Двойная тайна от мужа сестры - Яна Невинная

Отец наседает и требует предоставить ему право управлять компанией от лица наследников, уговаривает меня, что я некомпетентна, что он справится лучше меня, и Давида нельзя подпускать к детям. Я же… я же не решаюсь ничего пока что предпринимать открыто. Втайне ищу пути отступления и деньги, чтобы не идти с двумя детьми в никуда.

— Мне дурно, — постоянная фишка матери, на которую мало кто обращает внимание.

А вот Олег… Он ведет себя очень странно. Почему-то стоит на стороне отца, поддерживает его во всем. И переглядывания их странные настораживают… Муж убеждает, что отец помогает ему разобраться с проблемами во Франции, с документами и предстоящим судом. Лежащий в коме сотрудник все-таки, к сожалению, умер, так и не приходя в сознание, а значит, мужу предстоит ответить за халатность. Пока он прячется и ищет помощи у моего отца, а мне говорит, что я должна только радоваться, что отец и муж не в контрах, и что они оба позаботятся обо мне и о мальчиках.

Но я чувствую, что в этом доме не могу доверять никому…

***

Утро очередного дня поначалу идет обыденно, как всегда в этом доме. Умываюсь, затем занимаюсь детьми, которые расплескивают воду и играются с зубной пастой. Вот только затем всё идет не по обычному сценарию, и то, что я слышу, заставляет мое сердце сжиматься от боли.

— Мам, — вдруг серьезным голосом говорит Том, — а сколько мы еще будем жить у дедушки с бабушкой?

Гектор вскидывает голову и смотрит на меня вопросительно такими же невинными и просительными глазенками, заставляя мое материнское сердце таять.

— Ох, мальчики, идемте, — выпроваживаю их из ванной, пока они всё здесь не разнесли и не устроили потоп. — Пока не знаю.

— Мы тут уже очень долго, папа говорит, что уже две недели прошло, — берет слово обычно менее разговорчивый Гектор, — в доме очень скучно, не разрешают бегать и играть. Надо вести себя тихо, мы хотим домой…

— Да-да, — важно кивает Томас, — дедушка часто кричит, злой он какой-то, бабушка всё время пьет таблетки от, как она говорила? Нервов, вот, — приподнимает с умным видом палец. — А еще всё время целоваться лезет, сюсюкает, как будто она маленькая.

— И игрушек здесь нет, — грустно добавляет второй сын, хлопает пушистыми черными ресницами. — Туда нельзя ходить, там бегать нельзя, ничего нельзя. Может, домой поедем?

И смотрят на меня так умилительно, что невозможно не улыбнуться. Вместе с тем сердце сжимается от боли. Я бы и рада осуществить их желание, но сперва нужно решить кое-какие вопросы.

— Я же обещала, что мы поедем в новый большой дом, который остался мне от дедушки?

— Там, где домик на дереве?! — кричат хором.

— Да-да, именно туда. Отправимся втроем, как только наладится погода.

— А папа? Папа тоже поедет? — спрашивает Гектор с тоской, ковыряясь одновременно пальцем в ухе.

Сбегав за ватными палочками, скрываю свои эмоции за улыбкой и возвращаюсь, начиная аккуратно чистить мальчикам уши. Как объяснить таким маленьким детям, что папа им не родной? Как отдалить их друг от друга? Они тянутся к Олегу, всегда тянулись, даже несмотря на то, что он не был хорошим отцом и примерным семьянином. Но у него всегда находились дела поважнее.

— Папа сильно занят, — мой голос ломается на слове «папа». Глаза отвожу в сторону и чувствую подступающие слезы. Я так виновата перед детьми. С другой стороны, что я могла сделать? Надо было преследовать Горского и требовать заботиться о детях, за убийство которых он заплатил?

Не стоило приезжать сюда. Возможно. Но бумаги о наследстве прислали бы во Францию. Могла ли я смолчать о том, что мои дети — наследники? Вопросы, вопросы… Голова от них раскалывается.

— У меня есть для вас кое-что, — снова улыбаюсь, хоть радушная маска и трескается на лице, но ради детей я должна быть сильной. Встаю и достаю из тумбочки большую красочную энциклопедию.

— Это книга о разных странах. С картинками. Давайте посмотрим и выберем ту, в которой нам захочется жить.

Я думаю о том, что, возможно, нам придется прятаться. От всех. И тогда нужно будет залечь на дно.

— Вау! — мальчики восторженно гладят цветные картинки, склонив друг к другу темные макушки. Когда они сидят передо мной, я каждый раз вижу в них черты Горского, и мне хочется дать ему шанс стать отцом. Не ради него, ради мальчиков. Но потом я вспоминаю то, что он сделал, то, что он женат и у него есть другой ребенок, которого ищет сестра, и понимаю, что я не подпущу его к детям. Энциклопедии не хватает надолго, непоседам быстро становится скучно.

— Эй, нельзя драться книжкой! — подбегаю к ним, прерывая возню.

— Том сказал, что мы поедем в Австралию и он засунет мне в ботинок скорпиона! Мам, он же меня укусит и я умру! У него на хвосте ядовитое жало.

— Мам, ну я передачу смотрел, в Австралии в дома заползают змеи и скорпионы. Ничего я тебе засовывать не буду, он сам заползет.

Братья обиженно смотрят друг на друга. Но хорошо, что хоть не дерутся.

— Ясно, значит, в Австралию не поедем? — складываю руки на груди и шутливо качаю головой, думая, чем занять сорванцов.

— А давайте съездим после обеда и купим вам новые игрушки в магазине? Как вам идея? — присаживаюсь, обнимаю детей и прижимаю к себе.

— Нет, — насупливаются оба, скрещивая ручки на груди. Говорят хором и громко: — Мы свои игрушки хотим, которые дома остались!

Сглатываю, не зная, как решить эту проблему. И тут взгляд падает на закрытый шкаф. Сердце колотится, но я решительно иду в его сторону. Прикрываю глаза, понимая, что ступаю по тонкому льду. Несколько дней назад Давид купил игрушечный строительный комплекс, говоря, что его дети должны явно были пойти в него, так что им понравится. Вот только презенту не было суждено попасть в детские руки… Я не подпускала Горского к детям и пресекала любые попытки сблизиться.

До сегодняшнего дня… Кто бы знал, как ревнует и боится сейчас мое материнское сердце, ведь всё это время задавалась волнующим меня вопросом — имею ли право запрещать им общаться? Или нет? Но судьба в очередной раз распоряжается по-своему. Давид обязательно узнает о моей слабости, но что я могу сделать? Нельзя прятать от детей такое чудо.

— Смотрите, что у меня для вас есть, — поворачиваю голову к близнецам и нацепляю на лицо лукавую улыбку.

Открываю створки шкафа, доставая огроменную коробку, и ставлю