Свобода для Господа Бога - Илья Тё

Гордиан тихо усмехнулся – выглядело все до ужаса театрально.

Но народ купился: люди застыли в молчании, слушая с плохо сдержанным восторгом и живым трепетом в душах и глазах.

Сабин прочитал ордонанс восторженным речитативом, делая ударения на повсеместно встречающихся в тексте словах «Свобода» и «Республика», «Единство» и «Победа», потом очень быстро пробежал короткие предложения об утверждении Великого Совета в прежнем составе, свернул манускрипт и вопрошающим взором взглянул на пораженную аудиторию.

Слова Сабина прозвенели над площадью как набат колокола, как мелодия гимна, как сигнал к началу атаки. Площадь зашумела. Напряжение последних минут спало – на лицах людей заиграли улыбки, в глазах заискрились радость и неподдельное счастье. Сабин обернулся к Гордиану и, победно улыбнувшись, мотнул ему головой, приглашая на трибуну. Весь вид его как бы говорил: «Ну, каково? И ты сравнивал меня с Трэйтом? Давай, осталось только добить!»

И Гор вбежал на трибуну по зову вилика так же, как за минуту до этого туда забрался шавкой адъютант Сабина.

Вилик чуть приобнял его за плечо и громогласно объявил:

– А сейчас, друзья, настал торжественный момент. Я приглашаю вас к голосованию! И огласит вопросы для голосования не просто человек, не просто воин нашей славной армии и даже не просто герой. Друзья мои, с невероятной гордостью и замиранием сердца своего представляю вам… Гора Фехтовальщика!!!

Не известно, замерло ли в этот момент сердце у самого Сабина, но лично у Гора оно дрогнуло, застыло на мгновение и застучало, чуть не выпрыгивая из груди, а на глазах снова, как вчерашним утром, навернулись слезы. Но если вчерашние являли собой следствие горя и отчаяния, то сегодняшние были явно другими. Это были слезы опьянения счастьем и гордостью.

За себя. За дело, которым он дышал и жил весь последний год. За сервов Эшвена и за их такую невиданную, нежданную, обильно политую кровью, но такую сладкую Свободу!

Площадь ахнула – вдохнула и выдохнула так, словно имела одни легкие на все стоящие строем тысячи душ, и взорвалась криком восторга.

Гор Фехтовальщик! Освободитель! Кумир миллионов!

Каро Сабин между тем спокойно, но по-прежнему громогласно продолжал:

– Чемпион авеналий, мастер клинкового боя, славный предводитель стрелкового корпуса, герой Ташского сражения, Рионской битвы и взятия Бургоса. Человек, пленивший самого кардинала и выкупивший ценой его жизни свободу для всех нас. Святой Апостол, разрывающий проклятые хомуты, как горла червям-шательенам. Да что там говорить, вы все знаете его. Встречайте – Гор Фехтовальщик!!!

Зал зашумел снова, флюиды радости и какой-то наркотической эйфории окатили всех присутствующих и зацепили самого Гора, пошатнувшегося на непослушных ногах и почти захлебывавшегося от исходящей от толпы волны восторга.

Но Сабин не медлил. Он ткнул Гордиана в плечо, выводя из сладкого ступора, и сунул в руки листок, где красовались всего два абзаца, четко отделенные друг от друга.

– Читай, – тихо, но очень жестко приказал Сабин, хотя лицо его по-прежнему улыбалось. – Пусть голосуют, время дорого.

Гор развернул листок перед глазами.

– Итак, – произнес он громко, стараясь придать словам как можно больший вес и силу, – свободные сервы Эшвена! Я обращаюсь к вам! Голосуете ли вы за Великий ордонанс, поддерживаете ли вы его всей душой, признаете ли вы Великий Совет единственным и высшим органом власти над свободными землями? Любите ли вы нашу Свободу и Республику всем своим сердцем, как люблю ее я, клянетесь ли защищать Свободу, Республику и Великий Совет ценой своей жизни, до последней капли крови и до последнего вздоха? Кто «за» – пусть поднимет руку вверх!

Площадь заворочалась и взметнула ладони к бездонному небосводу. Вестовые и адъютанты, стоящие по краю площади, бросились судорожно считать, что-то записывая в маленькие блокноты, но, в общем, без толку, ибо и так было ясно, что все голосуют «за».

– А теперь тот, – продолжал Гордиан, читая второй абзац по врученной ему бумаге, – кто желает раскола нашей славной армии, гибели Республики и роспуска Великого Совета, пусть поднимет руку и выйдет вперед, чтобы каждый из нас, свободных сервов Эшвена мог увидеть такого человека в лицо.

Толпа замерла. Никто не шевелился. «Раскол армии и гибель Республики» – сами слова эти казались страшными, они просто не помещались в сознание, за мгновение до этого до отказа заполненное радостью и восторгом. И ни одна рука не поднялась вверх…

«Демократия, черт побери! – подумал Гордиан. – С такой постановкой вопроса можно утвердить хоть смертный приговор для всех собравшихся. И ведь проголосуют».

