Земля воров (ЛП) - Халле Карина

— Можно было предположить, — говорю я. — Хотя я знаю немного о других королевствах. Школы в Эсланде подвержены цензуре.

— Сначала мы отправились в Эсланд, — продолжает он. — Но он оказался слишком негостеприимным. Там были только песок, камни и смерть. Тогда мы перебрались через Драконий пролив в место, которое сейчас называется Альтус Дугрелл. Мы нашли землю богатства и процветания. Но вы, эсландцы, вместо того, чтобы последовать нашему примеру, отправились в Эсланд и остались там, возможно, потому что это ближайший порт к Мидланду. Ваши ложные убеждения ограничивали вас.

— Не ее убеждения, помнишь? — говорит Андор.

— Семантика, — отвечает Торстен. — Она была воспитана в этих убеждениях. Как бы нам ни хотелось верить, что мы сами распоряжаемся своей судьбой, но то, откуда ты родом, кто тебя воспитал… все это определяет тебя. Трудно избавиться от своего кровного наследия.

Услышав его слова, я поднимаю брови. Мне хочется ответить, что я все-таки сбежала и сама определяю свою судьбу. Но, учитывая, что сейчас я нахожусь в руках Колбеков, вряд ли это прозвучит правдоподобно, а Торстен кажется человеком, который если сформировал о тебе мнение, оно не меняется, что бы ты ни сказал.

Поэтому я решаю вернуть разговор к личным темам. То, как он отмахнулся от вопросов о своем отце, дало мне повод для размышлений.

— Если то, что ты говоришь, правда, — говорю я Торстену, сделав небольшой глоток из своего бокала, — то мне очень интересно, что же случилось с твоим отцом.

Он пристально смотрит на меня, пытаясь запугать. Я смотрю на него в ответ, хотя вижу, что глаза остальных Колбеков мечутся между нами.

Противостояние взглядов заканчивается, когда он стучит ногтем по стенке своего бокала.

— Мой отец живет не здесь, — говорит он. — В доме на окраине Блумфилдса, где о нем заботятся. У него… не все в порядке с головой.

— Он, наверное, довольно стар, — предполагаю я. Торстену должно быть за шестьдесят или семьдесят, а значит, его отцу — как минимум восемьдесят или девяносто.

— По внешнему виду этого не скажешь, — говорит он тихо, возвращая взгляд к черепу дракона. Если бы это могло быть правдой, я бы сказала, что он выглядит расчувствовавшимся.

— Наш дед Олли — живое напоминание об опасности суэна, — говорит Андор, чем вызывает у его отца укоризненный взгляд. — Он принимал его в неограниченных количествах на протяжении многих лет. В те времена, до того, как Штайнер смог его модифицировать, это было слишком много для человеческого организма. Некоторые даже становились зависимыми от него, не зная о долгосрочных последствиях.

Торстен рычит.

— Они были первопроходцами, — говорит он грубо. — Такие люди, как мой отец, рисковали своим здоровьем, чтобы расширить границы возможностей человеческого тела.

И теперь ты держишь его подальше от себя и так, чтобы его никто не видел? Я не могу не думать об этом. Неплохая награда за то, что он был первопроходцем для своей семьи.

— Торговля драконьими яйцами существует не так уж давно, если смотреть на вещи в целом, — продолжает Торстен. — Мой дед начал использовать суэн, когда его свойства стали известны в королевстве и когда в Мидланд впервые отправились воры. До него суэном пользовались только ведьмы и колдуны.

— И ты не боишься закончить так же, как твой отец? — спрашиваю я, понимая, что захожу слишком далеко. — Если суэн принимали неочищенным, пока над ним не поработал Штайнер, то это значит, что только последние пять-десять лет суэн не имеет побочных эффектов. А как же то, что ты принимал раньше?

Как и ожидалось, он бросает на меня резкий взгляд.

— Я видел, во что превратился мой отец. Я могу себя контролировать.

Тем не менее, есть вероятность, что он закончит точно так же. И я вижу, что он этого боится. Он похож на человека, который будет держать бразды правления своей семьей до самого конца, даже если в результате сойдет с ума.

