Круглые кубики - Анна Мосьпанов

История Антонии была чем-то вроде факультетской былины, передаваемой из уст в уста.

Девочка эта была единственным залюбленным ребенком в очень обеспеченной семье. Папа – владелец собственного бизнеса, мама что-то такое делала для души – не то рисовала, не то стихи писала. Ребенку с детства прочили блестящую карьеру. Девочка была действительно очень способная, хваткая и к тому же усидчивая. Антония прекрасно училась в школе, проявляя способности как в точных, так и в гуманитарных науках, занималась дзюдо и зачем-то учила португальский. Разносторонняя девочка росла, на радость маме с папой.

Закончив гимназию, Антония захотела стать психологом, но папа не разрешил. Ну что это за профессия такая – психолог? Тесты будешь делать? Девиантное поведение подростков изучать? Или с этими, как их, странными, нетрадиционной ориентации, работать? А может, нервенных дамочек в период менопаузы из стресса выводить? Много сейчас этих психологов развелось. Психологи, терапевты, сексологи какие-то. Тунеядцы. Тунеядцы и позор. Работать надо, и все будет хорошо, а не страдать по всяким несуществующим поводам.

Строгий и авторитарный папа, хозяин крепкого семейного бизнеса, переходящего из поколения в поколение, настаивал на своем. Яркий приверженец протестантской этики, основанной на аскезе и трудолюбии, он и слышать ничего не желал о психологах, тестах, депрессиях и терапиях. Как девочка ни уговаривала, папа был непреклонен.

Нет, и все тут! Юридический. Только юридический. Только адвокат. Достойное будущее, красавица-дочка, гордость мамы с папой. Девочка побунтовала-побунтовала – да и согласилась.

Четыре семестра оттрубила. Когда я поступила, она как раз сдавала промежуточный экзамен. И сдала, причем с очень хорошим результатом. Все это, правда, со слезами, на грани срыва, с полным отвращением к тому, что делает. А потом все же собралась с духом, сказала папе, что так дальше не пойдет, лишилась родительской благосклонности и бросила университет.

Встал вопрос, что делать теперь. Антония решила попробовать себя в рекламе. Для этого нужно было снова учиться. Она пошла на полугодичные курсы, где училась хорошо, но без огонька. Папа покричал, ножкой потопал – да и успокоился. Реклама в конце концов – это не так уж и плохо. Не адвокатура, конечно, но лучше, чем вообще ничего.

Периодически она приезжала в университет, с сожалением смотрела на нас, измученных тяжелой зубрежкой, которой, казалось, не было конца, и рассказывала о том, что специализируется теперь на медиапланировании рекламных кампаний, занимается расчетом эффективности размещения плакатов в различных районах города и что все это намного интересней и разнообразней сухих параграфов бесчисленных законов.

Многие считали Антонию не совсем адекватной – ну ушла и ушла, твое дело, в конце концов. Только зачем бесконечно приезжать туда, откуда ты бежала, сломя голову, зачем рассказывать всем, как тебе сейчас хорошо и как плохо тем, кто остался?

Я же была уверена, что Антония просто ищет себе оправдание и пытается понять, правильно ли поступила, пойдя наперекор родителям и плюнув на несколько лет нелегкого и порой достаточно монотонного студенческого труда. Мне, наверное, как никому другому были понятны ее метания – я однажды поставила свою жизнь вверх тормашками, начав в новой стране с чистого листа, обнулив все счета и твердо решив не оглядываться назад. Поэтому Антонию не осуждала и даже в какой-то степени симпатизировала ее смелости.

Это ж насколько уверенным в себе человеком нужно быть, чтобы бросить престижнейший факультет, обеспечивающий прекрасное будущее, и уйти в пусть и модную, но очень нестабильную рекламную сферу? Собственно, на этой почве мы и сблизились. Я сама предложила ей как-то пойти в ресторанчик, поболтать. Сказала, что мне интересны мотивы ее поступка и я ее совершенно не осуждаю. Она охотно согласилась на мое предложение, и с тех пор мы начали общаться – нечасто, но к обоюдному удовольствию.

Периодически мы перезванивались. Так я узнала, что она закончила свои курсы и устроилась на работу в одно из самых значимых рекламных агентств нашего города. Потом Антония на некоторое время пропала. С полгода ни слуху ни духу. Появившись, она рассказала, что что ей страшно осточертело это планирование с медиа вместе, что сидит она там до девяти вечера каждый день, что от цифр в глазах рябит и хочется выть на луну. Но у папы же больное сердце. И он так гордится, что доченька работает в престижном агентстве! Всем друзьям рассказывает, визитку ее демонстрирует и всячески гордится.

