Инь, янь и всякая дрянь - Дарья Донцова

– А вы откуда? – спросил в свою очередь Михаил.

– Газета «Сплетник», – представилась девушка.

– Хорошее издание, – одобрил Миша. – Вам без утайки сообщу: меня в школе не любили, называли маменькиным сыночком, тощей крысой. Хотел им доказать: я совсем не такой, каким кажусь! А потом мне понравилось. Вы когда-нибудь человека убивали?

– Нет, – прошептала журналистка в ужасе.

– Тогда вам меня не понять, – лучезарно улыбнулся Миша.

– После того как о вас сообщат газеты и расскажут в теленовостях, вы укажете, где спрятаны все тела? – в полной тишине поинтересовался другой корреспондент.

– Я человек слова, у нас договор, – кивнул Крюков. – Не вышло скрыть про меня правду. Надеялись по-тихому осудить, сделали заседания закрытыми, да просчитались! Весь мир должен услышать, кто самый бесстрашный преступник!

Крюков не обманул, он сообщил, где лежали трупы. Все, кроме двух. Константин Фрол и Катенька остались не найдены.

– Забыл, – закатывал глаза Михаил. – Чес-слово! Начисто память отшибло!

Крюкова уговаривали не один день, но он упорно твердил свое:

– Не помню. Совсем.

В конце концов Елена Фрол приехала домой к Алле Сергеевне. Перепуганная мать не впустила ее в квартиру, разговор происходил через закрытую дверь.

– Умоляю, уговорите его! – плакала Елена.

– Мой сын болен психически, – шептала Алла Сергеевна.

– Он убийца! – закричала Фрол.

– Нет, нет, он несчастный сумасшедший, – лепетала мать преступника. – Уходите, не шумите, мне и так во двор не выйти, соседи кулаки сжимают, могут суд Линча устроить.

– Чтоб тебе гореть в аду! – заорала Елена. – Родила чудовище, сука!

Потеряв всяческое самообладание, бедная женщина принялась колотить в створку ногами, кто-то из жильцов вызвал милицию, которая задержала Фрол.

– Не меня надо арестовывать, – рыдала Елена, – а эту… Они с сыном заодно! Не верю, что мать не знала! Вещи чужие видела. Небось его одежду отстирывала! Она тоже убийца! Почему ее не посадили?

После того визита Алла Сергеевна попросила свидания с сыном и попробовала уговорить Мишу.

– Пожалуйста, скажи, где лежат отец и дочь Фрол.

– Никогда, – отрезал подросток.

– Почему?

– Она меня при всех крысой обозвала. Даже крысенышем, – процедил Михаил. – Нужно было думать, с кем разговаривает. Я король преступного мира, меня в камере коронуют. Самый грозный убийца последних лет – я!

– Тебя повесят, – зарыдала мать. – Ты попадешь прямо в ад. Столько греха на душе, покайся, сынок, облегчи душу! Верни той бедной женщине хотя бы кости…

И тут Миша засмеялся.

– Мама, ты всегда отличалась трусостью и наивностью. Ну нельзя же верить всему, что говорят! Того света не существует. И в России никого не вешают, в нашей стране расстреливают.

– Какая, по сути, разница, – прошептала Алла Сергеевна.

– Я несовершеннолетний, – продолжал веселиться Михаил, – дадут мне небольшой срок в колонии. Выйду – и заживем. С моей-то славой! Мама, мы будем богаты, кое-что припрятано в укромном месте. Парни-то дураки, здоровенные, а дебилы, я же настоящий мужчина!

Алла Сергеевна бросилась вон из комнаты свиданий.

– Сумасшедший… – шептала она, – ненормальный… Они судят невменяемого, больного ребенка, которому требуется лечение…

Приговор зачитывали долго. Когда судья добрался до завершающей части, по залу прокатился вздох: члены банды получили небольшие сроки. План Крюкова удался полностью, он взял на себя ответственность за все убийства, «отмазал» подельников.

Когда судья произнес фамилию «Крюков», люди замерли.

– Приговорить к высшей мере наказания – расстрелу, – вдруг прозвучало над притихшей толпой.

– Эй, – заорал Михаил, подскакивая на скамье подсудимых, – я маленький! Это же нечестно! Не по закону!

Судья спокойно закрыл папку, конвой начал выводить осужденных. Крюков вцепился пальцами в решетку, крича:

– Не уйду! Меня нельзя расстрелять!

Алла Сергеевна кинулась к адвокату, тот в растерянности развел руками.

– Не волнуйтесь! Сейчас я все выясню, езжайте домой.

– Мама! – заорал Миша. – Спаси меня! Мамочка! Я же еще ребенок! Что они придумали?

Алла Сергеевна упала в обморок. Очнулась она в больнице, куда ее доставила «Скорая помощь». Вечером пришел адвокат, сел у постели женщины и в полной растерянности сказал:

– Только не волнуйтесь!

