало хорошо.

– Твоего папу я не знаю, никогда не видела. Но что-то мне подсказывает: он совершал попытки, вёл разговоры, которых ты, естественно, не могла слышать. Бился, бился и – сдался.