Властью Песочных Часов - Пирс Энтони

Может статься, размышлял Нортон дальше, я нахожусь в каком-то ускоренном движении относительно мира, и поэтому он кажется мне неподвижным…

Он взглянул на циферблат своих наручных часов. Они остановились. Вряд ли это механическая поломка.

Что же происходит? Ведь он не остановился, а часы составляют часть его мира, то есть часть неостановленного мира. Он приложил часы к уху. Тикают! Он вытянул руку перед собой — и секундная стрелка снова замерла.

Экспериментальным путем Нортон выяснил, что на расстоянии менее фута от его груди часы идут и показывают его время. На расстоянии более фута от его груди они останавливаются, показывая «застылость» времени остального мира. Ценное открытие! Его власть над окружающим пространством ограничена этим футом от собственного тела. По сути, он заключен в достаточно тесный невидимый кокон с прозрачными стенками. Что ж, разумно. Он перемещается во времени в этой непроницаемой оболочке, словно в чересчур просторном скафандре, и благодаря этому ничего не прихватывает с собой из окружающего мира.

Дальнейшие опыты показали, что у кокона есть видимые пределы. Белая хламида Хроноса генерировала что-то вроде едва приметного тумана, на который Нортон прежде не обращал особого внимания. Этот слабый туман окружал его тело как облачко шириной примерно в один фут.

Нортон вдруг припомнил, что его наручные часы шли в обратную сторону, когда он смотрел на них в предыдущий раз. Теперь он знал объяснение: он держал часы слишком далеко от своей груди, и они показывали время остального мира. Для Нортона, внутри его кокона, секундная стрелка двигалась в правильном направлении, то есть время шло вперед.

Нортон продолжал размышлять вслух:

— Итак, почернение песка обозначает остановку мирового времени, которая может коснуться и меня, если я того пожелаю. Коснуться, правда, косвенно — моя вытянутая рука попадает в остановленный мир, но кровь в ней не останавливается и не начинает течь в противоположном направлении. Зато мои наручные часы реагируют на изменение. Стало быть, тут речь о некоем компромиссном состоянии…

Жим.

— Спасибо, Жимчик, за твои своевременные подсказки. Я ужасно рад, что у меня есть такой великолепный советчик!

Зеленое кольцо-змейка не стало сжимать ему палец — оно лишь потемнело, как бы выражая удовольствие от комплимента.

Мысли Нортона обратились к другому факту.

— Когда песок становится голубым — это обозначает ускоренное движение сквозь время?

Жим.

— Таким образом, песок изменением цвета точно информирует меня о происходящем. Но как я сумел перенестись за двести миллионов лет до нашей эры? Это далеко за пределами сорока лет моей грядущей «жизни наизнанку». Нет-нет, Жимчик, не спеши с тремя «жимами», я сейчас все соображу… Итак, я здесь. Но здесь я бесплотен — что-то вроде призрака. Ни к чему я не могу прикоснуться по-настоящему. И надо полагать, ни единое существо не может прикоснуться ко мне, а возможно, даже и заметить меня. Словом, все это похоже на объемное кино: окружающий мир для меня не более чем трехмерная картинка, внутри которой я могу перемещаться. Что касается обитателей этой трехмерной картинки, то они и вовсе не ведают о моем присутствии.

Нортон двинулся вперед. Вышагивая между гигантскими папоротниками, он продолжал философствовать:

— Похоже, я волен путешествовать взад и вперед по реке времени, однако бессилен что-либо сделать. Эти путешествия носят характер ознакомительной экскурсии: поглядеть можно, а потрогать — нет. И только внутри тех сорока лет, что мне отпущены, я могу быть чем-то большим, нежели турист со связанными за спиной руками. В пределах своего жизненного срока я в состоянии воздействовать на мир… Если, конечно, соображу, как это делается!

Жим.

— Ладно, кое-что мы выяснили. А теперь пора восвояси.

Нортон сосредоточился и мысленно произнес: «Обратно в изначальную точку. Но не так стремительно».

Обычное свечение Песочных Часы стало более насыщенным, а песок из черного стал розовым. Мир пришел в движение.

Солнце проворно зашло. Наступила ночь, которая через минуту закончилась. Сутки прочь! При дневном свете Нортон заметил поблизости какое-то животное, но оно мелькнуло с такой скоростью, что он его толком не разглядел — какая-то средних размеров рептилия. В реальности динозавр шествовал мимо него хороших полчаса, но для летящего сквозь время Нортона они сжались в пару секунд. В лихом темпе прошел ливень, и в том же несуразно быстром темпе высохли мокрые листья.

Темп движения нарастал. Свет и тьма чередовались в ускоренном темпе. Ночи были как затемнение в фильмах на заре кино. Нортон видел как деревья растут, стареют и исчезают. Времена года менялись, но настоящих холодов никогда не наступало.

«Быстрее», — приказал он.

Цвет песка в Часах из розового превратился в темно-розовый. Мир вне нортоновского кокона многократно ускорил свое движение. Теперь молодое деревце неподалеку от Нортона выросло и рухнуло от старости за несколько секунд. На самом деле оно просуществовало лет сто, не меньше.

Однако сотня миллионов лет — это чертова уйма времени! Нортон воочию убедился в этом. Если он будет перемещаться в таком же темпе, то обратный путь займет несколько лет! Поэтому Нортон скомандовал: «Полный вперед!» — и мир вокруг превратился в гудящую серую массу.

Тут Нортон вдруг сообразил, что за время прогулки среди триасовской растительности он довольно далеко ушел от места, куда был доставлен своей «машиной времени». Значит, и в своем времени он окажется на таком же расстоянии от точки старта. И можно только гадать, что находится в месте его возвращения! Полбеды, если это комната внутри здания. А если это стена? Быть с разгона вмазанным в бетонный блок — бррр!

Но прежде чем он успел как-то исправить свою ошибку, мир вокруг обрел очертания и затвердел. Нортон стоял на знакомом перекрестье каменного «X», а рядом находились две знакомые мужские фигуры.

Хотя Нортон и почувствовал немалое облегчение от того, что путешествие закончилось благополучно, он не удержался от почти обиженного восклицания:

— Как же так? Я ведь ушел от этого места!

Жим. Жим. Жим.

И снова Нортон самостоятельно сообразил, в чем тут секрет. Никуда он не уходил от этого места! Будучи вне тех сорока лет, которыми очерчены пределы его власти, он никак не способен влиять на мир, а стало быть, и на себя. Говоря проще, он ничего не может делать в тех временах, которые ему неподвластны. В том числе и реально перемещаться с места на место. Его пешая прогулка по триасовскому лесу подобна прогулке нашей тени на закате, когда она может фантастически удлиниться и дотянуться до столба в сотне шагов от нас. Но мы-то при этом и не сдвинулись с места…