Мятеж броненосца «Князь Потемкин-Таврический» - Владимир Шигин

Историк Ю.П. Кардашев считает, что красный цвет революции, видимо, появился над кораблем лишь однажды: «В постановлении суда по делу о восстании говорится, что по прибытии броненосца в Феодосию его команда подняла на мачте красный щит с надписями, с одной стороны — “Да здравствует народное правление”, с другой — “Свобода, равенство и братство”. Вместе с тем, по свидетельским показаниям матросов, маляр И.И. Старцев, который “малевал надпись о свободе”, “нарисовал черными буквами на белом полотне надпись “Свобода, равенство, братство”, каковое полотно было поднято на мачте броненосца по приходе последнего в Феодосию”. Таким образом, бытующая версия о красном флаге революции, поднятом на восставшем корабле, не находит своего подтверждения».

Всего с захваченного «угольщика» «Эмеранса» на броненосец перегрузили 15 тысяч пудов угля. В этот же день с утра на броненосец повалила публика. Темные личности прямо с лодок кричали антиправительственные лозунги, призывая идти и убивать представителей власти. Матросы ораторов слушали, но на борт не пускали. Странное исключение было сделано только двум господам, которые уверенно подплыли на ялике к трапу и столь же уверенно поднялись по нему по трапу на палубу. Там их уже явно ждали. Прибывшие оказались членами еврейской революционной партии Бунд Абрамом Березовским, назвавшимся «товарищем Кириллом», и Константином Фельдманом, назвавшимся «студентом Ивановым». Отныне именно им было велено руководить мятежным броненосцем.

Переодевшись в матроса и став, таким образом, настоящим «братком», Фельдман, при помощи Матюшенко, собрал команду и объявил: на берегу идет восстание против правительства; армия готова к нему присоединиться и ожидает только сигнала с «Потемкина». Все это было полным враньем. Никакого народного восстания в Одессе не было. В это время толпа пьяных уголовников ждала ночи, чтобы начать новые поджоги, грабежи и убийства, и армия вовсе не жаждала к ним присоединиться. Вранье, впрочем, имело далеко идущие цели. Прибывшие бундовцы призвали потемкинцев помочь восставшим пролетариям бомбардировкой Одессы из всех орудий броненосца. То же самое требовали и «товарищ Кирилл» с Матюшенко. Вне всяких сомнений, Фельдман с Березовским прибыли на «Потемкин», уже имея задание о расстреле беззащитного города. Это была самая настоящая чудовищная провокация, имевшая целью залить Одессу кровью, свалив затем все на официальные власти. «Надо немедленно заставить матросов высадить десант, вместе с рабочими взять город и основать республику в Одессе, — писал впоследствии в воспоминаниях Фельдман. — Нужно было спешить к броненосцу. Не было времени сноситься с организациями, и я решил действовать за своей личной ответственностью».

Вспоминает участник событий М.И. Лебедев: «…Одесская революционная организация посылает на “Потемкин” двух своих представителей — т.т. “Кирилла” (кличка) и Фельдмана, которым суждено сыграть впоследствии крупнейшую роль в событиях этих дней. На красном “Потемкине” избирается революционная комиссия для руководства оперативными действиями корабля и вообще мя управления таковым. В состав комиссии вошли вышеуказанные тт. “Кирилл” и Фельдман, инженер-механик А. Коваленко (впоследствии оказался эсером. — В.Ш.)… Возглавлять комиссию, а также и корабль стал матрос Матюшенко».

Очень любопытное признание! На первый взгляд непонятно, почему вместо только что избранного у Тендровской косы комитета на «Потемкине» с приходом в Одессу срочно назначается новый. Чем был плох первый, и чем он отличался от второго? Дело в том, что первый комитет был составлен полностью из матросов «Потемкина», и влияние там Матюшенко, видимо, все же не было безграничным. По-видимому, в первом комитете были и люди Вакуленчука. Именно поэтому во втором комитете уже почти нет представителей команды, а уж «вакуленчуковцев» — так уж точно, зато имеются одесские революционеры — сионисты, которых Матюшенко принял, как своих старых знакомых, с распростертыми объятиями. Едва появившись на корабле, «Кирилл» и Фельдман сразу же стали им командовать. Любопытна и оговорка Лебедева о «крупнейшей роли» в одесских в событиях все тех же товарищей «Кирилла» и Фельдмана. Чем именно занималась на борту пригнанного в Одессу корабля эта парочка революционеров, в точности мы не знаем, но не верить на слово М.И. Лебедеву у нас оснований нет. Совершенно ясно одно, что с момента появления в Одесском порту «Потемкин» и его команда стали марионетками в руках заправил одесской смуты и беспрекословно исполняли все их указания.