– Ошибка, да? – с надеждой спросила Крюкова.

– В стране мораторий на смертную казнь, – сказал защитник, – никто Михаила к стенке не поставит.

– Петр Федорович, что с ним будет? – простонала Алла Сергеевна.

– Ну… – замямлил адвокат, – заменят на пожизненное.

– Это невероятно! – зарыдала мать. – Миша ребенок, и он болен, ему требуется лечение. Детей не приговаривают к высшей мере! Не бывает такого!

Петр Федорович сложил руки на груди.

– Санкция применена в виде исключения. Михаил очень вызывающе вел себя на суде. В ответ на статьи в прессе поднялась буря народного негодования. Не хочу грузить вас подробностями, но, думаю, Верховный суд оставит приговор без изменения.

– И что будет? – еле выдавила из себя Крюкова.

– Спецколония, – ответил Петр Федорович. – Их в России очень мало, по пальцам пересчитать. Там особые условия содержания, свиданий нет.

– Живьем в могилу… – зарыдала Алла Сергеевна. – Что мне теперь делать?

– Наверное, сменить жилплощадь, – посоветовал Петр Федорович.

Глава 20

Михаил Крюков получил свой час славы, о нем рассказали газеты, телевидение и радио. Адвокат Петр Федорович тоже подсуетился и выпустил книгу с интригующим названием «Бандитская правда». На мой взгляд, юрист нарушил профессиональную этику, выплеснув на страницах издания то, как он работал над защитой крупных криминальных авторитетов, но толстый том появился на прилавках магазинов и имел успех. Был среди прочих и рассказ о деле Михаила Крюкова.

Коробков нашел на просторах интернет-библиотек опус и переслал мне страницы, посвященные Михаилу, – из них я и узнала подробности процесса, а также то, о чем беседовали в больнице Петр Федорович и Алла Сергеевна. Завершающие строки текста, посвященного Крюкову, приведу полностью:

«Даже я, не раз видавший оголтелых преступников, был поражен наглостью и самоуверенностью Михаила. Дальнейшая судьба Крюкова мне неизвестна. Алла Сергеевна вняла моему совету и сменила место проживания, насколько я знаю, она покинула Москву. Последние слова, которые она сказала мне, звучали так:

– Я буду бороться за сына до конца. Справедливость должна восторжествовать. Нельзя погребать живым в могиле больного ребенка.

Очень надеюсь, что в данном случае справедливость и впрямь восторжествовала и Михаил Крюков продолжает отбывать пожизненное наказание».

Я потерла глаза руками. И какое отношение малолетний, но очень жестокий преступник имеет к Полине Юрьевне Бондаренко? Отчего дама так испугалась, услышав от Василия фамилию Крюков?

Вскочив с места, я побегала по комнате, потом пошла в ванную и умылась. Под веки словно насыпало песку, но я все же вернулась к компьютеру и стала изучать данные. И через час след был найден.

В банде Крюкова было пять членов. Четверо – взрослые люди. Непонятно, почему они подчинялись Михаилу, коим образом тринадцатилетний подросток сумел подмять под себя парней, которым перевалило за двадцать, но меня сейчас заинтересовал другой вопрос. Пятым подельником был… тоже тринадцатилетний Федор Лавров. Мальчик не имел родителей, воспитывался бабкой-алкоголичкой и жил в одном дворе с Крюковым. Более того, он был как бы его адъютант, верный паж, слуга, шут и камердинер. Похоже, Алла Сергеевна хорошо относилась к Феде, потому что она пыталась защитить не только своего сына, но и Лаврова.

– Бедный мальчик болен психически, – говорила она о Федоре, – с ним не так давно приключилось несчастье, после гриппа он получил осложнение, долго болел и стал не совсем адекватен. Федор впал в кому и вышел из нее здоровым физически, вот только по уму ему шесть лет. Нельзя же принимать в расчет показания подростка, который не отдает себе отчета в своих словах?

Следователь учел замечание Аллы Сергеевны, хотя понимал: мать Крюкова старается не столько ради Федора, сколько ради Михаила.

Это Федя, напуганный убийством младенца, прибежал в милицию и покаялся. Благодаря Лаврову удалось взять бандитов. Федор плакал, божился, что пытался отговорить Крюкова от убийств, но не сумел. Подросток выглядел крайне испуганным. Он искренне раскаивался и сказал:

– Миша хороший, он таким злым недавно стал. Хотел показать свою крутость! Мишаня заболел! А я никого не трогал. Стоял в стороне, просил: «Ребята, не убивайте».

Лаврову светил самый маленький срок, и уж он бы точно попал в колонию для несовершеннолетних. Но Федора не оказалось на суде – экспертиза признала его психически больным, наверняка отправили на лечение. Дальнейшая его судьба покрыта мраком. Лавров сменил шесть больниц, и его след растворился.