Том 11. Неопубликованное. Публицистика - Аркадий Стругацкий

– Мы ничем не можем помочь ей? – почему-то шепотом спросил Михаил Петрович.

– Не знаю. – Беньковский вдруг яростно дернул себя за бороду. – Не знаю! Я даже не знаю, что с ней. Сломан позвоночник, ребра... Вся левая часть тела – сплошной волдырь... синий волдырь. Если бы она хоть на минуту пришла в себя, сказала бы, что нужно сделать... Такая неудача! Больше всех пострадал врач...

Он опустил голову и устало добавил:

– Впрочем, это лучше, что она без памяти. Теперь уже все равно.

Раздался тихий металлический звон. Дверь, ведущая в кормовой отсек, распахнулась, и в кабину шагнул Ван Лао-цзю – осунувшийся, пепельно-серый, с плотно сжатыми запекшимися губами. Его узкие, потонувшие в воспаленных веках глаза на мгновение задержались на кресле, в котором лежала Валентина Ивановна. Михаил Петрович шагнул к нему. Ван слабо улыбнулся.

– Очень рад, Миша, – сказал он. – Очень рад, что ты на ногах.

Он облизнул губы, сморщился, точно от сильной боли, и проговорил:

– Давайте сядем, товарищи, и кое-что обсудим. Дело в том, что мы падаем.

2. МЕЖПЛАНЕТНЫЙ БАКЕН

– Падаем? – спросил Беньковский. – Куда?

Северцев стиснул руку Михаила Петровича. Ван, с видимым трудом переставляя ноги, подошел к креслу, с которого только что поднялся Михаил Петрович, и сел, неестественно выпрямившись.

– Куда мы падаем? – снова спросил профессор. – На Ио? На Мальхиору?

Ван медленно покачал головой.

– Нет.

– Значит...

– На Юпитер.

На минуту воцарилось молчание. «О-о-о... о-о-о...» – тихо стонала Валя. Михаил Петрович слышал, как тяжело и часто дышит Ван. Беньковский закручивал бороду в косички. Северцев стоял, покачиваясь, подняв к потолку посеревшее, забрызганное кровью лицо.

– Вероятно, налетев на метеорит, мы потеряли скорость и направление. Может быть, есть и другие причины. Сейчас звездолет движется через экзосферу Юпитера. Точно определить скорость мне не удалось, но во всяком случае она не превосходит двадцати километров в секунду.

Северцев протяжно свистнул.

– Верная гибель, – пробормотал он.

– Верная гибель, – бесцветным голосом повторил Ван. – Особенно, принимая во внимание, что всех наших запасов горючего едва хватило бы, чтобы прибавить еще три-четыре километра. Мы много израсходовали, когда шарахались из стороны в сторону в метеорном потоке.

Все опять замолчали.

– А... Неужели двадцати с лишним километров в секунду недостаточно, чтобы оторваться от Юпитера?

– Двадцать с лишним километров! – дрожащим фальцетом выкрикнул Северцев. – Это же не Земля! Понимаешь, Миша? Не Земля! Забудь про Землю. Мы над Юпитером, и только чтобы не упасть на эту проклятую планету и вечно кружиться вокруг нее, нам нужно минимум сорок три километра. Понимаешь?

– Понимаю, не кричи, – холодно остановил его Михаил Петрович.

– Мы идем по спирали, – Ван описал пальцем закручивающуюся спираль, – и через два-три оборота врежемся в метановые облака.

– И сгорим, – с нервным смешком добавил Северцев.

– На такой скорости и против вращения – сгорим, – согласился Ван. – Но можно принять меры...

–  Н у ж н о  принять меры. – Беньковский твердо посмотрел Вану в глаза. – Нужно постараться затормозить и...

– Зачем? – Северцев протянул к нему руки. – Мы обречены. Так уж лучше сразу...

Михаил Петрович раскрыл было рот, но профессор опередил его.

– Что значит «лучше сразу»? – крикнул он. – Почему это «лучше сразу»? Вы понимаете, что вы говорите, Владимир Степанович? Я не узнаю вас! Нам на долю выпала возможность первыми заглянуть в недра гиганта Джупа, а вы хотите добровольно отказаться от нее? Мне стыдно за вас. Ученый, межпланетник...

– Я хочу сказать, – упрямо проговорил Северцев, – что нет никакого смысла оттягивать неизбежную гибель. Это жестоко хотя бы по отношению к Вале!

Все невольно оглянулись на покрытое простыней тело женщины.

– Говорите за себя, когда говорите такие вещи, – после короткой паузы, понизив голос, сказал Беньковский. – Я уверен, что если бы Валентина Ивановна была в сознании, она ни за что не встала бы на вашу точку зрения.

– Браво, профессор, – серьезно сказал Михаил Петрович. Он сопнул, скосил глаза и потрогал свой чудовищно распухший нос. – Будем стоять до конца!

Северцев пожал плечами и отвернулся. Ван безучастно поглядел на него из-под опущенных век.

– Значит, решили? – проговорил он. – Хорошо. Я выжму из двигателя все, чтобы затормозить. Впрочем, за успех не ручаюсь.

– Разве управление работает? – встрепенулся Михаил Петрович.

– Да... Я наладил там кое-что.

– Тогда... – Михаил Петрович смущенно переступил с ноги на ногу. – Тогда мне не совсем понятно...

– Что именно?

– Прошу прощения. Может быть, я говорю глупости, но... Слушайте, если управление в порядке, то почему мы должны обязательно погибнуть? Почему бы нам не сесть на Юпитер?

Северцев сморщился, как от кислого, и махнул рукой. Беньковский оторопело дернул себя за бороду.

– То есть... как это – сесть?

– Да так. Как обычно садятся. Как садятся на Марс, на Луну, на...

– Сесть на Юпитер?

– Да, на Юпитер. – Михаил Петрович говорил неуверенно, чувствуя, что «дал маху». – Разве нельзя?

– Милый юноша, – важно и с некоторым оттенком сострадания в голосе сказал Беньковский, – на Юпитер сесть невозможно, потому что... О, мой бог, ну просто потому, что негде!

– Негде? Что там, скалы? Поверхность расплавлена?

– Нет. На Юпитере нет скал. И нет расплавленной поверхности. На Юпитере нет ничего, поэтому и сесть негде.

– Ага... – Михаил Петрович растерянно глядел на всклокоченную бороду профессора. – Нет, ни черта не понял, простите.

Северцев подошел к нему.

– Ведь это большая планета, Миша. Понимаешь? Большая!

– Ну... понимаю. Большая. И что же?

– А то, что под нами, до самого центра планеты – водородная бездна. Пропасть глубиной в семьдесят тысяч километров, заполненная сжатым водородом! Понимаешь? Здесь нет ничего твердого. И уже на глубине десяти тысяч километров давление в семьсот тысяч атмосфер... Нас раздавит, как яичную скорлупу под каблуком.

– Понял, понял, успокойся. – Михаил Петрович, криво усмехаясь, отстранил Северцева. – Так бы и сказал. Понятно.

Он помолчал, затем быстро спросил:

– Короче говоря, надежды никакой нет?

– Нет.

– Все равно будем держаться до конца.

– До конца! – торжественно повторил Беньковский. Он с чувством пожал Михаилу Петровичу руку и добавил: – Нам, межпланетникам, не впервой смотреть смерти в лицо, а вот вы...