Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма - Ларисса Андерсен

Работать в «Модерне» мне очень нравилась. Во время сеансов, когда зрители смотрели кинофильм, мы, ожидая второго выступления, читали, болтали или играли в карты. Директор «Модерна» Иосиф Романович Короть и его жена — Лора Львовна[63] — частенько баловали нас какими-нибудь сладостями. Впрочем, мы и сами тогда уже могли себе позволить послать кого-нибудь, чтобы купить у китайцев заморо­женные и засахаренные ягоды боярки, нанизанные на длинные палочки, — «тахула» — так их называли уличные разносчики. (Помнится, что я даже бродячего котенка, найденного после спектакля, назвала Тахулой.)

Смешных историй во время работы в «Модерне» тоже случалось немало, и они помнятся до сих пор, наверное, потому, что это была разрядка в нелегкой танцевальной работе. Как-то после игры в подкидного дурака, когда это не очень лестное звание досталось мне и, как было принято в таких случаях, на лоб мне налепили белую бумажку, я по забывчивости так и вышла на сцену. Зал закатился от смеха. Больше всех хохотала Лора Львовна Короть, сидевшая в первом ряду, показывая мне рукой на лоб. Вообще она очень заботливо относилась ко мне, как и ее муж. Они часто приглашали меня к себе (в то время семья жила в здании «Модерна») на обед, на ужин или просто принять ванну, если я выступала с номерами «Джунгли» или «Черная Лулу», так как в этом случае я вымазывала на себя «килограмм» коричневого или черного грима.

Перед каждым новым танцем они неизменно подбадривали меня, когда я мрачно предсказывала свой провал.

Однажды, когда я запаздывала с выходом на сцену из-за того, что не успевала переодеться (это был танец не то пастушка, не то молодого фавна, который я сама поставила на музыку Грига), я нечаянно наступила на длинный загнутый носок тряпичной туфли и растянулась. Дотанцевав кое-как, я устроила громкое рыдание за кулисами, наотрез отказавшись выступать перед вторым сеансом. Кончилось все тем, что самому Коротю, владельцу «Модерна», солидному, довольно известному человеку, пришлось чуть ли не силой выволакивать меня на сцену. Перед этим Ольга Николаевна Туренина, жена нашего постановщика, спешно укоротила мне носки туфель, а девочки-танцовщицы в качестве утешения почти насильно накормили тахулой.

В Харбине я очень подружилась с Лорой Львовной, это была очаровательная, очень чуткая и культурная женщина, я всегда храню добрую память о ней. Увы, из-за досужих скабрезных слухов, которые кто-то распустил в отношении Иосифа Романовича Коротя и меня, увидев нас вместе на конной прогулке (он единственный раз предложил мне проехать на своей лошади, зная мою любовь к верховой езде), с ее стороны возникла некоторая холодность. Подлил масла в огонь еще один случай. Когда в «Модерне» шел мой танец «Джунгли», где я танцевала в леопардовой шкуре, публике было объявлено: «Сейчас вы увидите подругу Тарзана…» Когда я вышла на сцену, кто-то крикнул из зала: «Не знали, что Короть Тарзан». Это, конечно, было пакостно, но и смешно одновременно, так как меньше всего Иосиф Романович был похож на Тарзана: невысокого роста, отнюдь не атлетического сложения, с аккуратной стрижкой.

Что касается нашей труппы, то все мы были дружны, и, я думаю, никто ни о ком не сплетничал. В составе труппы были три солистки: заслуженная классическая балерина Нина Кожевникова, очень талантливая молоденькая Сюзанна Труэн, дочь балетного постановщика Туренина, и я. В ансамбле танцевали очень молодые и очень хорошенькие девушки: три сестры Нельсон — Аля, Ольга и Леля, танцовщица Бибер — совсем еще девочка и др[64].

В театре «Модерн» ставились также и оперетты, и даже оперы. Главным героем был чудесный тенор и очень милый молодой Турчанинов[65], которому явно улыбнулось бы будущее, если бы он не уехал во время репатриации в Советский Союз, где сгинул в тюрьме.

Балетная труппа тоже участвовала в таких постановках, помню, мне даже дали небольшую, но довольно симпатичную роль индианки Ванды в оперетте «Роз-Мари». К сожалению, вскоре изменилась политическая обстановка, в Харбине появились японцы, «Модерн» перешел в другие руки, и большинство участников постановок и дирекция отправились в поисках удачи в Шанхай. Первыми уехала труппа Турчанинова, вскоре засобирались и Короти с внучкой Викой.

