Конструктор живых систем: Красный лед - Алексей Птица

Мне достался билет с цифрой двадцать два, у Петра — двадцать три, а у Эльзы — двадцать четыре, так мы и разместились, друг за другом, оставив Женевьеву в гордом одиночестве, вернее, в окружении весьма немолодой супружеской четы, что также решили совершить полет на склоне лет. Оглянувшись на неё, я увидел довольный и чуть насмешливый взгляд, говоривший: а я знала и купила лучшее место.

Пожав плечами в стиле «кто бы сомневался», я отвернулся к иллюминатору, за которым пока виднелись только собравшиеся вокруг зеваки, да ожидающие своего времени очередные желающие полетать на дирижабле. Как только все уселись на положенные по билетам места, механик запустил основной двигатель, отчего весь корпус дирижабля задрожал мелкой дрожью. В гондоле вибрация сначала ощущалась довольно сильно, но с каждой минутой она всё уменьшалась, становясь незаметной по мере того, как двигатель переходил на нужные, штатные для него обороты.

— Господа, будьте внимательны, мы начинаем отрыв! — провозгласил старший стюард, и многие пассажиры после его слов невольно вцепились в поручни своих стульев или кресел. Я бы тоже это сделал, но чувствуя спиной насмешливый взгляд графини, воздержался от инстинктивного порыва. Нечего показывать труса.

В это время звук двигателя внезапно стал тонким и приглушенным, и дирижабль, неожиданно для всех, стал подниматься. Все резко приникли к иллюминаторам, и сначала картинка за окнами как бы увеличивалась, но сразу же начала уменьшаться, и чем дальше, тем стремительнее. Мы поднялись метров на двести вверх, и на этой высоте дирижабль застыл, дав пассажирам возможность привыкнуть к ощущению огромной высоты птичьего полёта.

За иллюминаторами проплывали белые облака, вдалеке чернели на рейде фигуры броненосцев, больше похожие на утюги, и метались над волнами вездесущие чайки.

— Господа, наш дирижабль поднимется ещё на двести метров вверх, после чего начнёт неспешный облёт всех достопримечательностей нашей столицы и ближайших окрестностей, ровно через тридцать минут мы вернёмся к месту нашей стоянки. Приятных вам ощущений, господа!

После этих слов дирижабль стал подниматься ещё выше, медленно двигаясь вперёд.

— Ух ты! — вырвалось у меня, и такой же возглас издал и Пётр. Мы во все глаза старались получше рассмотреть в иллюминаторы достопримечательности, которые лежали под нами, как на ладони. Они величаво проплывали внизу, показывая себя во всей красе. Глядя на них, я ощущал полный восторг, не хватало только близкого человека, с которым можно было разделить свою радость.

Рядом находился друг, с которым мы и обменивались впечатлениями, но… не выдержав, я обернулся назад и, встретившись взглядом с Женевьевой, улыбнулся ей, ощущая в своей груди какой-то просто невероятный трепетный восторг. Голова кружилась, и весь мир играл яркими красками, надеюсь, она тоже испытывала похожие чувства.

Дирижабль продолжал плыть над городом, а мы смотрели вниз, любуясь его красотами. На этой высоте изредка появлялись птицы, но в основном они летали ниже. Тут дирижабль стал поворачивать и устремился в сторону Балтийского моря, показывая сверху все форты Кроншлота и замёрзший Петровский залив.

На его льду то здесь, то там, чернели крохотные точки отважных рыбаков, что баловались зимней рыбалкой, хоть и стояли сильные морозы. В гондоле тоже чувствовалась прохлада, несмотря на то, что её отапливал специальный паровой котёл, но холодный ветер, что царил на этой высоте, да и сама скорость дирижабля позволяла холоду проникать в малейшие щели и выдувать из неё тепло.

Пролетев над Петровским заливом, дирижабль вновь поменял направление и, ускорившись, начал двигаться в сторону Петергофа. Скорость он набрал весьма солидную, и вскоре мы уже любовались красотами загородной резиденции склавских императоров.

Какое-то время мы проплывали над ним, после чего дирижабль вновь развернулся и, взяв обратный курс, полетел с самой быстрой скоростью, на которую только оказался способен. Это оценили все пассажиры, отчего послышались удивлённые и восхищённые вздохи и оханья, в основном, со стороны женщин.

Гувернантка Эльза в полном восторге смотрела вниз и постоянно что-то восклицала, но на немецком языке, найдя общий язык с Петром, который её понимал, а я нет. Я несколько раз кидал взгляд на Женевьеву, но она не смотрела на меня, а любовалась видами проплывающего внизу города. Эх….

Разогнавшись, дирижабль заскользил в сторону Марсового поля, и минут через семь, подлетев ближе, стал сбавлять скорость. Вскоре он и вовсе завис над землёй, включились дополнительные двигатели, с помощью которых летательный аппарат стал медленно опускаться на специальный помост, где и фиксировалась гондола. Толчок, короткий неопасный скрежет, и мы оказались надёжно пришвартованы к помосту.

— Господа, наш полёт подошёл к концу, прошу всех на выход! — объявил старший стюард, а младший принялся тут же открывать входную дверь.

Пассажиры стали вставать со своих мест и, проходя мимо обоих стюардов, благодарить их.

— Прекрасно! Восхитительно! Неповторимо! Выше всяких похвал!

Мы с Петром тоже встали и двинулись к выходу, вслед за поднявшейся раньше Женевьевой и её гувернанткой, и вскоре вышли наружу, оказавшись в своём привычном мире.

— Разрешите вас проводить? — набравшись смелости, подскочил я к Женевьеве, немного смущённо смотревшей на меня. Наверное, она сама не знала, как ей поступить дальше.

— Только до извозчика, не забывайте о приличиях, — строго сказала она мне, краем глаза при этом следя за гувернанткой, что стояла тут же.

— Безусловно. Благодарю вас, Женевьева, за оказанную мне честь!

Пётр только хмыкнул и чуть отстал, когда я пошёл рядом с Женевьевой, не пытаясь взять её под руку. Сзади нас пошла Эльза, а за ней уже Пётр. Извозчиков на Марсовом поле стояло огромное количество, даже имелись на автомобилях, но Женевьева не спешила, медленно выбирая себе наиболее подходящего, следуя рядом со мной.

— Вам понравился полёт, графиня?

— Мне да, а вам?

— Мне тоже, даже очень. Я рад, что мне повезло с вами столкнуться и тем самым получить возможность полетать вместе на дирижабле.

— Я же говорила, что вы это подстроили, Фёдор!

— Нет, что вы, это невозможно, — запинаясь, стал оправдываться я, становясь пунцовым от смущения.

Женевьева же искоса смотрела на меня, явно наслаждаясь своим положением.

— Ну, вы же только что в том признались?

— Нет, я просто хотел сказать, что мне очень понравился полёт, и я очень рад, что повстречал вас сегодня, и вообще увидел вас. Завтра я уезжаю на каникулы и…

— А вот и извозчик, который мне больше всего подходит, спасибо вам, Фёдор, но мне пора, увидимся на занятиях после каникул.

—