Святые и порочные - Збигнев Войцеховский

Увы, Александр предпочел союз с монголами – ибо он обессиливал Русь, но усиливал его личную власть. Вряд ли он стал бы великим князем, если бы не монголы, ставшие причиной смерти его дяди, отца, многих родственников…

Но как же его подвиги в борьбе с угрозой «латинян»? Взять Невскую битву – это «грандиозное» сражение было выиграно силами княжеской дружины, усиленной ладожскими ополченцами. Князь не собирал вече и вызывал подмогу из других княжеств. Почему это не должно указывать на незначительность сражения? Ведь нам же говорили о полководческом гении Александра, а не о его безрассудной смелости… А Ледовое побоище? Противостояние северных русских княжеств и европейских рыцарей вполне могло тянуться веками – и никто бы не имел существенного перевеса. Ведь даже Грюнвальдская битва 1410 года не означала для современников окончательного разгрома крестоносцев, хотя ее-то от Ледового побоища отделяли почти два столетия. По большому счету, в досоветский период оно упоминалось даже не в каждом учебнике по истории – Невская битва была более популярной, сражению на Чудском озере отдавали должное лишь специалисты по военной истории. Весьма вероятно, что на советских историков определенное влияние оказала «магия чисел» – бой на Чудском озере и Сталинградскую битву разделяли ровно семь веков. 1242 год – и 1942-й… Показательно, что пика своего суета вокруг имени Александра Невского достигла при Сталине – начавшись накануне Великой Отечественной и утихнув в 1950-е годы.

Итак, реальному разорению и запустению Руси при монголах принято противопоставлять чисто гипотетическую угрозу из Европы (ведь каждый раз, когда завоеватели приходили оттуда – Наполеон, Вильгельм, Гитлер – все они были биты). Зачем? Да затем, чтобы оправдать прямое сотрудничество Александра (да и других князей) с захватчиками. Ведь это сотрудничество князьям было выгодно – ведь не вся собранная дань уходила в Орду (да уж, традиция «прилипания к рукам» имеет давние корни), да и власти у конкретного князя становилось больше, как ни странно, – ведь прежде он был в большей степени наемным гражданским и военным администратором, пусть и высокородным, но вынужденным уважать мнение тех, кто его пригласил на княжение – и которого всегда могли «попросить». Теперь же властители земли русской все больше превращались в деспотов азиатского разлива. Монголам же было проще иметь дело с прикормленными князьями, чем каждый раз усмирять вольных людей, свободно высказывающих свое мнение на вечевых сходах. А так – не монгольские баскаки, а дружинники русских князей держали русский же народ в узде…

И снова – слово Н.И. Костомарову, историку церкви и верующему человеку:

«…Духовенство более всего уважало и ценило этого князя. Его угодливость хану, уменье ладить с ним, твердое намерение держать Русь в повиновении завоевателям и тем самым отклонять от русского народа бедствия и разорения, которые постигали бы его при всякой попытке к освобождению и независимости, – все это вполне согласовалось с учением, всегда проповедуемым православными пастырями: считать целью нашей жизни загробный мир, безропотно терпеть всякие несправедливости и угнетения, покоряться всякой власти, хотя бы иноплеменной и поневоле признаваемой». Мало что к этому можно добавить…

И все же – почему христианство «латинского обряда» выглядело для православного духовенства более опасным врагом, чем язычество кочевников (которые, к тому же, не облагали духовенство данью)? Да потому, что две ветви одной веры можно было сравнивать. И не факт, что сравнение оказалось бы в пользу православия (я не о том, что якобы католичество или еще какая конфессия лучше – я о том, что изобрели пресловутый пиар не у нас). Чем еще объяснить, что в житии святого Александра Невского речь идет о сражениях? Тем, что битвам этим придано не политическое или патриотическое, а религиозное значение. Не зря же шведский монарх выступает там как «король Римской веры из Полуночной страны» – конкретно названа вера врага, а не страна, откуда он пришел. Вот только еще внимание к угрозе с Запада отвлекало от осознания того факта, что и Александр, и превозносившее его духовенство сотрудничали с захватчиками, разорявшими и опустошавшими их родину. К большой для себя выгоде. И честно отрабатывали оказанное доверие – один старательно собирал дань со своих подданных, другие призывали покориться…

И не случайно князь Александр назван благоверным, а не праведником – кем-кем, а праведником он не был… Впрочем, как и многие князья до и после него, на смертном одре принял схиму… Что ж, в рай хочется всем…

Князья Василий и Константин Ярославские

Эти братья, сыновья Всеволода Константиновича, первого ярославского князя, тоже имеют свое место в числе православных святых.

Жить им пришлось в трудное для Руси время – самое начало монгольского нашествия. В 1236 году на русские земли пришли полчища Батыя, предавая огню и мечу все на своем пути. Разорены были многие города и веси, и отец братьев – князь Всеволод, присоединившись к своему дяде, великому князю Владимирскому Георгию Всеволодовичу, принял участие в походе русских князей против захватчиков. Но силы оказались неравны. В битве на реке Сить в 1238-м русское войско потерпело сокрушительное поражение. Многие князья не вернулись в свои уделы. Пали в этой кровавой битве и князь Всеволод, и великий князь Георгий.

Осиротевшие княжичи остались с матерью, старший – Василий – унаследовал престол. Несмотря на юный возраст, Василий проявил ум и волю, достойные зрелого мужчины. Брат его Константин оказался надежным помощником во всех делах.

Князь Василий управлял своей вотчиной, всячески уклоняясь от усобиц соседей, предпочитая битвам духовное утешение в заботах о благе родного княжества, залечивая раны, нанесенные монгольскими набегами, обновляя разоренные храмы, помогая вдовам и сиротам воинов, погибших на Сити.

В 1239 году князь Василий впервые отправился в Золотую Орду вместе с другими князьями «про свою отчину» (чтобы получить от хана ярлык на княжение) и был отпущен Батыем «с честью». В 1244 году он снова ездил в Орду с Владимиром Константиновичем, князем угличским и своим дядей. В 1245 году отправился к Батыю в третий раз, вместе с великим князем Ярославом Всеволодовичем. Вернувшись из Орды, Василий женился на княжне Ксении, с которой имел двоих детей – дочь Марию и сына Василия, умершего в раннем детстве. Переживший немало скорбных событий, князь Василий смиренно принимал все тяготы и невзгоды.

Увы, жизнь его была доброй и благочестивой, но недолгой. Зимой 1249 года князь Василий отправился во Владимир, чтобы встретиться с великим князем Александром Ярославичем (которого мы знаем как Невского). Но, едва прибыв во Владимир, князь Василий заболел и 8 февраля скончался. Гроб с его телом от Владимира до Ярославля сопровождали двоюродные братья Василия, князья ростовский и белозерский – Борис и Глеб Васильковичи, к ним присоединился и великий князь Александр – столь велико было их уважение к молодому, но зрелому духом безвременно почившему князю. Отпевал его Кирилл, епископ Ростовский. Гроб с телом был поставлен в Ярославском Успенском соборе.