Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины - Збигнев Войцеховский

С неба закапал монотонный дождь. Поддубный поднял воротник плаща и пошел ко входу в гостиницу, которая находилась на задворках цирка.

Пустой коридор встретил его тишиной. Все артисты уже улеглись. Веселые компании угомонились. Можно было только догадываться, кто и у кого остался в номере ночевать. Слышно было, как мелкий дождь стучит в жесть оконных подоконников. Иван прошелся до своей двери. Всего несколько шагов отделяло его от комнаты Эмилии. Он приблизился к ее двери и, как мог, деликатно постучал, прислушался.

Ему чудилось, что женщина в номере не одна, что там слишком тихо. Человек, когда в самом деле спит, дышит шумно, ворочается. Дважды он ударил костяшками пальцев в дверь. Снова тишина.

– Эмилия! – позвал он, надеясь, что цирковая дива просто обиделась на него за то, что предпочел ее на сегодняшний вечер беседе с земляком.

Имя эквилибристки было произнесено достаточно громко, чтобы разлететься эхом по пустому коридору.

– Эмилия, это я, – вновь постучался Иван.

Ему уже невыносимо было думать о том, что сегодняшнюю ночь придется провести одному. В соседнем номере щелкнул замок, показалась взлохмаченная голова:

– Нельзя ли тише? – проговорил недовольный паяц. – Три часа ночи!

– Извините, любезный, – попросил прощения Поддубный.

– А, это вы, Иван Максимович? Мадемуазель Эмилия у себя, сам видел, как заходила после душа. В халате. Выходит, что никуда больше не собиралась. Так что стучите посильнее, спит, наверное, – с ехидством добавил он и даже не стал закрывать дверь.

Иван еще раз ударил костяшками, дав себе обещание, что больше этого не сделает. Наконец за дверью послышалось движение. Щелкнул замок. Эмилия выглянула в узкую щелочку.

– Ты? В такое время? Что случилось? – она старалась загородить собой обзор, словно специально дразнила.

– Я вернулся. Поговорил с земляком, – растерянно произнес Иван.

– Извини. Я тебя долго ждала. Не спала. Ты все не приходил. А теперь я страшно устала. До завтра, – Эмилия послала Поддубному воздушный поцелуй и тут же закрыла дверь.

Он постоял, не веря до конца, что ему отказали. Ивану чудилось, что слышит за дверью шепот, какие-то странные движения, но гнал от себя плохие мысли.

«До завтра, – в мыслях сказал он себе. – Завтра мне в Одессу. Могла бы уж и пустить».

Не к месту вспомнилось о потраченных на Эмилию деньгах. Однако тут же Поддубный одернул себя, ведь тратил он их на женщину по своей воле, никто его не принуждал. Во всяком случае, ему так казалось.

Эмилия все же пришла провожать Ивана в порт. Несколько виновато посмотрела на него, но не стала вспоминать вчерашнее. Взяла под руку. Так и стояли. У ног Ивана примостился его плетенный из лозы саквояж. Черный пароход уже вовсю дымил трубами. Пассажиры поднимались на борт. Поддубный улыбнулся.

– Что-то вспомнил? – настороженно поинтересовалась Эмилия. – Или подумал?

– Вспомнил, как в биндюжники нанимался. Кобыла боялась по сходням на судно зайти. Так я ее на плечи поднял и понес. Вот тогда меня один грек и заприметил. Место предложил.

– Ты всегда умеешь удивлять, но не умеешь себя ценить, – маска напряженности исчезла с лица Эмилии. – Не хочу, чтобы ты уезжал.

– Что поделаешь, если так надо? Да и вернусь скоро, ты и заметить не успеешь, как я снова постучусь в твою дверь.

– Ты о вчерашнем? Я буду ждать. И обещаю, что со мной тебе никогда не будет скучно, – с этими словами женщина вытащила руку из-под локтя своего спутника. – Не люблю прощаний, особенно если они затягиваются. Все, иди, я тебя отпускаю.

Эмилия приподнялась на цыпочки, коротко поцеловала Ивана в губы, решительно повернулась на каблуках и пошла. Шагала она так, словно шла по манежу. Поддубный видел, как помимо воли другие мужчины поглядывают на стройную эквилибристку, любуются ею, наверняка в мыслях примеряя себя рядом с ней.

Иван поднялся на корабль. Вскоре отдали швартовы. Пароход дал длинный гудок и отошел от стенки. Провожающие на берегу махали, что-то кричали. Махали и кричали отплывающие, и лишь один Поддубный стоял молча.

Глава 7

На кого идут в цирк? Не любить дураков – простительно, но что делать, если дурак – градоначальник, да еще Зеленый? Пара безобидных собачек и газета для свиней. Контрамарка для полицейского. Месть зеленого борова и монолог Чацкого на арене цирка.

Поездка в Одессу была Ивану в радость. Больше всего ему хотелось вновь повидать Дурова. Хоть они и были знакомы лишь поверхностно, успели обменяться несколькими фразами, но Поддубный чувствовал, что этот человек сделан из того же теста, что и он сам. Между ними существовала странная совместимость, когда можно даже молчать, но при этом абсолютно понимать другого человека.

Оказалось, что Иван поспешил приехать. Борцы из других цирков должны были прибыть только завтра. Так что поневоле у него оказался выходной. Дурова в цирке не оказалось, жил он в городе на квартире, и беспокоить его Иван не решился. В любом случае он увидится с ним на представлении. Вот и пришлось бродить по Одессе. Город Поддубному понравился – живой, богатый, подвижный, люди в нем остроумные. Что бы ты ни спросил, обязательно ответят шуткой, при этом вложат в нее всю нужную тебе информацию. И шутка будет совсем необидной.

«В таком городе наверняка любят цирк», – подумал Иван.

Вечером он специально покрутился возле входа в цирк, прислушиваясь к разговорам зрителей. Вылавливал ухом имена артистов, чтобы узнать, «на кого идут». Шли в основном «на Дурова», все остальное являлось как бы приложением к знаменитому шуту и дрессировщику.

Прежде чем подняться в зал, Иван заглянул за кулисы. Дуров уже готовился к выступлению. В проходе стояла клетка, полная свиней. Анатолий, увидев Поддубного, тут же заулыбался, обнял его как старого друга.

– Ждал, что ты приедешь, – сказал он.

– О тебе перед цирком все только и говорят. Успех у тебя в городе огромный.

– За огромный успех и платить приходится много. Если б ты только знал, как я ненавижу дураков, которые шуток не понимают…

Развить мысль Дурову не позволил управляющий цирком. Он буквально подбежал к Анатолию, отдышался и выпалил:

– На сегодняшнее представление сам градоначальник с супругой приехали.

– Адмирал Зеленый?[1] – вскинул брови Дуров. – Большая честь для моих свиней.

Поддубный вопросительно глянул на Дурова, тот пояснил:

– У нашего градоначальника фамилия такая – Зеленый, а еще он – адмирал. Но ни первое, ни второе ума ему не прибавило.

Управляющий цирком заискивающе тронул короля шутов за плечо:

– Вы уж, голубчик, учтите это обстоятельство при сегодняшнем выступлении. Поговаривают, что наш градоначальник потому приехал на вас посмотреть, что ему уже все уши прожужжали, будто вы страшную крамолу на манеже несете. Власть оскорбляете. А он эта самая власть и есть. Вы уж поаккуратней сегодня. Не перегибайте палку.