Зимняя луна (Ад в наследство) - Дин Кунц

Осмотрев свою правую ногу: та начинала распухать, но боль оставалась терпимой.

- Боже правый, дамочка, - убеждала она себя, - ты думаешь, кто ты такая? - одна из черепашек-ниндзя?

Затем взяла из медицинского шкафчика в ванной две таблетки экседрина и запила их тепловатой водой.

В спальне выключила ночник.

Она не боялась темноты.

Чего боялась, так это вреда, который могут причинить друг другу люди в темноте. Или в разгар дня.

10

Десятое июня совсем не было таким днем, который нужно проводить дома взаперти. Небо фаянсово-голубое, температура колебалась около восьмидесяти градусов, а луга все еще слепяще зеленели, потому что летний жар пока не иссушил трав.

Эдуардо провел большую часть благоуханного дня в кресле-качалке из гнутого орешника на переднем крыльце. Другая видеокамера, заряженная лентой и совершенно новыми батарейками, лежала на полу крыльца около кресла. Рядом с камерой дробовик. Пару раз мужчина вставал, чтобы взять свежего пива или принять ванну. И однажды совершил получасовую прогулку по ближайшим полям, неся с собой камеру. Но, однако, большую часть дня, провел в кресле - ожидая.

Оно было в лесу.

Эдуардо чувствовал костным мозгом, что нечто прошло через черную дверь третьего мая, более пяти недель назад. Знал это, ощущал его. Понятия не имел, что это было и где оно начало свое путешествие, но знал, что оно пришло из какого-то странного мира в одну монтанскую ночь.

С тех пор оно, должно быть, нашло какую-то берлогу, где и укрывалось. Все другие объяснения ситуации не имели смысла. Спряталось. Если захочет открыть свое присутствие, оно проявит себя ему этой ночью или другой. Лес, огромный и густой, предлагал неисчислимое множество мест для того, чтобы скрыться.

Хотя та дверь была огромной, это совершенно не значило, что путешественник - или корабль, принесший его, если он существовал, был таким же большим. Эдуардо однажды был в Нью-Йорке и проехал по Голландскому туннелю, который был значительно просторней, чем нужно для любой машины. Что бы ни прошло через эти черные, как смерть, ворота, оно должно быть не больше человека, может быть, даже меньше, и способно спрятаться почти везде в заросших лесом долинах и ущельях.

Дверь действительно ничего не говорила о самом пришельце, кроме того, что он был, без сомнения, разумным. Развитая наука и изощренная инженерия лежали за созданием этой двери.

Эдуардо прочел достаточно у Хайнлайна и Кларка - и выборочно у других в том же духе, - чтобы натренировать свое воображение, и вполне понимал, что тот, кто вторгся, может иметь самое различное происхождение. Более похоже на неземное. Однако оно может быть и чем-то из другого измерения или параллельного мира. Или даже человеком, открывшим проход в это время из далекого будущего.

От просчитывания многочисленных вариантов кружилась голова, но он больше не чувствовал себя идиотом, когда размышлял о них. Также прекратил смущаться, когда брал фантастику в библиотеке, - хотя обложка часто бывала дрянной, даже когда художник сильно старался, и его аппетит в этой области стал ненасытным.

К тому же он обнаружил, что у него больше не хватает терпения читать реалистов, которые были его кумирами всю жизнь. Их произведения просто не казались ему такими, как раньше. Черт возьми, они теперь вовсе не были для него реалистическими! Стоило прочесть только несколько страниц книги или один рассказ, как Эдуардо явственно ощущал, что их точка зрения охватывает чрезвычайно маленький сектор реальности, как будто они глядят на мир через щель в маске сварщика. Они, конечно, писали хорошо, но писали только о крошечной лучинке человеческого знания в большом мире и бесконечной вселенной.

Теперь Эдуардо предпочитал писателей, которые могли заглянуть за горизонт и знали, что человечество однажды подойдет к концу своего детского возраста. Их верящий разум смог одержать триумф над предрассудками, невежеством и осмеливался мечтать. Ему захотелось снова купить второй дискмен и дать "Вормхарту" еще один шанс.

Эдуардо подумал, что хорошо бы поверить в то, что существо, которое прошло через двери, было именно человеком из далекого будущего, или, по крайней мере, добронравным существом. Но оно ушло в бега вот уже больше чем пять недель назад, а такая секретность явно не указывала на его благие намерения. Он пытался не быть ксенофобом. Но инстинкт подсказывал, что его задело не просто нечто, отличное от человеческого, но также искони враждебное ему.

Хотя его внимание было сосредоточено чаще на нижнем восточном лесе, на той его части, где открылась дверь, Эдуардо не чувствовал себя уютно, прогуливаясь и по северному или западному лесу, из-за того, что вечнозеленая ширь смыкались со всех сторон вокруг ранчо с единственным разрывом - полями на юге. Что бы ни вошло в нижний бор, оно легко может проникнуть под покров деревьев в любом крыле этой зеленой подковы.

Он полагал возможным, что путешественник еще окончательно не выбрал себе укрытия в окрестностях, а кружит среди сосен на западных холмах и по горам. Может быть, он уже давно отступил в какое-нибудь защищенное высотой, отрезанное от мира ущелье или пещеру в отдаленном уголке Скалистых Гор, за много миль от ранчо Квотермесса.

Но Эдуардо не верил, что это так.

Иногда, прогуливаясь вблизи леса, изучая тени под деревьями, ожидая чего-нибудь необычного, он чувствовал... некое присутствие. Так просто, необъяснимо. Присутствие! В эти моменты, хотя и не видя и не слыша ничего необычного, он ощущал, что больше не один.

Так и ждал.

Рано или поздно что-то случится снова!

В эти дни, пока росло нетерпение, он напоминал себе две вещи. Во-первых, он уже привык ждать; с тех пор, как умерла три года назад Маргарита, он больше ничего и не делал, только ждал, когда придет ему время присоединиться к ней. Во-вторых, когда, наконец, что-то произойдет и путешественник выберет время, чтобы явить себя в том или ином виде, то скорее всего ему, Эдуардо, сильно захочется, чтобы все так и оставалось, секретным и непроявленным.

Теперь он поднял пустую пивную бутылку, встал с качалки, намереваясь сварить кофе, - и увидел енота. Тот стоял во дворе, в восьми - десяти футах от порога, и глядел на мужчину. Раньше он его не заметил, потому что был поглощен наблюдениями за дальними деревьями - когда-то светившимися - у подножия луга.

Лес и поля были густо населены всяким зверьем. Частые встречи с белками, кроликами, лисами, опоссумами, оленями, большерогими козами и другими, помельче, было одной из самых привлекательных сторон такой отшельнической жизни вне города.