Вихрь Бездны (СИ) - Ольга Ружникова

набок, второй — на колени и ничком, путаясь в рясе. Оба — под ноги товарищам. А те просто отпихнули невезучих с дороги.

Элгэ бы сто раз подумала, прежде чем служить в подобной армии. Настолько бесчувственны или нанюхались восточной дряни?

— Вперед! — девушка на бегу сорвала со стены факел.

Октавиан прихватил его соседа.

3

Застывшие рыбьи глаза, черные балахоны, кривые ножи. И бесстрастные лица — куда там всей семье Мальзери во главе с Валерианом!

Черная десятиглавая тень скользит по серой стене. Навстречу незваным гостям.

К счастью — десятиглавая. Ибо между ней и темнеющим впереди поворотом — только серо-багрово-факельное пространство. Десять глав — и примерно десять шагов.

Девять, восемь, семь… Шагов, а не голов, — к сожалению.

И прежнее заунывное пение! Где Элгэ уже слышала эти слова? Кто и когда их произносил? Почему они и знакомы, и незнакомы?

Три шага, два…

Факел — в морду ближайшему. Октавиан ткнул в сутану «своему» — молодец!

Дикий, звериный рев обожженного! Ослепший враг шарахнулся назад, стройная шеренга сбилась, превращаясь в толпу…

Жаль, сейчас опомнятся. Такие — опоминаются быстро.

Клинок проткнул рясу ближайшего — вместе с тем, что под ней. Тело дернулось на острие, из горла — вопль. А лицо и глаза… бесстрастны.

Назад! И отступай. Алексис Зордес однажды наглядно продемонстрировал Виктору, как смертельно раненый враг успевает достать победителя. Пока шпага в твоем теле, противник — на расстоянии удара. И здесь главное — выдержка. И умение перебороть боль.

Рывок, прыжок назад…

Вовремя! Серп режет воздух там, где четверть мига назад была Элгэ. Где ее уже нет…

С еле уловимым стуком чужой нож валится на пол. Из разжатых смертью пальцев.

Бой — это танец. Со смертью. Алексис был лучшим из известных Элгэ танцоров и бойцов. Увы, никакое искусство не спасает от выстрела в спину.

Только бы у них не оказалось метательных стилетов! С такого расстояния — попробуй уклонись. Особенно, если вот-вот вновь оглохнешь. На сей раз от неумолчного пения.

Шеренга рыбьих лиц — уже опять шеренга. Они тоже отступили вовремя. А затем обогнули и мертвого, и катающегося по каменному полу обожженного.

И даже не оглянулись.

— Запах смерти не бывает приятным, — говорил Алексис. — Но никогда не отворачивайся от того, что сделал сам…

И нос не вороти от запаха, надо полагать.

Факел летит в очередного черного истукана. Жертва успевает шарахнуться назад. Толку-то — одежда всё равно вспыхнула. Этот догадался рухнуть сразу — значит, не сгорит. Но из боя выключен.

Шестеро против двоих. Даже пять с половиной — у одного из врагов нож в левой, явно не слишком тренированной. Черная ткань на правом плече промокла от крови. Молодчина, Октавиан!

Ну давай, Элгэ! В правой — шпага, в левой — кинжал. А справа Октавиан со шпагой и стилетом.

Надо спешить! Эти мерзавцы — мясники, а не бойцы. Им только с женщинами и детьми драться. С настоящими. И не вооруженными.

Чернорясники — тупое, пушечное мясо, но если сейчас сзади выскочит еще столько же!

А те всё еще поют. Это дает надежду… Жертвы — еще живы! Будем надеяться…

Ну добейте же кто-нибудь горящего, ради всего святого!

Сразу двое. Шаг назад, ну — давай! Хороший мальчик. Шпага длиннее ножа — не знал? Готов!

Ах ты… Серп тоже, увы, длиннее кинжала. Чиркнул по плечу, зараза. Вскользь, но если острие — ядовито…

Кривой нож лишь на миг ушел в сторону. Зато кинжал Элгэ как в масло влетел в чужое горло.

И всё же левая рука — раненая! — подвела со скоростью. Рывок назад — от нового чернорубашечника — удался. А вот выдернуть родной кинжал времени не хватило. Темный и все змеи его!

Рука еще действует. Не рана — царапина, мышцы вряд ли задеты. Но если на лезвии был яд — это конец.

Так не в одиночку же умирать дочери Алехандро Илладийского!

Нет, эти кретины так и не поняли, что тупо прут вперед лишь дураки. Готов! К-куда падать? Элгэ в бешенстве удержала за воротник свежеиспеченный труп, выдрала из так и не разжавшихся пальцев серпонож. Не дага, но тоже неплохо. Ибо у илладийки, невзирая на рану, пока еще две руки. В отличие от этих косолапых…

А вот теперь — пожалуйста, падай. На своих.

Последний враг ударился в бегство. Назад, к поющим. И стилет Октавиана нашел его на полпути.

Элгэ огляделась. Дыхание напарник уже успел сорвать, а рубашка подозрительно прилипла к левому боку. Темнеет неровным пятном. Не таким уж и маленьким…

— Серьезно?

— Ерунда, — юноша попытался улыбнуться. Неудачно. — Некогда!

Здесь он прав — действительно некогда. Впрочем, если на кривых клинках и яд, то медленно действующий. Так что вперед. Бегом — до змеиного логова.

Корчится у стены бедняга с обожженным лицом. Его Элгэ оставила, где был, — не опасен. И скорее всего — выживет.

А вот этот… Хорошо, что ее не тошнит — никогда.

Девушка склонилась над жертвой Октавианова факела. Уже потухшей и еще живой. Жалобно хрипит.

Один взмах кинжала. Такой медленной смерти не заслужил никто.

Вряд ли Элгэ ждет когда-нибудь светлый Ирий. Но и Бездны Вечного Льда и Пламени бояться больше незачем. Они ее только что видели.

А новое оружие — кривой, черный нож со змеей на рукояти.

Пять шагов бегом — до последнего поворота.

Точно такая же гадина была на развороте очень старой книги — в библиотеке Вальданэ. Эту древность с золотыми переплетом и замочком Элгэ и Виктор обнаружили лет пять назад. И ни змея ни поняли в странном языке. Буквы знакомые, слова — нет…

Тот самый текст, что теперь раз за разом слышат стены древнего города!

Мда, серповидный нож — не цивилизованный кинжал. За пояс не заткнешь, а ножны для страшилища не предусмотрены. Ничего, освещение там и свое найдется, а в бою оружие — важнее факела.

Каменный пол дрожит под ногами. Позади — раненый враг и больше десятка мертвых. Вперед ведут крутые серые ступени. Прямо в багровые отсветы. К алтарю и твари внизу!

И чей-то душераздирающий крик бритвой резанул уши.

Глава 6

Глава шестая.

Эвитан, окрестности Лютены.

1

Сгущается багровый туман. Мертвые слова бьют в виски раскаленными молотами. Кривляются в диком танце зловеще-черные фигуры…

Бешено рвется из пут Диего. А светловолосый парень рядом с ним — по-прежнему неподвижен. И Мирабелла больше не зовет непутевую мать. Совсем! Ни вслух, ни мысленно.

Охваченная паникой Эйда бросила тревожный взгляд