А теперь представим себе: восставший корабль приходит в порт, и там на его борт поднимаются две никому не известные личности, которые заявляют:

— Мы пришли, чтобы вами командовать! Теперь мы тут главные и вы все должны нас слушаться!

После этого команда безропотно подчиняется этим невесть откуда взявшимся субъектам и позволяет им делать с собой все, что заблагорассудится. Могло ли быть такое в действительности? Да никогда! Проходимцев бы в лучшем случае просто вышвырнули за борт! Тогда почему же товарищей «Кирилла» и Фельдмана не выбросили за борт, а встретили с распростертыми объятиями, и кто именно встретил? А встретили их с радостью потому, что все было уже оговорено заранее. Приведя «Потемкин» в Одессу, Матюшенко свою главную задачу уже выполнил и, встретив прибывших, с готовностью передал им бразды правления, оставшись при этих руководящих «товарищах», как представитель команды. Заметим, что по приходу «Потемкина» пробраться на него пытались представители многих партий, но всех их сразу же заворачивали обратно, всех, кроме «Кирилла» и Фельдмана, власть которых на броненосце сразу же признали. Силы, спровоцировавшие мятеж на «Потемкине», заранее рассчитывали, что приход мятежного броненосца в Одессу поможет им переломить ситуацию в городе в свою пользу и захватить Одессу. Но с самого начала восстания все пошло не так, как предполагалось.

В своих воспоминаниях Фельдман подробно рассказывает, как он случайно узнал о приходе броненосца в Одессу, как случайно приехал в порт в студенческой фуражке, как случайно попал в идущий на «Потемкин» катер, в котором так же случайно познакомился с Матюшенко, как затем, разумеется, совершенно случайно оказался на броненосце, после чего опять же совершенно случайно попал на заседание судовой комиссии, в состав которой, к своему полному удивлению, тут же и был избран. В общем, не жизнь, а одна сплошная случайность. Увы, во все это никак не верится. При всей своей политической наивности, потемкинцы, и в том числе Матюшенко, не были полными идиотами, чтобы назначать своим руководителем первого прискакавшего к ним одесского студента. На самом деле все было решено заранее, и решено совсем иными людьми, а не Матюшенко с Фельдманом. Последние лишь выполнили в данном случае указание сверху. Что же до мемуаров Фельдмана, то, стряпая свою ахинею, он почему-то заранее посчитал читателей полными дураками, которые немедленно поверят в «случайность» всего происходившего с автором. Возможно, что кто-то и поверил, но не все же!

Помимо меньшевиков А.П. Березовского и К.И. Фельдмана на борт почти одновременно прибыл и большевик И.П. Лазарев. Но когда он съехал на берег по какой-то надобности, обратно на борт по приказу «братьев-меньшевиков» Лазарева уже не пустили. Так Березовский с Фельдманом устранили опасного конкурента. Впоследствии Фельдман, перекрасившийся после 1917 года в большевика, об этой «неудобной» истории будет в своих многочисленных воспоминаниях помалкивать. Из этого следует, что путешествовать на броненосце, оказывается, мог далеко не всякий желающий. У Березовского и Фельдмана такое право было, а вот у Лазарева, увы, нет…

…Прибыв на броненосец, Фельдман, по его словам, увидел следующую картину: «Из первых же разговоров на корабле стало ясно, что положение тут не такое простое, каким оно казалось со стороны. Вместо ожидаемого энтузиазма мы встретили здесь серый прием и неопределенное настроение. Матросы как будто сами были удивлены своим делом, не свыклись еще с новизной положения, не зная еще, что делать, куда и с кем идти».

Вот как описывает Фельдман свое знакомство с командой «Потемкина»: «В задних рядах кто-то крикнул: “Долой вольных!” Это был сигнал, его подхватило несколько голосов в противоположном конце помещения. Шептуны были расставлены умело. Хор их голосов нарастал слаженно. Он увлекал за собой колеблющихся. Выкрики усиливались. Голоса ударялись о стальные стены и потолок батарейной палубы, отражались, неслись отовсюду. Помещение было слабо освещено. Создавалось впечатление, что вся команда против нас Если «организованным» не удастся отбить эту атаку, нам придется покинуть корабль… Как ветром сдуло с Дымченко обычное выражение добродушия. Он стал похож на заправского унтер-офицера. Начальственно загремел его голос «Смирно!» На этом вся матюшенковская демократия, собственно, и закончилась.