Убийства, в которые я влюблен - Алфред Хичкок

Спустя некоторое время она встала и оделась. Он осознал, что, должно быть, опять задремал, когда она слегка потрясла его, чтобы разбудить. Было без четверти двенадцать.

На ней было белое с блестками вечернее платье. Волосы красиво причесаны. Шея белая и стройная, губы полные и яркие.

— Вставай, — сказала она, улыбаясь, — мы идем на вечеринку. Ты, наверное, захочешь надеть спортивный пиджак.

Когда они пришли, вечеринка была в полном разгаре. Билл Ренни, тип голливудского, любовника, приветствовал их. Чарлз заметил в глазах Ренни мелькнувший огонек насмешки… Гости были одеты так, как он и говорил. В комнате было человек пятнадцать, и разнообразие их туалетов простиралось от коктейльных платьев до брюк и купальных костюмов.

Чарлз отметил, что здесь были красивые женщины. Но не было ни одной красивее его жены. Он ощутил необъяснимое чувство печали.

Гости танцевали под архаичный граммофон, стоявший в углу. Билл танцевал с разными женщинами, оживленными и улыбающимися. А потом он танцевал с Лайзой, тесно прижав ее к себе. Он беспрерывно что-то шептал ей на ухо.

К трем часам большая часть гостей была пьяна. Одна эксцентричная темноволосая девица впала в истерику. Она любит своего босса, но, увы, он любит свою жену.

Чарлз смотрел, как его жена танцует с Ренни. Он видел, как она кивнула в ответ на что-то сказанное им. Она быстро отошла от Ренни и подошла к нему. Ее голубые глаза казались невероятно огромными на поразительно бледном лице.

— Я пойду ненадолго в нашу комнату, — тихо сказала она. — Мне нужно там взять кое-что и поправить помаду на губах.

— Конечно, — сказал он, — конечно.

Он сделал себе еще одну порцию напитка, но знал, что все имеющееся здесь виски не смогло бы избавить его от горького привкуса во рту.

В центре комнаты Билл Ренни вдруг прикинулся очень пьяным. Вплоть до этого момента он был совершенно трезв. Он слегка качнулся и сделал объявление:

— Прощай, жестокий мир, — сказал он, вслед за тем вскарабкался на подоконник и замер, готовый прыгнуть. Те, кто никогда не видели, как он прыгал в бассейн из своей комнаты, издали панические крики, а те, кто видел, — дико хохотали.

Чарлз мельком перехватил взгляд Билла, и увидел в нем насмешку. Ему все теперь было ясно. Лайза уже ушла; теперь Билл Ренни собирается присоединиться к ней. Он прыгнет в бассейн, гости закричат, ожидая увидеть его искалеченное тело внизу.

Билл Ренни должен был где-то встретиться с его женой. Чарлз рискнул и проиграл. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким старым, таким усталым.

Билл Ренни прыгнул с балкона в бассейн, выдающийся трюк. Кое-кто из гостей прилип к окну. Какая-то женщина завизжала, но это было не всерьез. Вокруг нее множество гостей оставались спокойными. Это было что-то вроде вставного номера в представлении.

Вдруг внизу, у бассейна, закричала другая женщина. Ее крик разорвал ночь, и во всем мотеле начали загораться окна.

Со всех сторон бежали мужчины. Они вытащили Билла Ренни из бассейна и положили его в ожидании «скорой помощи».

Он был жив. Обе руки были сломаны, на голове глубокая рана. Лицо его уже никогда не будет Прежним. Один из тех мужчин, кто вынимал его из бассейна, сказал:

— Ему повезло. В глубокой части бассейна все еще оставалось несколько футов воды. Это-то и спасло ему жизнь.

Прибыла полиция с сиренами, взорвавшими ночь. Они провели расследование и установили, что какой-то шутник открыл оба выпускающих крана и почти осушил бассейн.

— Это, должно быть, случилось в начале вечера, — предположил управляющий отелем. — Нужно несколько часов, чтобы настолько опустился уровень.

Чарлз Ханнафорд медленно направился в свою комнату.

Несколько часов, чтобы уровень воды в бассейне упал. Это примерно то время, когда он заснул вечером, сразу после обеда.

Очень тихо Чарлз вошел в комнату. Горела маленькая лампа, и он увидел свою красавицу-жену, она спала. Показалось ему, или действительно в уголках ее рта затаилась легкая улыбка?

Чарлз наклонился, поцеловал ее и ощутил пьянящее чувство триумфа. Нужно бороться, чтобы сохранить то, что имеешь.

Уэнзел Браун

Плохой бизнесмен

Мартин зло смотрел на натюрморт; прикрепленный к мольберту. Он знал, что обладает заурядным талантом. Давным-давно он расстался с надеждой стать знаменитым художником и смирился с положением второсортного мазилы. Однако иногда он кое-что продавал. Чаще, возможно, чем его дружок Натан, чьи мазки несмешанной краски и эксцентричные сюжеты только подчеркивали его заурядность.