В моей личной жизни тоже случились большие перемены: в 1937 году умерла моя мама. Папа и я оставили наш милый домик с садом на улице Садовой и переехали в другую квартиру, которую вскоре тоже пришлось оставить. Папа нашел комнату у своих друзей, а я поселилась в крохотной комнате в одной семье, которая жила совсем близко от театра.

Но и это продолжалось недолго, в 1940 году я все же решила вернуться в Шанхай, где в течение почти 15 лет не расставалась с танцами. Выступала в постановках в театре «Лайсеум», показывала свои сольные номера в элитных клубах, в том числе во Французском и Английском.

ВСТРЕЧИ

Иоанн Шанхайский[66]

Этой встречи с Владыкой Иоанном, наверное, никогда бы не было, если бы я не увидела его вдруг во сне. Это был очень странный, ясный, предутренний сон, который долго стоял у меня перед глазами, когда я их открыла. Будто я находилась в каком-то темном помещении, из которого наверх вела лестница. За ней была дверь, которая вдруг открылась, и вместе со светом за дверью появился Владыка Иоанн. Он спустился по ступеням ко мне и сказал: «Хорошо бы тебе прийти поговорить со мной».

Я хорошо помню, что тут же, во сне, я засуетилась, так как плохо знаю церковные обычаи и как складывать руки, чтобы подойти под благословение. Но он только поднял руку, сделал в воздухе крестное знамение и исчез. И я проснулась.

Вот тебе и раз! Теперь мне надо к нему пойти? Но ведь это просто сон, мало ли что померещилось… Но если не пойду — буду мучиться, что надо было пойти. Пойду. Потом. Как-нибудь, когда смогу… Наберусь храбрости.

Я, конечно, видела его в церкви. Подходила прикладываться к кресту. И вспоминала при этом, как мне рассказывали, что он чуть ли не «тюкает» крестом по губам, если видит, что они накрашены.

Вообще, многие его побаивались, говорили, что строгий. Один из церковных прислужников как-то сказал: «Ну, наш Владыка ядовитый, прямо сколопендра». А многие его обожали. Считали за счастье подойти к нему под благословение. Еще рассказывали, что две благочестивые женщины, уже получив благословение в церкви, дожидались его выхода на улицу и тогда вперегонки спешили получить второе.

Вид у Владыки Иоанна был мрачный и суровый. Темная одежда, темные, словно спутанные волосы. Говорили, что он носит вериги. Что он знает все обо всех…

Помню, как в момент смерти Николая Петереца, когда только его жена Юстина и я сидели возле остывающего тела, вдруг открылась дверь, и в палату вошел Владыка и перекрестил умершего. Конечно, он посещал больницы, ему могли сказать, но все же это выглядело как чудо…

Конечно, и мне он приснился не так уж «вдруг». Эго было время, когда я запуталась в жизни и крепко мучилась, не зная, какой найти выход. Может быть, подсознательно я тянулась к помощи религии, каких-то Высших Сил? Был ли это ответ или просто моя фантазия? Ну как я пойду к нему, что скажу? Сердечные проблемы кабаретной танцовщицы?

Прошли месяцы, а я все откладывала встречу на потом. И вдруг в газете появилось объявление, что Владыка Иоанн серьезно болен и что опасаются за его жизнь Я стала мучиться еще больше вот опоздала, так мне и надо… И внезапно, поздно вечером, возвращаясь с опереточной репетиции, где я играла бесшабашную, бравурную роль, — решилась. Решилась труслива словчить, увильнуть от самой себя. Зашла в церковную ограду, позвонила в дом, где он жил. Думая при этом; конечно, меня не пустят к нему, раз он болен. Да еще вечером. Но я уже буду не виновата.

Дверь открыла женщина, кажется монахиня. На ее вопросительный взгляд, я сказала, что хотела бы поговорить с Владыкой.

– Но вы знаете, он болен и, наверное, уже спит, — ответила она, как я и ожидала.

Я поспешно извинилась и собралась уже было уйти, когда она внезапно удержала меня:

Подождите, я посмотрю.

И сразу же вернулась:

– Заходите, он вас примет.

С мужеством отчаяния, забыв обо всех правилах, я сухо и ясно, в нескольких словах выпалила мою проблему. Не помню, сказала ли я про сон. Наверное, сказала. Его сумрачное лицо осветилось мягкой улыбкой. Он усадил меня на стул возле кровати и сказал:

– Я знаю, как трудно быть молодой и одинокой.

И потом он гладил меня по голове, а я ревела.

Что мне посоветовал Владыка Иоанн? То, что посоветовал бы и другой священник. И то, что я сама могла бы прочитать в религиозных книгах. А может быть, и знала. К сожалению, я не во всем послушалась. Но его светлая улыбка на суровом лице и та рука, что гладила мою голову, — до сих пор согревают меня, когда я о нем вспоминаю.