Сладостный обман - Колин Фолкнер

Поцеловав ей руку, Кэвин сразу же предложил:

– У нас есть две возможности скоротать время: мы можем пообедать здесь или сразу отправимся к одному моему другу. Он пригласил меня к себе, но я еще не дал ему определенного ответа. Если ты хочешь, отправимся к нему прямо сейчас, – Кэвин игриво улыбнулся. – Правда, имеется и еще один вариант – поехать ко мне, где есть прекрасная спальня, которая с радостью примет нас.

Эллен легонько толкнула Кэвина локтем в бок. Она понимала, что он шутит, хотя, конечно, ему страшно хотелось заманить ее в постель. Правда, и Эллен теперь уже не заставила бы себя долго уговаривать.

– Еще один такой грязный намек – и я уезжаю, – капризно сказала она.

Кэвин картинно прижал к груди руки и неестественно заплакал.

– О боги, как я только мог предложить ей такое! – вдруг он поднял на Эллен смеющиеся глаза. – Ну ты и недотрога! С тобой нельзя даже и поговорить о том, чего очень хочется.

Эллен не смогла сдержать улыбки. Оглядывая Кэвина, она поняла, что, несмотря на то что он уделял одежде не так много времени, тем не менее выделялся среди щеголей, которые вальяжно расхаживали по улице. На Кэвине были желтовато-коричневый костюм, высокие изящные сапоги и шляпа с пером. Волосы он перевязал сзади тонкой тесемкой, на манер дикаря. Подобная прическа, точнее, отсутствие ее, была, конечно, для Лондона неожиданностью, но Эллен она казалась прекрасной. По крайней мере, она говорила что-то о характере ее владельца.

Эллен взяла Кэвина за руку и потянула к его карете.

– Поедем к твоему другу на ужин, – заявила она.

– Эллен, что с тобой случилось?! – удивленно воскликнул он. – Ты не боишься показываться со мной в обществе?

Она пожала плечами.

– Чего бояться, если Ричард сам отпустил меня сегодня к тебе? – О том, что он еще и сам привез ее, Эллен решила умолчать. И ей вдруг стало совершенно безразлично, что ее могут увидеть с Кэвином. Ей надоело постоянно таиться, скрываться. «Будь что будет! – раздраженно подумала Эллен. – Смотришь? Ну смотри, смотри», – чуть не выкрикнула она, заметив, как за шторкой кареты мелькнуло лицо Ричарда. Он, словно кухарка, завидующая счастью своей госпожи, исподтишка подсматривал за смеющейся Эллен.

– Послушай, Эллен, давай хоть на один вечер забудем про Ричарда, – взмолился Кэвин. Эллен понимающе улыбнулась и, взяв Кэвина под руку, пошла с ним к карете.

– Давай, – согласилась она. – Расскажи лучше о своем друге, который пригласил нас на ужин. Кто он? И откуда вообще у тебя друзья в Лондоне, если ты, как говоришь, совсем недавно сюда приехал?

– Мы едем к Жермену, отец которого был другом моего отца, – ответил Кэвин. Он подвел Эллен к карете, помог ей подняться, и они поехали по направлению к Стренду.

– Вот как? – Эллен внезапно почувствовала интерес к его семье. Он никогда о ней не рассказывал, и сейчас Эллен решила воспользоваться удобным случаем и расспросить о ней. – А где ты родился? Здесь, в Лондоне?

Кэвин, не сводивший радостного взгляда с Эллен, вдруг нахмурился и отвернулся. В последнее время он все острее чувствовал угрызения совести. Ему хотелось рассказать Эллен о том, что в действительности удерживало его в Лондоне. Он считал, что между близкими людьми не должно быть недомолвок. Иногда его так и подмывало поведать ей и о печальной участи своего брата, и о женщине, так хладнокровно убившей его. Он считал, что Эллен даже смогла бы ему кое в чем помочь, рассказать, как бы поступила женщина, соверши она столь тяжкое преступление.

Но инстинкт самосохранения, чувство опасности, ощущение непонятной и ничем не объяснимой тревоги, заставляющей настораживаться, – качества, которым он научился у окружавших его американских индейцев, – заставляли его молчать. В последний раз он видел Ханта несколько дней назад, и тот намекнул, что знает о событиях той ночи немного больше, чем поведал Кэвину при первом его посещении. Хант посоветовал ему в целях сохранения тайны никому и никогда не говорить об этом деле. Кэвин доверял Эллен и не думал, что она сознательно начнет выбалтывать его секрет, но в силу обстоятельств он счел за лучшее не раскрывать перед девушкой довольно мрачные страницы своей биографии.

– Кэвин, ты слышишь меня? – спросила Эллен, нахмурив лоб.

Он заморгал, словно очнулся ото сна.

– А? Что такое? О, прости, Эллен, я немного задумался. Так, детские воспоминания, – Кэвин опустил голову. Врать он не умел и, обманывая, всегда прятал глаза.

– И что же ты вспомнил? – улыбнулась Эллен.

– Хочешь, чтобы я рассказал о своей семье? – он тоже улыбнулся. – Так слушай. Отец мой много путешествовал, нигде не задерживался надолго. Родился я далеко отсюда, на одном из островов, а воспитывался и рос в разных местах. Поместий у нас было много, там мы проводили в основном лето, а на зиму переезжали в Лондон или вообще отплывали туда, где потеплее. Да, мой отец поколесил по странам и везде таскал с собой меня. Знаешь, иногда мне казалось, что я – просто часть его багажа, – рассмеялся Кэвин.

– А что стало с вашими поместьями? Вы их потеряли?

– Разумеется, – кивнул он. – Но я не жалею об этом. Подобную ситуацию пережили практически все. Остался, правда, один дом, но и с ним я тоже вскоре расстанусь. Продам его, и тогда уже ничто не будет удерживать меня в Англии.

– Но разве король не может помочь тебе вернуть твои земли? – поинтересовалась Эллен.

– Ну, конечно, может. Только зачем? Я сам не хочу получать их обратно. В наших бывших поместьях живут другие люди, которые ничем не виноваты в том, что им отдали чужую собственность. Они порой и не догадываются, кто был владельцем их теперешних угодий. Да и меня сейчас больше интересует земля в колониях, а не в Англии.

– Расскажи мне о своей матери, – попросила Эллен.

– Она умерла, когда мне не было и десяти лет. Отец снова женился, но его вторая жена через год умерла во время родов. И после этого отец так всю жизнь и оставался бобылем.

Все сказанное им было чистой правдой, он только не назвал имен.

Эллен задумчиво погладила руку Кэвина. Женское чутье говорило ей, что он многое скрывает от нее, недоговаривает что-то весьма важное. Но и обижаться на него было бессмысленно, ведь она и сама не отвечала на его вопросы с полной искренностью. Не исключено, что в прошлом семьи Кэвина имелась какая-то тайна, возможно, бесчестье, о чем он предпочитал не говорить. И Эллен была не вправе настаивать на этом.

– А почему ты никогда не рассказываешь мне о своих братьях или сестрах? Или из всех детей в живых остался только ты один? – снова заговорила она, поскольку женское любопытство всегда берет верх над рассудительностью.