Лохless. Повесть о настоящей жизни - Алексей Швецов

Доброты этого вечера я, однако, ни хера не ощущаю. «Ага, блядь, охуительно добрый… — думаю я о своей ссылке в Воронеж и предстоящей поездке в одном купе с этими упырями и крашеной блондинкой. — Все это далеко не Glamour, а скорее GloomМОР (англ. gloom — подавленное настроение, уныние) какой-то».

Упыри отвлеклись на мгновение от яиц и полоснули по мне презрительными взглядами, свойственными обитателям периферии в общении с москвичами.

Свою прикольную спортивную сумку я бережно бросаю на полку для багажа, в глубине души надеясь, что там не очень грязно. К слову сказать, там уже лежат две сумки, напоминающие мою, но не такие крутые. На моей чудесной, винтажной и явно новой сумке красуется/выделяется бренд «Filth&Glamour» (англ. — грязь, мерзость, отбросы и обаяние очарование), хотя она и стилизована под старую/заношенную, а на тех сумках, наоборот, «Filch&Qamour» (англ. — украсть, стащить и шум, крики). Название говорит само за себя. На украденную дизайн/идею лепится различимо-похожее новое название, которое в данном случае отражает суть процесса брендообразования и преклонение/обожание перед известными торговыми марками. Измени две буквы в названии — суть прежняя, а фальшак получается полный.

Так и жизнь наша. Где-то кто-то когда-то подменил пару букв в словах и понятиях, и вот дружба превращается во взаимовыгодное сотрудничество, любовь — в расчет, совесть заменяется деньгами. И вообще, деньги — ум, честь и совесть нашей эпохи.

Сажусь на застеленную одеялом нижнюю полку/шконку напротив любительницы кроссвордов с ее желто-белыми волосами. Девушка начинает пулять в меня любопытные взгляды, отрываясь от кроссворда, в котором отгадано только два слова. Гопота за столиком тем временем закончила перекус и приступила к пиву. Разговаривают они нарочито громко, беспрерывно матерясь, проглатывая концы матерных слов, чтобы создать видимость «светской» беседы. Из коротких беспонтовых предложений, которыми они обмениваются, я узнаю, как их зовут. Одного — Слышь, второго — Короче. Других имен-кличек-погонял они не произносят. Я невольно прислушиваюсь.

– Слышь, — угрюмо говорит один гопник другому, отхлебнув из бутылки, — а клево, нах… мы этих лохов московских, нах… развели.

При этом произнесший фразу чел косится на меня, как будто я занял у него месяц назад сотку баксов и никак не могу отдать.

– Ага, нах… — неохотно подтверждает второй, делает хороший глоток пива и рыгает. — Короче, бля… если бы менты не вписались… это чмо, нах… в натуре без штанов бы отчалил.

– Реально, нах…

Дальше они делятся впечатлениями о «кидалове» московских лохов, из которого я заключаю, что ребят конкретно обули лохотронщики. Все шло самым чудным для чуваков из глубинки образом. Они уже «почти выиграли», но «подоспевший не вовремя» сотрудник милиции помешал «хитрожопым разводилам из Воронежа» кинуть чмырей из Москвы. Я еле сдерживаюсь от внутриутробного хохота и, чтобы не заржать самым циничным образом, пью ледяную воду, купленную на вокзале. Неврубные ребята реально тупят и никак не допрут, что «мент» — это вовсе не мент, а неотъемлемая часть марлезонского балета под названием «Нагреть приезжих лохов на бабосы».

Чтобы отвлечься и не слушать, что между собой перетерают эти лузеры, я открываю заранее приготовленную книгу. Это нашумевший бестселлер Сергея Шимонаева «The Сифиlies» (англ. lies — брехня). Начинаю читать. Чтиво, мягко говоря, не заводит. Не зажигает типа, и автор «не жжет». Я напрягаюсь и продолжаю читать. В тусняках я слыву культурным челом, поэтому, чтобы на вопрос знакомой телки «Читали ли вы роман Шимонаева?», не кривя душой, мог ответить: «Конечно, читал, крошка, три раза в подлиннике, на оригинальном языке автора!», — я вынужден слюнявить палец и мусолить страницы.

Роман посвящен известной многим не понаслышке болезни. Мысли автора вроде правильные. Есть такое заболевание. И профилактику венерически-гонорейных высыпаний проводить среди населения безусловно надо. Но как автору, несмотря на глубокое понимание клиники недуга и перманентное предохранение, удается заразиться самому — остается загадкой. Да и рассусоливание его на протяжении всей книги о том, как он заболел и не желает лечиться, несколько напрягает. Мое культурное просвещение прерывается толчком тронувшегося наконец поезда, чему предшествовало объявление по составу в адрес провожающих, которых вежливо просят освободить от своего присутствия вагоны.

