Год, когда мы встретились - Ахерн Сесилия

– Она для нас оставила. Мы ее садовники. – Он говорит равнодушно, без тени интереса, и поэтому получается очень правдоподобно. Ты смотришь на сына с восхищением.

– Обидно. Ну что ж, попробую еще раз позвонить ей на мобильный, – с этими словами Кевин разворачивается и собирается уйти. – На всякий случай, если я не дозвонюсь до нее, передайте, что Кевин заходил. Кевин, – повторяет он.

– Хорошо, я запомню. Кевин. – Ты явно смущен всем происходящим.

– Конечно, Кейран, – подтверждает Финн, выкатывая тачку на дорогу.

– Нет, Кевин, – хмыкает он вполне юмористично, но слегка озабоченно.

– Я запомнил, – говоришь ты, и Кевин медленно бредет туда, откуда пришел. Пару раз он оглядывается, как будто хочет убедиться, что я вдруг не выпрыгну из окна. Но даже когда он окончательно скрывается из виду, я все равно не чувствую себя в безопасности.

– Он ушел, – говоришь ты и стучишь в дверь.

Я потихоньку выскальзываю наружу, но стараюсь держаться так, чтобы твоя широкая спина в случае чего меня прикрывала.

– Спасибо.

– Бойфренд?

– О боги, нет. Но хотел бы этого.

– А вы нет.

– Нет.

– Похоже, славный парень.

Только дружеского трепа по душам нам еще не хватало. Меньше всего на свете я хочу обсуждать с тобой свою личную жизнь. Или ее отсутствие.

– Он мой двоюродный брат, – выпаливаю я в надежде, что это положит конец теме Кевина.

Ты делаешь круглые глаза.

– Ничего себе.

– Он приемный.

– А-а.

– И все равно.

Молчим.

– У меня есть кузина, Эйлин, – неожиданно сообщаешь ты. – Сиськи у нее огроменные и всегда такие были, сколько я помню. Стоит мне о ней подумать, сразу только их и вижу… – Ты вытаскиваешь руки из карманов и делаешь вид, будто держишь у груди два здоровенных арбуза. – Я всегда был от нее без ума. Мы ее звали Крошки Сиськи, потому что, когда она ела, туда вечно все падало. И лежало, как на полке.

Мы болтаем, стоя спиной к дому, и смотрим не друг на друга, а на Финна.

– Сейчас у нее уже четверо детей. И они переместились пониже, примерно вот так, – ты опускаешь руки с воображаемыми арбузами чуть не до пояса. – Но скажи она мне завтра, что ее удочерили… я бы, знаете ли…

– Мэтт, – фыркаю я.

Ты делаешь невинное лицо. Я качаю головой. Уж не знаю, правда все это или нет, но ясно, что ты нарочно меня подкалываешь. Нет, я на это не поведусь.

– У вашей сестры…

– Синдром Дауна, – предвосхищаю я твой вопрос. И скрещиваю руки на груди, готовая к бою. Я всегда наготове: что ты сказал насчет моей сестры? Почти все мои драки случались по этому поводу, когда я была маленькая. Есть вещи, которые не меняются.

Тебя ошеломляет моя реакция, и я опускаю руки.

– Я хотел сказать, что у вашей сестры потрясающие познания в музыке.

Подозрительно прищуриваюсь и внимательно на тебя смотрю. Нет, ты искренен.

– Э… да. Это правда.

– Она, кажется, знает даже побольше моего.

– Ну, это несложно.

Ты улыбаешься.

– Я договорился насчет экскурсии, на следующей неделе. Ее всюду проведут, все покажут. Как думаете, ей это будет интересно? Мне кажется, что да, – я уже приводил к нам на станцию разных людей, но именно ей, по-моему, это должно быть очень любопытно. Вы как считаете?

Я так изумлена, что способна только торопливо кивнуть.

– Ну и хорошо. Надеюсь, вы не обидитесь, но я хочу спросить: как нам лучше это организовать? Мне за ней заехать или вы ее привезете? Или она сама доберется?

Я продолжаю глупо на тебя таращиться в немом изумлении. Я не узнаю тебя. У меня в голове не укладывается, что ты все это устроил и еще беспокоишься обо всяких мелочах. Уму непостижимо.

– Вы договорились, что ей проведут экскурсию?

Ты растерян.

– Но я же обещал. А что? Что-то не так? Мне отменить ее?

