Беда по вызову - Ольга Степнова

— Подарили, — задрав голову, сообщила я.

— А? Громче рот разевай! Ездить не умеешь! Говоришь — как рыба клювом щелкаешь!

Перевесившись через перила, со мной беседовал дедок, разодетый как боец ОМОна. Теперь я поняла, почему Бизя всегда орет так, будто вокруг него одни глухие. Захлопнув ржавую дверь горбатого, я зашла в подъезд.

Лифт не работал, и я через пять ступенек понеслась на восьмой этаж. Дозвониться я не могла минут десять. Наверное, дед до сих пор с балкона обучал народ правильно ездить. Я в дверь звонила, пинала ее и колотила. Наконец, обессилила, и уже хотела бежать вниз семафорить Сазону, чтобы впустил, как вдруг замки лязгнули и тяжелая дверь отворилась.

— Дама! — рявкнул Сазон. — Зачем ты так шумишь? Ты что — глухая?!

От неожиданности я кивнула. Дед вдруг смягчился, поманил пальцем, чтобы я нагнулась и крикнул во весь дух мне в ухо:

— Проходи!

Меня контузило, шатнуло, и я ввалилась к Бизе домой.

— Чтой-то ты неустойчивая какая-то, — чуть тише сказал дед. — Пьяная что ль?

Я еле удержалась, чтобы снова не кивнуть. С Сазоном хотелось во всем соглашаться.

— Счас! — крикнул дед и умчался в комнату. Я огляделась. Обстановка в квартире была спартанская. Стены побелены, пол — чисто выскобленный, деревянный. Из мебели в комнате виднелся только старый шкаф и жесткая деревянная кровать.

Появился дед с ворохом какого-то тряпья, и заорал:

— На! Я от старья завсегда избавляюсь! Бери — не жалко! Я понимаю — бизнес. У меня друган есть, у нас тоже бизнес. — Он великодушным жестом швырнул на пол какие-то старые одеяла, подушки, и даже рваные штаны. Я отшатнулась.

— Мне это не надо! — заорала я так громко, что он услышал.

— Да? А на хрена приперлась? У нас завсегда ходят, старье собирают. А тут ты! Авто — утиль, штанишки потертые, пенсне из восемнадцатого века!

Я сделала большое усилие, чтобы не обидеться. За эту стильную потертость на джинсах я выложила 150 долларов, а чтобы купить очки, два месяца горбатилась, строчила статейки, пристраивая их во все издания города под разными заголовками. И авто у меня не утиль, а… раритет.

И тогда я влепила Сазону в лоб:

— Я от Глеба!

Сазон сбегал на кухню и принес буханку хлеба.

— Жри, доча! А то сухая как вобла.

Я чуть не зарыдала от бессилия. И тогда, из нагрудного кармана, я достала русые волосы Бизона и протянула деду. Он схватил их скрюченными пальцами, похоже, все понял, или — узнал, потому что пальцы сильно задрожали.

— Он живой? — самым настоящим шепотом спросил Сазон.

Я закивала, закланялась всем телом, давая утвердительный ответ.

— Тогда почему его волосья у тебя в грудях? — вернулся к нему голос.

Я подумала, как бы ему объяснить, и не нашла ничего лучшего, как постучать указательными пальцами друг о друга. Дед сказал «А!» и осмотрел меня более критически.

— Яишенку будешь? — гаркнул он, и потащил меня на кухню. Там царил строевой порядочек. Кастрюльки, сковородки, чашки и тарелки расставлены были строго параллельно и перпендикулярно. Все было старое, простое, добротное, и чистое. На столе — клеенка в клетку, на окнах — короткие холщовые занавески. Только одна вещь не вписывалась в этот суровый быт — огромная, шикарная, дорогущая, серебристая микроволновка Whirlpool. Я все время откладывала покупку именно такой, потому что не хватало денег.

Сазон достал из холодильника штук двадцать яиц и стал ловко колотить их в шипящее на громадной сковородке сало. Я попыталась перехватить инициативу, но он крикнул, что я слепая, глухая, худая и ни на что не гожусь. Я вытащила из сумки, купленную по дороге бутылку Хэннеси и пачку Житана. Увидев коньяк, Сазон заметно ускорился. Он стремительно нарезал хлеб, покрошил зеленый лук, разлил коньяк по рюмкам, и сел напротив.

— Где письмо? — проорал он.

Я вдруг поняла, что совсем забыла про письмо, которое Глеб написал деду, и передал со мной. Зачем было устраивать ужастик с отрезанными волосами, если можно было просто вручить Сазону письмо? Я порылась в сумке, откопала конверт. Сазон, прежде чем начать читать, опрокинул рюмочку.

Читал он долго, держа листок в вытянутой руке, и откинув голову назад. Мысль обзавестись очками, ему, конечно, в голову не приходила. Слепая и глухая из нас двоих была я. Сазон шевелил губами, иногда бормотал, один раз у него предательски задрожали руки, он часто заморгал, но быстро справился с собой и опять тихонько забормотал, то улыбаясь, то хмурясь.