Итак, мы тронулись! Вскоре после этого появляется проводница и собирает билеты. Я откладываю книгу и перемещаю центр внимания на кроссворд в руках блондинки с желтыми волосами. Чувиха отгадала уже три слова и, мучительно ковыряясь в мозгах, ищет подходящее по буквам, а не по смыслу следующее значение. Кроссворд пропечатан большими буквами для слепых домохозяек, поэтому я могу воочию видеть мучительные переживания блондинки. На вопрос об известном российском психиатре женщина вписывает Куценко вместо Кащенко, благо первая и последняя буквы совпадают. Я мысленно киваю головой, хлопаю в ладоши и ухмыляюсь ее проницательности и эрудиции. С таким багажом знаний не кроссворды, а загадки детские разгадывать надо. Типа загадки про зубную щетку: «Волосатая головка за щеку заходит ловко».

Я достаю сигареты и сливаюсь в тамбур. В тамбуре сильно накурено и наплевано. Нахожу свободный от плевков островок и осторожно закуриваю. В одиночестве мне побыть не удается. Едва я раскуриваю сигарету, как в тамбур приползают два укуренных чувака. Первый в майке и джинсах, зато второй — в кроссовках и очках. Ребята, судя по всему, уже хорошо приняли. Разговоры идут за политику-экономику. Из карусели кружащихся вокруг обсуждения правительства фраз я вычленяю главное: «Совсем охуели!» и «Мудаки они все!»

Чтобы как-то разнообразить вечер, я закуриваю сигарету за сигаретой. Но вскоре меня начинает тошнить от курева и всего этого офигительного лажизма. Делаю последнюю затяжку и бросаю окурок. Я смотрю на летящий в угол бычок и плевок, пущенный вслед за ним, и вместе с ними в голове моей пролетают строчки Колюхи Гоголя: «Русь, куда ж несешься ты?» Был бы Колян сейчас здесь в тамбуре, уж я бы ему дал точный ответ. А несется она в бесперспективняк, в самую его заплеванную гущу/эпицентр.

Возвращаться в купе нет никакого желания, и я прохожу в вагон-ресторан. Виски в продаже нет, что и следовало ожидать. Я беру сто граммов самого дорогого коньяка. Коньяк оказывается туфтовым, пахнущим клопами напитком. Я продавливаю его внутрь себя и, расплатившись, гребу назад. Тамбур моего вагона оказывается пустым, но я уже не хочу курить и прохожу в туалет. В туалете густо наблевано. Интересно, кто наблевал: москвичи или воронежцы? Вероятнее всего, и те и другие. Один культурный слой лег на другой, растворив, таким образом, споры о неравенстве столичных жителей с обитателями остальной России. Меня тошнит, но мне надо. У меня с собой есть разнюхаться. Я раскатываю на стеклянную полочку (молодцы вагоностроители, что предусмотрели!) и хочу убрать стафф. Полочки в сортирах предусмотрены, а вот при качке в последнем вагоне сделать это совсем непросто. Я с трудом нацеливаюсь, приближаю нюхалку к свернутой купюре и долго ловлю ноздрей все что угодно, но только не кайф. В дверь туалета начали стучать. Видимо, я очень долго тут нахожусь.

– Веревку, что ли, проглотил? — кричат из-за двери, перемежая эти тупые вопросы матом и стуком в дверь.

– Сейчас, сейчас уже, — успокаиваю я рвущихся к унитазу пассажиров.

Наконец при торможении состава мне удается сделать то, что я задумал. Теперь я чувствую ясность в мыслях и умиротворение. Открываю дверь туалета и, шмыгая носом, прохожу мимо ломящихся. Их взгляд выражает презрение, мой — гордость. «Страшно далеки они от народа», — вспоминается фраза. В такие минуты особо остро ощущаешь свою удаленность от народных масс. Понимаешь всю никчемность своих трудов и усилий. Бескультурье! Бескультурье и мракобесие! «На то он и Воронеж! — думаю я. — Столица — другое дело!» Москва — центр общественной и культурной жизни!

Ехал я как-то в метро и видел одного чела. Он мирно и аристократично лакал пиво из баночки. Выпил все. Потом смял банку, бросил под ноги и вышел. Культурный человек. Понимаете, смял! Не просто швырнул, а именно смял, это чтобы по вагону не каталась. Культуре учиться надо! Сморкаться надо так, чтобы на стекло не попало! Писать в лифте можно, но так, что бы в дырочку все уходило, а не стояло лужей! Курить у форточки надо так, чтобы некурящие не задыхались. Ветры пускать надо в сторону, чтобы не всем воняло. И вообще надо по-человечески относиться к окружающим, а не по-свински! Тогда только общество перестанет болеть СифиИеБом.

Я возвращаюсь в свое купе в подавленном настроении. А между тем здесь царит веселье и ощущение кратковременного счастья. Ребята/гопники, подогретые пивом, решили продолжить праздник жизни и желудка. На столе стоят бутылка водки и пара граненых стаканов в подстаканниках. Пьяный треп этих придурков с уровнем интеллекта ниже табуретки все продолжается. Разговор строится на том, что они «конкретные и крутые пацаны», а в Москве живут одни жлобы.