Новенький - Уильям Сатклифф

Классный руководитель сказал, что в школе все были “крайне удивлены” отказом из Тринити. Он также сказал, что у препода по английскому есть связи в других кембриджских колледжах и он сделает все возможное, чтобы “замолвить за тебя словечко”. Вскоре после этого меня пригласили на собеседование в Селвин-колледж, который отменил свой отказ и предложил мне место при условии трех пятерок на экзаменах. Я понимал, что должен быть благодарен школе, но, если совсем честно, мне было абсолютно до лампочки. Мне-то хорошо, зато плохо тому бедному козлу, чье место я занял, дернув за ниточки. Мне было хреново, поскольку я воспользовался именно тем дерьмом, которое ненавидел в школе больше всего.

Но предложение принял. Я ж не пижон.

Глава сорок третья

Однако получить три пятерки было не так просто. С английским у меня всегда был полный порядок, французский – раз плюнуть, пока читаешь тексты в переводе (к экзамену я читал “Le Grand Meaulnes”<“Большой Мольн” (1913) – роман французского писателя Анри Алена-Фурнье (1886 – 1914).>, – без сомнения, самую дерьмовую и детскую книжку всех времен и народов). Но математика... математика – это кошмар.

Дело было не столько в трудном курсе, сколько в нашем преподе мистере Гэскине, некомпетентном болване, неспособном донести до нас даже базовые математические понятия. Ладно бы классы не разделяли: в школе училось полно внятных и членораздельных парней, которые могли бы сдать экзамены за две недели, а остаток года объяснять математику остальным. К сожалению, их всех согнали в старшую группу (и к экзаменам они уже наполовину прошли курс на степень бакалавра), а мой класс, вторую группу, составляли обычные смертные, не понимавшие, что значат все эти закорючки неизвестных науке форм.

Правда, к нашему счастью, была допущена ошибка и к нам случайно записали Пола Бермана (южноамериканского еврея с фурункулом на носу). Сразу после звонка, завершавшего бесплодный час вербальной дизентерии мистера Гэскина, все, кто хотел сдать экзамены, собирались вокруг Пола, и он все объяснял за пять минут.

К Пасхе в группе Пола учился почти весь класс. Мистер Гэскин несколько недоумевал, почему это никто не мчится из класса после урока, но никогда не вынюхивал, что происходит, поскольку сам вечно несся в учительскую перекурить.

Мистер Гэскин тем не менее был милый человек, и мы все его любили, несмотря на его недостатки. Правда, у него была одна крайне досадная привычка: при каждом удобном случае он трогал учеников. Обмахивание плеча, похлопывание по руке и привычка стоять очень близко и тухло дышать прямо в нос собеседнику, от чего слезятся глаза, – это ничего, но он к тому же имел обыкновение садиться на край твоего стула и тебя обнимать, если ты задавал ему вопрос, и вот от этого в желудке все переворачивалось.

Теперь я вполне готов признать, что, когда Барри впервые появился в школе, я сам вел себя словно какой-то чудик. Но, должен сказать, когда старик с болотным дыханием и неизменными пятнами пота под мышками пристает со своими нежностями, меня тянет блевать.

Что странно, в школе мистер Гэскин среди преподов-педиков не числился. Школьная мудрость гласила, что лишь тихие, костлявые типы с отделения английского, смутно женоподобные, не занимавшиеся спортом и отпускавшие загадочные лицемерные замечания в адрес тренеров, были “педиками гребаными”. Женатые мужчины, трогавшие и пожиравшие глазами маленьких мальчиков, но отдававшие толику времени школьной спортивной жизни, всегда считались натуралами.

Будь я преподом-геем, я бы, например, первым делом наверняка нацелился на нахальные вздутые ягодицы регбистов из младших классов. На самом деле, не могу отрицать легкой вспышки возбуждения при виде дерущихся красивых парней – даже в моменты моей кристальной натуральности. Но нет. Как выясняется, геи сидят в учительских и читают романы. Да, романы. Это факт.

К пасхальным каникулам у меня все еще оставалась куча заданий по математике. Барри сказал, что ему в каникулы нужно усиленно готовиться к экзаменам, и предложил снять какой-нибудь дом в пригороде и уехать туда на неделю вместе с его сестрой (у которой, судя по всему, тоже были каникулы, несмотря на то что последние шесть месяцев она хреном груши околачивала). Мы собирались заниматься по утрам, а днем подолгу гулять.

К моему удивлению, в тот же вечер из Кембриджа позвонил мой брат и сказал, что у него полно работы перед выпускными экзаменами, но он бы предпочел на некоторое время от нее слинять.

– Блин, – сказал я. – Невероятно! Невероятное совпадение. Как раз сегодня Барри мне предложил на Пасху уехать с ним и с Луизой.