Сабин между тем аккуратно оттеснил Фехтовальщика с трибуны и, встав на его место, поднял руки вверх, привлекая к себе внимание.

– Голосование закончено! – торжественно объявил он. – Ордонанс принят единогласно. Благодарю всех собравшихся за проявленное мужество и мудрость. А сейчас… – Тут он снова улыбнулся, набрал в легкие побольше воздуха и заорал: – Мы будем праздновать, друзья! Да здравствует наша Республика! Да здравствует Великий ордонанс! Да здравствует Победа!

Все закричали. Вверх, как водится, полетели головные уборы. Кто-то из делегатов-офицеров затянул даже бравую маршевую песню, сочиненную сервами во время походов. Кто-то подхватил эту мелодию, и поющие ряды заколыхались чуть ли не в ритуальном экстазе.

Да здравствует победа – Сабин победил!

Но в это мгновение перед стенами Дворца грянул сухой выстрел. Ряды делегатов раздвинулись, расталкиваемые крепкими руками, а к помосту и трибуне, быстро семеня упитанными ногами, выбежал крупный мужчина в роскошной одежде и с шикарной, широкой бородой, свисавшей вниз аккуратным квадратом.

Гор моргнул и вспомнил – то был Гор Арбаль, собственной персоной, первый вилик столицы, не включенный Сабином в Великий Совет.

В руке бородач держал дымящийся пистоль.

– Не пугайтесь, господа! – прокричал он низким хрипловатым голосом. – Выстрелом я лишь привлек внимание, никто не пострадал.

С этими словами он отбросил свое разряженное оружие и в сопровождении нескольких человек протолкался к трибуне. Здесь спутники оставили его, и на трибуну он взобрался в гордом одиночестве, нагло втиснувшись между Гором и Сабином.

– Что вы позволяется себе, Арбаль? – вполголоса прошипел Сабин так, чтобы его не слышали стоящие на площади. – Ума лишились?

– Никак нет, господин советник, – заявил артошец, нимало не смущаясь, и очень громко, так чтобы его слышали все, – а вот вы похоже, тронулись, да?

– Да что это значит?! Вы не уважаете Совет и почтенных делегатов Ассамблеи! Это оскорбление! – Сабин вскипел и развернулся к стоящему рядом вестовому: – Капрал, немедленно арестуйте негодяя!

Капрал, вооруженный одной лишь шпагой, немедленно попытался вытащить ее из портупеи, однако спутники Арбаля, стоявшие у трибуны, выхватили пистолеты и направили стволы прямо ему в голову. По ближайшим рядам пробежал ропот, но Арбаль, не обращая на него внимания и уже окончательно обнаглев, грубо столкнул Сабина с трибуны, затем встал на его место и поднял руки в успокаивающем жесте.

– Спокойно, господа! – возвестил он торжественно и громко. – Наше оружие – лишь средство для борьбы с произволом. Мы пришли не драться, а говорить. Говорить и открыть вам глаза на происходящее здесь! Посмотрите вокруг, – он обвел рукой замершую площадь, – что вы видите, а вернее кого? А я вам отвечу! Здесь, на площади, стоит двести тысяч человек, делегатов свободного Эшвена. А сколько их прибыло в Бургос с верительными грамотами от своих городов и поместий? Я отвечу еще раз. Только пять тысяч. Пять тысяч, вы слышите?! Но кто же остальные, те, кто стоит сейчас рядом с нами? И я отвечу в третий раз – это сервы-солдаты из Боссона, снявшие на сегодня свои мундиры. А также праздные зеваки, зашедшие на площадь поглазеть. Это не делегаты, не делегаты!

По толпе пошел глухой шепоток, словно ветер зашелестел степной травой. Арбаль откашлялся и продолжил:

– Как представитель Бургосского отделения Партии Равных, я требую, чтобы в голосовании приняли участие только те лица, которые зарегистрированы и имеют соответствующие верительные грамоты от своих городов и земель. Все остальные могут поддерживать их как угодно, но голосовать не должны. Иначе подлог получается! Я предлагаю тем из присутствующих, кто имеет на руках верительные грамоты, подойти ближе к трибуне и проголосовать еще раз, но зафиксировать свое мнение письменно, на отдельном листе, с указанием города, который они представляют, и указанием лица, подписывающего документ. После этого все подсчитаем и посмотрим результат. Далее! Уважаемый советник Сабин очень много говорил, но совершенно не о том, что написано в документе. Было много слов о свободе и борьбе с королем и церковью, однако на деле после простой декларации всей этой словесной галиматьи ордонанс Сабина просто закрепляет действующий состав Совета, управляющего армией. Совета, который на девяносто процентов состоит из боссонских виликов! В нем нет ни одного представителя от Артоша и Арана, а разве это справедливо?! – Он повернулся к Сабину. – Вы слышите меня, сударь? Не будете ли так любезны еще раз разборчиво зачитать нам имена советников?