Мир фантастики 2014. На войне как на войне - Дивов Олег Игоревич

«Стоит обратить внимание на мемуары непосредственного участника событий, генерала Конрада Маркса, – выводил Павел Алексеевич. – В те роковые времена – заурядного офицера-танкиста. Он прямо указывает на некую миссию, которую ему, увы, не удалось завершить. При этом особый интерес вызывает и тот факт, что, попав в плен, – Чернягин взял слово «плен» в аккуратные кавычки, – этот никому не известный армейский офицер был тут же доставлен в штаб армии, а через очень короткое время оказался в военной антифашистской организации, руководимой ещё одним участником заговора, генерал-фельдмаршалом Паулюсом. Стоит ли удивляться, что спустя месяц после этого в организацию вступил и наш старый знакомый, генерал Хельмут фон Майнцдорф?!»

Павел Алексеевич отложил авторучку, прочитал текст и удовлетворённо потёр руки. Он предвидел, сколько возмущения среди коллег должно вызвать его фундаментальное исследование, труд всей его жизни. Но, как говорится, «Платон мне друг, но истина дороже». Он еще раз взглянул на последние строки, готовясь «вытащить туз из рукава» и тем пресечь возможные упрёки.

Чернягин зачем-то разгладил и без того ровный лист и вновь принялся за работу: «Ответ на эту загадку мы находим в воспоминаниях еще одного действующего лица этой туманной истории – бригадного генерала армии обороны Израиля, Иоханана Гершельзона, в те дни лейтенанта Советской армии, служившего в том самом гаубичном дивизионе, на позиции которого и перешёл с тайной миссией гауптман Маркс. И не просто служившего, а взявшего «в плен» этого немецкого офицера.

Вообще, сложно представить себе кавалера двух железных крестов, добровольно сдавшегося какому-то еврею. Но все становится на свои места, если мы принимаем за очевидное, что гауптман ехал не воевать, а выполнять порученную ему генералом Майнцдорфом секретную задачу.

Автор этих строк лично встретился с внуком генерала Иоханана Гершельзона, Иосифом Гершельзоном, который рассказал, что его дед, вспоминая о тех роковых днях, неоднократно упоминал о неких бумагах, предусмотрительно захваченных гауптманом Марксом. Увы, сейчас обнаружить эти бумаги не представляется возможным. Очень жаль, ибо именно они могли бы пролить свет на этот ключевой эпизод операции «Кульнев».

Чернягин сделал пометку на полях: «Приложить фотографии И. Гершельзона из личного дела, а также фото И. Г. в генеральской форме армии обороны Израиля».

Написав это, он задумался, как лучше упомянуть, что спустя три года после окончания войны этот боевой офицер, кавалер четырех орденов и семи медалей, секретным постановлением ЦК был направлен в Израиль. Не эмигрировал, а именно был направлен. В архиве он обнаружил документы о присвоении Ивану Иосифовичу Гершельзону воинского звания «майор» в 1949 году. Уже после отправки! Значит, опять миссия?

В задумчивости он сжал голову руками, воскрешая в памяти описываемые на страницах, знакомые с детства места: поросший сиренью островок между старицей и основным руслом студёной даже летом реки, высота сорок четыре, на которой молоденький лейтенант Гершельзон встречался с тайным посланцем генерала фон Майнцдорфа… Медузын мост… Занятно, в детстве это название ничуть не смущало его. А ведь, если задуматься, на сотни километров вокруг не было ни одной медузы. Интересно выяснить, почему его так величают. Но это как-нибудь потом…

– Дедушка! – Дверь кабинета приоткрылась. – А скажи, был такой ефрейтор Шикльгрубер?

В комнату заглянула его любимая внучка, держа заложенную пальцем книгу в ярком переплёте.

– Да, был, – отвлекаясь от своих размышлений, кивнул Павел Алексеевич. – А почему вдруг тебя это заинтересовало?

– Я тут одну книжку читаю. Там этот ефрейтор в Первую мировую ослеп после газовой атаки, но очень хочет рисовать. Он талантливый художник, однако его не признают. Все только и говорят о каком-то реванше, о войне. А он им о том, как этот мир богат красками…

– Маруся, ефрейтор Шикльгрубер – это Адольф Гитлер. Что за ерунду ты читаешь?!

– Это книжка по альтернативной истории, – испуганно пискнула девочка, понимая, что отчего-то вызвала гнев деда.