– Нет-нет, – быстро отвечаю я. – Она будет в восторге. – С трудом подыскиваю нужные слова. И по привычке занимаю оборону: – А приехать она может сама, на автобусе. Она прекрасно с этим справляется.

– Хорошо. – Ты внимательно на меня смотришь, и это меня раздражает.

– Но могу и я ее привезти. Если это нормально.

– Конечно. – Ты улыбаешься. – Вы заботливая старшая сестра.

– Младшая.

Ты удивленно сдвигаешь брови.

– Она меня старше.

Ты саркастически хмыкаешь:

– Да, это же очевидно. Она и ведет себя как взрослый человек.

Я чувствую, что губы сами растягиваются в улыбке, но стараюсь сдержаться. Отворачиваюсь поглядеть, как там Финн. Ты тоже.

Он как раз взял в руки молоток.

– Вы на самом деле не против, что он это делает? – спрашиваешь ты.

– А вы?

– Это не моя плитка.

– Ему в глаз может залететь осколок.

Молчим.

– Может порезать ему руку. Перебить артерию.

Ты идешь через дорогу.

Не знаю, что ты ему говоришь, но толку от этого мало. Ты не успеваешь закончить и первую фразу, как Финн со всего размаху обрушивает молоток на мою драгоценную плитку. Ты отскакиваешь в сторонку, чтобы увернуться от осколков.

Двадцать минут кряду Финн с остервенением крошит все, что свалил на твой стол. Он весь красный, лицо перекошено от гнева. Твоя дочка, светловолосый ангелочек, которая всегда пританцовывает на ходу, наблюдает за братом из джипа, куда ты разрешил ей забраться. И обзор хороший, и безопасно. Сам ты стоишь на крыльце, скрестив руки, и вид у тебя не столько встревоженный, сколько заинтересованный. Наконец дело сделано, Финн изучает результат и медленно, расслабленно опускает руки. Потом оглядывается и впервые замечает, что вокруг собралось некоторое количество зрителей. Встряхивает головой, точно понемногу приходит в себя. Снова напрягается, натягивает капюшон – черепаха спряталась в свой панцирь. Бросает молоток в тачку и катит ее ко мне.

– Спасибо, – бурчит он, разворачивается и шаркает к дому, опустив голову, проходит мимо тебя и исчезает внутри. Мне слышно, как хлопает дверь.

И я думаю о том, что надо позвонить папе.

Надо. Но я не позвоню. За время своего «садового отпуска» я поняла, что моя дверь захлопнулась много лет назад, даже не помню уже, когда именно. И когда захлопнулась, не помню, и когда я это осознала, тоже, – но сейчас мне ясно, что я еще не готова выйти из своей комнаты.

Глава шестнадцатая

Просыпаюсь посреди ночи. Слышу знакомые голоса. Ветер, как посыльный, доносит до меня негромкий разговор, который ты ведешь в саду с доктором Джеймсоном. Понимаю, что больше не усну. А ведь я так вымоталась за день, до полного изнеможения. У меня все тело ноет и отдает болью при каждом движении. Но это приятная боль. Вот если целый день просидеть за компом, то потом голова трещит, глаза красные и будто песком присыпанные, и дико тянет правое плечо – от неправильной, кривой позы. И даже после тренировок, особенно если был долгий перерыв, тоже болит по-другому. А сейчас ощущения совершенно новые, я получаю от них удовольствие, чтобы не сказать – ловлю кайф. Да, я устала, но голова абсолютно ясная. Я исполнена воодушевления, меня как будто накачали свежими силами, и душа ожила, подпитанная энергией земли. Но вот чего я никак не могу понять, это почему доктор Джеймсон снова сидит с тобой на улице в час ночи. Что за неотложные проблемы, которые нельзя обсудить при свете дня? Мне также непонятно, что вообще может быть общего между вами? На нашей улице вы с ним наименее подходящие кандидатуры для таких посиделок. Даже менее чем мы с тобой, а это о чем-то говорит. Впрочем, ты ведь типичный «нарушитель спокойствия» – бьешь уличные фонари, крушишь свой гараж, а доктор, наоборот, местный «страж порядка», может быть, он, видя в тебе потенциальную угрозу для соседей, пытается как-то тебя урезонить.

Откидываю одеяло и вылезаю из кровати. Ты меня достал.

Надеваю угги и короткую дубленку, наливаю в термос горячего чаю. Иду к вам, захватив с собой пару кружек.

– О, а вот и она, – провозглашает доктор Джеймсон, как будто вы как раз обо мне говорили.