Он приведет их всех к безумию.

Это не твое дело, напоминаю я себе. Тебя здесь не будет, и ты не увидишь гибель Колбеков, потому что, если он не умрет или не произойдет какой-то переворот внутри семьи, он сам приведет их к гибели, а не Далгарды или свогеры. Только он и его собственное эго. И все это будет просто кошмарным сном.

При этой мысли я бросаю взгляд на Андора и обнаруживаю, что он смотрит прямо на меня, отчего по моим венам разливается жар.

Что ж, полагаю, даже в самых страшных кошмарах иногда бывают светлые моменты.

Глава 15

Бринла

— Впереди земля!

Сквозь шум волн, разбивающихся о борта корабля, и стон дерева, качающегося в бурлящем море, доносится голос Тумбса, тихий и далекий.

Я знаю, что пребывание в каюте ухудшает мое самочувствие — меня тошнит, кожа липкая на ощупь, — но не осмеливаюсь выйти на палубу, не сейчас. Дело не только в том, что чем ближе мы подходим к Мидланду, тем больше портится погода, — последние сутки непрерывно льет дождь и поднялись огромные волны, из-за чего пребывание на палубе становится мучительным, — но и в том, что у меня начались боли.

Я не хочу, чтобы Андор знал, что я страдаю. Я помню, что сама попросила его исцелить меня, но не хочу казаться еще более уязвимой, чем уже есть. По крайней мере, Штайнер смог повозиться в своей лаборатории и найти правильную смесь специальных трав и листьев, которая заменила чай, который я пила, чтобы предотвратить ежемесячные кровотечения. Это было бы еще одним осложнением, с которым пришлось бы справиться, а последнее, что я хочу, — это чтобы драконы обнаружили нас первыми, учуяв запах моей крови.

Штайнер также дал мне немного маковой смолы на случай, если боль станет слишком сильной, но я обращаюсь с ней осторожно. Растение затуманивает разум и делает вялой, а мне нужно как можно больше энергии и ясности ума, тем более что я не знаю, собираемся ли мы сразу же отправиться на рейд.

Черт, думаю я, когда на меня обрушивается очередная волна боли, и я стискиваю зубы, скручиваясь калачиком на кровати. На этот раз больно.

Леми сочувственно скулит и кладет голову мне на ноги. Я зажмуриваюсь, поглощенная болью, разрывающей меня, матка кажется тяжелой, как камень, который пронзают раскаленным ножом.

Он снова скулит, подставляя морду под мою руку, пока я не начинаю гладить его, и движения по его гладкой, мягкой шерсти облегчают боль. Не знаю, что является причиной, то, что в Леми есть суэн, или дело в нашей связи, но между нами всегда происходит какой-то обмен энергией, особенно когда я испытываю боль или стресс, как будто он забирает все плохое и отдает мне свое хорошее, не прося ничего взамен, кроме как почесать его время от времени.

Стук в дверь моей каюты заставляет нас обоих вздрогнуть.

Я сажусь, стараясь выглядеть нормально.

— Да?

— Можно войти? — спрашивает Андор через дверь.

Я протягиваю руку к маленькому столику, достаю из мешочка кусочек маковой смолы и кладу его между зубами и щекой, как велел мне Штайнер. Этого не хватит, чтобы избавиться от боли, но, по крайней мере, она ослабнет, и я не потеряю функциональность.

— Входи, — говорю я.

Дверь открывается, и Андор заглядывает внутрь. Его волосы мокрые, от чего кажутся черными как смоль и длинными, прилипшими ко лбу и шее. Капля воды стекает вниз с его подбородка и исчезает за промокшим воротником, а я испытываю странное желание слизнуть ее.

Наверное, маковая смола уже начала действовать, думаю я.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, осматривая меня. — Ты выглядишь немного бледной.

Я мрачно киваю.

— Это цена за то, чтобы остаться сухой, — говорю я, слегка морщась от новой волны спазмов. По крайней мере, я могу списать свое состояние на морскую болезнь.