Но ей все время хочется чего-то совсем другого… А вот чего?

– Может, тебе в университет снова пойти? – рискнула я тогда предложить. – Ну черт с ней, с этой юриспруденцией, в конце концов. Подумай, к чему душа лежит, и вперед! Ну не знаю, может, ты экономистом хочешь стать, или дизайнером, или фотографом. Может, еще кем-то. Это тебе решать, но образование какое-то получить нужно.

Она обещала подумать и снова пропала.

И вот как-то душным воскресным вечером Антония позвонила и предложила встретиться немедленно, на пирсе у реки. Там можно посидеть, свесив ноги в воду, покурить, поесть мороженого и все обсудить.

– А до утра это не подождет? – вяло поинтересовалась я, уже зная ответ. Антонии не терпелось поделиться чем-то очень важным, причем немедленно. Мне самой было прекрасно знакомо это ощущение внезапно появившейся идеи, которая захватывает тебя целиком, заставляет мгновенно проигрывать в голове сотни различных комбинаций, лишь бы найти одно единственно правильное решение. Попросить человека в этот момент подождать до обеда, до утра, до воскресенья – все равно что выдернуть штекер из розетки. Лампа есть, а света нет.

– Через полчаса буду, – ответила я сама себе и начала собираться.

Когда я приехала к реке, Антония была уже там.

Издали она напоминала гусыню. Маленькая, аккуратно уложенная головка, рассыпчатые черты лица – как крупа по столу, реденько да невзрачно, широкие плечи пловчихи, объемное, скорее даже овальное туловище без всякого намека на талию, переходящее в удивительно стройные, филигранной формы ноги.

Ноги Антонии явно предназначались другой женщине – длинноволосой, полногрудой, с тонкой талией и округлыми бедрами. Такой красотке они бы определенно подошли.

Но в какой-то момент пасьянс наверху сложился причудливым образом, и дивной красоты длинные и стройные ножки достались невнятной внешне, постоянно мечущейся в поисках своего «я» девице.

Как распорядиться подобным богатством, Антония толком не знала, юбок по причине отсутствия талии не любила, платьев боялась как чумы, помаду использовала несколько раз в жизни – на торжествах, посвященных окончанию гимназии, и когда отец, открывая очередной филиал своей фирмы, в приказном тоне потребовал, чтобы дочь выглядела прилично.

Но даже в обычных узеньких джинсах, обтягивающих стройные бедра, смотрелась Антония просто божественно. Человек, увидевший впервые эти длиннющие ножки, словно вылепленные рукой грамотного скульптора с прекрасным знанием анатомии, уже не замечал ни блеклых, цвета пересохшей соломы волос, ни крупных, почти мужских рук, ни явного неумения подать себя.

Такая удивительная, совершенно метафизическая привлекательность от природы при заурядной внешности делала Антонию еще более загадочной в глазах ровесников, не говоря уже о мужчинах постарше.

Впрочем, ее саму мало интересовали мужчины и все эти межполовые скачки, обнюхивания и облизывания существ противоположного пола, вся суть которых сводилась, по ее мнению, исключительно к кратковременному получению физической разрядки. А раз все настолько примитивно и просто, то зачем тратить время на прогулки, перемигивания и перешептывания? Нравится человек, так подойди, познакомься и скажи, что да как. Ответят тебе взаимностью – хорошо и даже отлично. Не ответят – еще лучше. Чего время-то тратить? Его, время, лучше использовать по назначению. На построение карьеры и поиски себя, например.

Такая вот странная, инопланетная Антония ждала меня на пирсе в душный летний вечер. Девушка – цель. Девушка – движение. Девушка – противоречие.

Увидев меня, Антония безо всяких предисловий и реверансов заявила:

– Хорошо, что ты пришла. Думаю, только ты меня и поймешь. Остальные скажут, что я больная.

После этого она мне рассказала, что решила заняться альтернативной медициной. И что хочет работать с людьми и помогать, и всегда хотела, и поэтому, собственно, выбрала психологию, но папа… Ты же все знаешь… А здесь такие неисчерпаемые возможности – и иглоукалывание, и фитотерапия, и массаж, и камни специальные подогретые на спину нужно класть, и землей себя посыпать, и медом…

Но больше всего ее прельщал массаж.

– Мика, ты не представляешь, сколько видов этого самого массажа существует. И какие чудеса можно делать. Калек на ноги ставить! Радость дарить…