— Он подошел к широкому окну-«фонарю» и прислонился к раме. Как-то нужно убить полчаса до встречи с Натаном в баре Падди. Там они пропустят несколько рюмочек перед регулярным турне по Городку.

Ниже этажом ему были видны увядающая герань и засохший плющ на террасе Брекхама. Укол зависти пронзил его при мысли о Чарльзе Брекхаме. Тот был высокого роста, атлетически сложен, с точеными чертами лица. Брекхам владел этим домом, и Мартину говорили, что он фигура на Уолл-стрите. Он слышал и другие слухи, будто недавно Брекхам растратился и находится в затруднительном положении и что большая часть имущества записана на имя его жены, Бетти, а она отказывается помочь ему.

Во всем остальном он мог бы завидовать Брекхаму, но определенно не хотел бы иметь такую жену. Бетти была увядающей блондинкой со сварливым характером и голосом нытика. Часто, стоя здесь у окна, он слышал перебранку супругов. Обычно ссора кончалась тем, что Брекхам хлопал дверью, заглушая звуки рыданий Бетти.

Как раз этим они сейчас и занимались, и довольно энергично. Только сегодня их голоса звучали по-другому. Голос мужчины был спокойнее, чем обычно, и с нотками издевки. Голос женщины был напряженным, истеричным, словно она была чем-то напугана.

Мартин перегнулся через окно, чтобы разобрать слова.

— Возьми жемчуг, — говорила она, — он должен стоить тысячи две. Возьми все, что хочешь. Я никому не пожалуюсь, если ты только уйдешь и оставишь меня в покое.

Ответ прозвучал лениво-протяжным голосом:

— Какой мне прок от жемчуга? Я не имею ни малейшего представления, где его продать. Все знают, что я плохой бизнесмен.

Потом раздались другие звуки, трудно определимые. Крик, который прервался, едва возникнув, затрудненное дыхание, что могло бы быть выдохом при боли, вслед за тем глухой звук, как от соскользнувшего на пол тела.

Мартин напряженно вслушивался. Несколько минут было тихо. Потом где-то мягко закрылась дверь, и вниз по лестнице раздались легкие быстрые шаги.

Мартин оставался неподвижным, его сердце болезненно колотилось, руки дрожали. Внизу совершено убийство? Если так, то его долг сообщить в полицию, но эта мысль ужаснула его. Он ощущал себя робким, слабым человеком. Что, если он ошибся? Он представил себе грубые голоса полицейских, их насмешки и презрение. Даже если он прав, смог ли бы он противостоять такому человеку, как Чарльз Брекхам? В глубине души он был твердо уверен, что Брекхам каким-нибудь образом все повернет против него. Его даже могут обвинить в преступлении.

Легкий стук в дверь костяшками пальцев вывел его из тяжелых раздумий и поверг в панику. Но это был лишь управляющий домом, который пришел починить протекающий кран. Мартин наблюдал за его работой и заплатил щедрые чаевые. Он подумал было о том, чтобы рассказать об услышанном, но инстинктивная осторожность заставила его промолчать. Это было не его дело, и он не хотел вмешиваться.

В Падди-Бар он пришел на несколько минут позже. Натан выбрался из круга развеселых выпивох и сжал Мартина в буйных объятиях.

— Марти, мой мальчик, сегодня мы празднуем. Я только что продал картину. Мы обойдем все бары в Городке. Что скажешь, старина?

Мартин вяло протестовал. Каждый раз, когда Натану удавалась продажа, он тратил все деньги за одну ночь.

— Деньги для того и созданы, — прервал его Натан. — Легко наживаешь, легко тратишь. Таков мой девиз.

Мартин намеревался посоветоваться с Натаном, но не было возможности это сделать, не выложив всю историю перед полудюжиной людей.

По мере того как выпивка набирала темп, он почти забыл о Брекхаме, а когда вспоминал, то подробности услышанного были туманными и нечеткими, как в полузабытом сне.

Но сон тот оказался кошмарной реальностью. Когда он пришел домой, там все кишело полицейскими. Может быть, если бы он был более трезв, он бы рассказал им правду. Но он изрядно выпил и был уверен, что они его поймают на чем-нибудь. Так что он придержал язык и заявил, что ничего не слышал.

Он ожидал, что полицейские будут допрашивать его, но все прошло как по маслу. В течение следующей недели лейтенант Пейсон из отдела по расследованию убийств несколько раз заглядывал, чтобы уточнить его рассказ, но он сам обрек себя на молчание, и теперь другого выхода не было. Да и зачем бы ему говорить? Он ничего не выиграет от того, что все сообщит полиции.