– Мария, я запрещаю тебе читать подобную ерунду! История – это серьезная наука. Наука о фактах! Понимаешь, о фактах. Возможно, это величайшая наука! Важнейшая для всего человеческого сообщества. Поскольку она изучает реальную, понимаешь, реальную, а не какую-то альтернативную жизнь этого сообщества. Это наука, которая учит жизни. И высший критерий её, – Павел Алексеевич Чернягин поднял указательный палец, – высший ее смысл – истина!

Алексей Ивакин

Сбыча мечт

Музыка стучала по вискам – тыц, тыц, тыц, – а огоньки гирлянд играли по хрустальным краям пепельницы.

Двое сидели и разговаривали.

– А я тебе говорю, что вермахт не принимал участия в военных преступлениях! Эсэс – может быть! ¨! А вермахт – нет. Это же обычные люди! Как все! Как ты и я! Ну вот разве тебе в голову придет кого-то просто так убить?

– Мне – нет, – пьяно мотнул головой собеседник. – А немцу, немцу могло в башку прийти такое?

– Национальность тут ни при чем! – Оратор был толст, очкаст и весел. – Выродки есть везде! Но за эту выродость…

– Чего? – удивился тощий, длинный и унылый.

– На этих выродков, – поправился толстый, – всегда найдется управа. Вот смотри – литовцев, убивавших детей ломами, даже в СС не брали. Каминского с Дирлевангером расстреляли, кажется. Да?

– Ты же у нас спец… Значит, расстреляли, – согласился тощий.

– Так вот, о чем это я?

– О вермахте! – поднял указательный палец тощий.

– Они не преступники! Если бы немцы завоевали сталинщину, может быть, мы бы лучше жили, да?

Тощий опять кивнул. И уронил на джинсы толстый шматок пепла. Пепельница продолжала блистать отблесками веселья.

Тыц-тыц-тыц-тыц!

– Жаль, жаль! – вдруг всхлипнул толстый и обхватил голову руками.

– Что жаль? – Тощий был все же чуть трезвее.

– А ведь пили бы сейчас не балтийское пойло, а настоящую «Баварию»! И жидов бы у власти не было бы!

– Так ты возьми «Баварию»! – широко махнул рукой длинный. – Я вроде видел в меню!

– Во-первых, она дорогая. Во-вторых – ненастоящая! Она тут, в Волгограде, делается. У «Красного Октября».

Он осторожно ударил пухлым кулачком по столу. Стаканы не содрогнулись. А потом пришло внезапное опьянение.

– Лан… Я дмой… – пробормотал тощий. – И так жена наругается, что с запхом пршол.

– Иди… – согласился толстый. – А я посижу еще. Много думать надо!

Тощий поднялся и – едва не опрокинув стул – пошатался к выходу.

Толстый махнул сначала ему рукой, потом официантке:

– Еще политра, пжалста…

И закурил.

Потом прикрыл глаза.

Тыц-тыц-тыц-тыц!

Ну а на самом деле бухгалтер Боря Волков очень сожалел, что немцы не взяли тогда Москву. Пришел бы конец этой проклятой Россиянии под смешным названием эсэсээрия. Или наоборот? Да какая разница?!

Боря закрыл глаза и представил…

Факельное шествие по Красной площади…

Марш эсэсовцев, чеканящих шаг по Дворцовой…

Грозный «Хорст Вессель» в шесть утра над всей Европой…

Памятники «Тиграм» на безбрежных просторах Руссланда…

Гигантские головы немецких солдат на границе с Сибирью…

Эстетика Третьего рейха завораживала, привлекала, зачаровывала! Ну почему, ну почему мы проиграли?!

Тыц-тыц-тыц-тыц!

– Борис Волков? – тронул парня кто-то за плечо.

Он немедленно открыл глаза и уставился на незнакомца. А не… На двоих незнакомцев. Оба были похожи. Крепкие, стройные, голубоглазые, с волевыми лицами и мужественными глазами. Настоящие арийцы из «Триумфа Воли».

– Разрешите? – И, не дожидаясь разрешения, оба сели за стол.

– Вы – Борис Волков? – еще раз спросил один из незнакомцев.

– Да… А что? – нетрезво, но твердо ответил Боря. Предательски задрожал в венах адреналин.

– Приятно познакомиться, – дружелюбно ответил незнакомец. – Алексей. А это – Валерий, – махнул он рукой на второго.