– Какое совпадение, – сказал он.

– Слушай. У меня потрясающая идея! Может, мы все вчетвером поедем? Если вчетвером, получится гораздо дешевле. Что скажешь?

– Черт возьми. Какая потрясающая идея. – Прозвучало почти саркастически, но я не обратил внимания.

– Я знаю, что ты с ними не очень знаком и все такое, но они тебе понравятся, обещаю. Луиза – это моя девушка, ты ее видел, а с Барри мы в школе вместе учимся – он ее брат.

– Погоди... Барри... Барри... ммм, мне кажется,я его видел на той вечеринке. Высокий, соблазнительный блондин.

– Ну да. Это он, – сказал я.

– Отлично, тогда договорились. Слушай, я говорил с агентством. В Камберленде с третьего по десятое апреля сдается дом на четверых, и стоит всего сорок пять фунтов с носа. Вы из Лондона поедете на Луизиной машине, заберете меня из Кембриджа, и отправимся туда.

– Черт! Какой ты организованный. Это ммм... превосходно... думаю, отлично. Я спрошу у Барри с Луизой, хотят ли они, чтобы ты тоже приехал и все такое, потом перезвоню, и можно будет внести деньги.

– Я уверен, они не будут возражать. Тогда договорились.

– Великолепно.

– Отлично. Я правда очень хочу снова увидеться с Брайаном и Лайзой, – сказал он.

– Барри и Луизой, – поправил я. – Барри и Луизой.

– Ну да. Ну да. Надеюсь, мы поладим.

– Я тоже надеюсь. Но вообще-то кто знает, правда?

– Да, – ответил он. Голос у него дрожал.

– Дэн? С тобой все нормально?

– Отлично. Отлично. Совершенно отлично.

– У тебя странный голос.

– Все отлично... я... просто... э... я просто... э... рад, что ты это предложил, вот и все.

– Ну, вообще-то это не я. Ты же сам все сделал. Просто удачное совпадение.

– Да. Какое удачное совпадение! – Теперь голос у него ужасно дрожал.

– Ты уверен, что с тобой все нормально?

– Просто хриплю. Мне пора. – И он повесил трубку.

Бедняга Дэн, подумал я. Обычно он не такой. Ему, должно быть, совсем несладко.

Глава сорок четвертая

С каникулами все вроде получалось превосходно. Даже поездка была веселая – всю дорогу машина кипела необъяснимой истерикой. Дэн был великолепен – с Барри и Луизой он был знаком едва-едва, но мгновенно расслабился, и мы прохохотали всю дорогу. Барри пребывал в крайне загадочном настроении. Каждый раз, когда мы видели за окном что-нибудь смутно необычное, он тут же это комментировал или просто издавал какой-то дурацкий звук, Дэн и Луиза корчились в коликах, а потом скрючивало и меня. Несколько раз я спросил, не напились ли они, и это, кажется, их рассмешило еще больше.

Мы остановились в Кендале возле супермаркета и купили еды на несколько дней. Когда мы разыскали коттедж, было уже поздно, так что мы свалили сумки в гостиной и устремились ужинать. Мы с Барри мыли и резали, Дэн с Луизой готовили. Царила та же чудная атмосфера. Почему-то всем нам было смешно. Мы безостановочно хохотали над странными вещами. Не знаю, кто начал, но заразились все.

Когда еда была готова, мы переместились из кухни к камину в гостиной и ели, держа тарелки на коленях. Когда всё дожевали, атмосфера стала еще страннее – но уже не такой приятной. Мы уже столько не смеялись, и я заметил, что они как-то загадочно переглядываются. Так, будто... не знаю... будто центром всего был Дэн, а не я.

Мне вдруг стало неуютно, и я уже хотел высказаться, когда заговорил Дэн.

– Марк, – сказал он, – ты ничего странного не заметил?

– Да. На самом деле, заметил, – ответил я. Последовала долгая пауза. Потом Дэн заговорил снова:

– Мы хотим тебе кое-что сказать.

– Что значит “мы”? – Сердце у меня забилось быстрее. Я чувствовал, как надвигается что-то ужасное.

Дэн обхватил лицо ладонями.

– Черт, я хотел по-человечески. Мне казалось, я уже проговорился.

– Что? О чем проговорился? – Теперь я говорил громко.

Я глянул на Барри, сидевшего с Луизой на диване. Он был пугающе серьезен. Она пыталась притвориться серьезной, но едва заметно ухмылялась.

– О чем проговорился? – спросил я. – Может, мне кто-нибудь скажет, о чем речь?

– Слушай, – сказал Дэн. – Эти каникулы – не просто совпадение. Мы это планировали, чтобы тебя увезти и сообщить одну важную вещь.