Все и немного больше - Жаклин Брискин

Алфея поднялась и села.

— Привет, папа. — Доброжелательная открытая улыбка сделала ее похожей на маленькую девочку.

— А вот и я, — сказал он. — Готов представиться таинственной мисс Уэйс.

Рой, которая успела встать на ноги, захихикала.

Алфея представила их друг другу, добавив:

— А это Бонни Принс Чарли.

— Да он просто красавец. — Рой протянула руку: — Дай лапу, Бонни Принс.

Колли отпрянул назад.

— Не обижайтесь на него. Он ведет себя так со всеми, кроме меня, — пояснил мистер Каннингхэм и, подтянув брюки на коленях, сел на чугунный стул. — Рой… Это ведь необычное имя для девочки.

— Мою бабушку звали Рой, а мы с Юга, — застенчиво сказала Рой.

— Откуда именно?

— Из Гринуорда, что в Джорджии… Вообще-то я никогда там не была… Я родилась в Сан-Бернардино. И если честно, я не была нигде, кроме Калифорнии.

Проявляя лестный для Рой интерес, он снял темные очки. Не спуская внимательных карих глаз с девушки, он стал расспрашивать ее о ней самой, о матери и сестре. В большинстве случаев за Рой отвечала Алфея. Каннингхэмы то и дело обменивались колкостями, словно они были не отец и дочь, а сверстники, и в то же время Алфея все время радостно, прямо-таки по-детски улыбалась.

Несмотря на обаяние мистера Каннингхэма, Рой чувствовала, что с трудом находит слова, и говорила мало. Она не знала, что было причиной ее застенчивости — то ли «Бельведер», то ли удивительно доброжелательное отношение Алфеи к отцу, что никак не вязалось с ее недавними антиродительскими филлипиками.

— Скажите, Рой, что миссис Каннингхэм и я можем сделать, чтобы уговорить вас присоединиться к нашему завтраку?

Выражение лица Алфеи мгновенно изменилось, стало настороженным.

— Так это мать подослала тебя?

Мистер Каннингхэм заговорщически улыбнулся Рой.

— Вы видите, Рой, за кого мой ребенок меня принимает? Она не верит, что у меня могут быть собственные идеи.

— Мать была здесь час назад.

— Она хотела увидеть Рой. — Он поднял очень светлые брови. — Вы не можете представить себе, Рой, насколько тоскливо мы, родители, чувствуем себя, когда ребенок начинает самостоятельную жизнь.

— Не стоит опасаться за Алфею, она со мной, а не в каком-нибудь вертепе, — сказала Рой. За этим последовала пауза, во время которой мистер Каннингхэм отвернулся, а Алфея, ранее отпускавшая и более рискованные замечания, уставилась на трамплин для прыжков в воду. Рой почувствовала себя неуклюжей, грубой крестьянской девчонкой. — Мы ничего такого не делаем, — неловко закончила она.

— Мы будем счастливы, если вы присоединитесь к нам, — сказал мистер Каннингхэм, гладя Бонни Принса Чарли.

— Хорошо, — решительно произнесла Алфея. — Но затем, папа, мы будем признательны, если вы оставите нас вдвоем.

— Я понимаю, — серьезно ответил он. — Я передам это матери.

15

Гертруда Койн родилась в 1895 году, когда ее отцу Гроуверу Т. Койну, исполнилось шестьдесят четыре года, и он был одним из двух самых богатых людей Соединенных Штатов, а ее мать, пухленькая, живая девятнадцатилетняя женщина (третья по счету жена), уже вступила на путь расточительства, сообразного с ее положением, и начала соперничество с пасынками, двое из которых были на несколько десятилетий старше ее.

На фоне беспримерной семейной показухи и хвастовства Гертруда казалась запуганным, нервным призраком. На редкость бесцветная девушка со срезанным, как у отца, подбородком (правда, родитель прятал его в густой бороде), она пыталась казаться ниже, сутуля плечи. Няням и гувернанткам было приказано бороться с этой привычкой, поддевая под изысканную одежду молоденькой девушки высокий жесткий корсет.

Ее родители постоянно путешествовали по Атлантике на собственной яхте. Две пары сводных братьев и сестер, как и ее родные братья, игнорировали ее. Неловкая и застенчивая, Гертруда мучилась бессонницей и несварением желудка перед обязательными торжественными вечерами по случаю рождения детей материнского клана. Сильная горячка неизвестного происхождения не дала ей совершить первый выезд в свет, зато после этого ей доставили около полумиллиона белых роз.

Когда умер отец, оставив ей пять миллионов в личное пользование и неприкосновенный капитал в двадцать пять миллионов долларов, который она не могла тратить, но от которого имела доход около восьмисот тысяч в год, Гертруда сказала:

— Теперь я буду жить просто. Летом 1916 года ее младший брат брал уроки у Гарольда Каннингхэма. Гарри — он предпочитал именно это имя — был красивым молодым человеком с пышными белокурыми волосами. Хотя происходил он из респектабельной бостонской семьи, Гарри был беден как церковная мышь. Его овдовевшая мать продала дом, обручальное кольцо и драгоценности, чтобы он мог получить образование в Гарварде. В 1917 году, когда Соединенные Штаты вступили в войну, его призвали в армию: коричневатого тона фотографии, запечатлевшие офицера в мундире с высоким воротничком, висели над позолоченной кроватью Гертруды Койн.

Гарри несколько раз попадал в пьяные переделки, к тому же он был слишком бедным и слишком обаятельным, чтобы быть супругом-консортом в тресте Гертруды. В обществе судачили на эту тему, газеты были полны сплетен о Наследнице и Репетиторе. Если бы старик Гроувер Т. Койн был жив, этот брак никогда не состоялся бы. Однако его вдова, все еще пухленькая и привлекательная, имела шанс стать герцогиней Рошмон, и хвост в лице бесцветной дочери ей был совсем не нужен.

Она закатила пышную до безрассудства свадьбу.

У молодоженов начались споры о том, где начинать свое дело. Гарри, который больше всего ценил комфорт и хорошее отношение, стремился быть подальше от Койнов и их экзальтированного круга, где на него смотрели как на охотника за наследством. Поэтому они сразу исключили из обсуждения Нью-Йорк. В Бостоне вряд ли когда-нибудь забудут об их скандальной женитьбе. Юг, по мнению Гертруды, был в явном упадке. Европу они тоже сбросили со счетов, потому что никто из них не отваживался покинуть родину.

И тогда Гертруда вспомнила:

— Когда мне было десять лет, мы зимой ездили на Запад. В Калифорнии чудесно — горы, море, яркое солнце.

От Беверли Хиллз Каннингхэмы пришли в восторг. Здесь совсем не чувствовалось социальной клановости. Особняки были разбросаны на зеленых холмах и населены людьми, которые, по мнению Гертруды, примыкали к среднему классу: кинозвезды, продюсеры, бывшие промышленные магнаты с Северо-Запада, нефтяные короли — и каждый занимался своим делом.