Я понятия не имела, что было в этом письме, хотя Бизон не запечатал конверт. Я не люблю читать чужие письма. Я не хотела знать, как представил меня Глеб самому близкому ему человеку. Или боялась. Я сама хочу строить все отношения, без подглядывания в чужие определения. Даже если эти определения принадлежат Бизону.

Все же, чувствовала я себя неуютно, особенно, когда дед пару раз с любопытством скосил на меня хитрые глаза. Я усиленно принялась за угощение. Никогда не закусывала коньяк яичницей с зеленым луком.

— Значит, ты не старьевщица, — объявил Сазон, закончив, чтение.

Я, едва не подавившись, благодарно кивнула.

— И Глеб не в Казани, — подытожил Сазон. Я снова кивнула. — Мишка сказал, что он не появился у подруги его тетки. Сказал, что он пропал, и с ним никак не связаться. Ишь, ты! Как вышло-то! Учитель! Ишь ты!

Он хлобыстнул еще рюмочку и, забыв про яишенку, резво забегал по кухне.

— Ишь, ты! И не позвонит, говнюк! Ну, это понятно — ищут его! Каждая собака знает, что ищут. Мишка все заходил, спрашивал, не написал ли. Баба какая-то названивала, адресок требовала. Я сказал — от хрена уши тебе, а не адресок. Больше не звонит. Ишь, ты, педагог! А ты, значит, писательница!

Ну вот и стало понятно, кто я для Бизона, а теперь и для Сазона. Дед внезапно резко остановился, и уставился на пачку Житана.

— Кто научил тебя курить это говно?

Я пожала плечами. Вроде, никто. Единственные сигареты, от которых остается впечатление. Сазон близко наклонился ко мне, и доверительно крикнул в ухо:

— Правильно он этого Грача грохнул!

Я вздрогнула.

— Это не он грохнул!

— Точно, и не охнул! Я теперь в почете хожу. Турникеты-то убрали! Нет турникетов! Все говорят, если бы не Глеб мой, то сами бы его замочили! Вот! Украл у народа подвиг.

— Он не крал подвиг!

— Знаю, он написал, что ты краля со сдвигом!

Я чертыхнулась, и решила объясняться с ним только жестами.

— За знакомство! — дед налил еще рюмочку, и выпил залпом прежде, чем я успела предложить ему чокнуться.

Внезапно зазвонил телефон. Причем, не тот допотопный, который я видела в коридоре, а мобильный, с полифоническим звучанием, исполнявший ни много, ни мало пятую симфонию Бетховена. Сазон подскочил на месте и стал отчаянно колотить себя по бокам. Серебристый Simens он нашел в наколенном кармане камуфляжных штанов.

— Але! — крикнул он, с трудом отыскав кнопку включения. — Але! Есть контакт с подводной лодкой! Але! Какая срачка? Почему беременная? — От удивления Сазон сел прямо на пол посреди кухни. — Ах отсрочка! Ах временная! Ух, ты, твою мать! — Он подскочил с пола, а я искренне посочувствовала его собеседнику. — А хрен им! Нужно в срок! Все и сразу! Или… или…

— Включим счетчик, — не удержалась я от подсказки.

— Вкрутим свечку, — повторил за мной угрозу Сазон.

— В беременную срачку, — снова не смогла сдержаться я. Сазон скосил на меня хитрые глаза и нажал отбой. Что-то не похож он на пенсионера, который живет на одну пенсию.

— Счас! — крикнул дед и умчался в комнату. Я с опаской поджидала, что он придумает на этот раз. Вернулся Сазон с огромным фотоальбомом.

— Опа! — жестом фокусника он открыл красную плюшевую обложку. — Это Глеб! Таким он был!

На большом черно-белом снимке стоял худенький, кудрявый мальчик с грустными глазами в пол-лица. Белая рубашка, костюмчик, галстук-бабочка. Нескладный как кузнечик, он держал на плече скрипку, занеся над ней смычок. Я вдруг поняла, почему громилу Бизона хочется жалеть, учить жизни и укутывать одеялом на ночь. Просто в нем живет маленький мальчик, который умеет играть на скрипке, смотрит на мир удивленными глазами и ждет от него чуда.

— Опа! — дед перевернул страницу. — И это Глеб! Таким он стал!

Снимок был сделан, скорее всего, в армии. Скрипача из мальчика не получилось. Этот парень пришел за чудом не с хрупким музыкальным инструментом, а с гранатометом на плече. Он был огромный, он был сильный, он хотел всего и сразу. Он даже готов был взять причитающееся ему силой.

— Вишь, каким стал! Подкидыш!

Я кивнула. Знаю, каким стал подкидыш.

— А скрипка где? — крикнула я, изображая игру на скрипке. Дед схватил меня за руку и потащил в комнату. Там, кроме деревянной кровати и потертого шкафа, стоял огромный, роскошный телевизор с абсолютно плоским экраном во всю стену. От удивления у меня отвисла челюсть и я еле удержала равновесие, схватившись за косяк. До сих пор я видела такие только в фильмах про красивую жизнь. Хочу быть старой, глухой пенсионеркой и пялиться в это плоское чудо, которое стоит как моя квартира. Очень непростой дед, этот Сазон, решила я про себя.