Запрещённая фантастика - Андрей Арсланович Мансуров

class="p1">Никак, оказывается, не защищавших коренное население от борзых «понаехавших». Ну так – «все же равны!», мать их…

И вот понаехавшие «работать», и так ни дня и не работавшие, или – «убежавшие», и тоже, кстати, работать не собиравшиеся, и жившие на добренькие социальные пособия, расплодились, хуже тараканов: на каждого ребёнка-коренного жителя приходилось десять эмигрантских! Да ещё ни в грош не ставивших, и не водивших дружбу с детьми коренных народов. И презиравших эти самые Закон и Порядок приютивших их стран. Потому что дома их приучили к тому, что Закон бывает только один: грубая физическая сила!..

И, конечно, не желавших учить – ни Государственный местный язык, на котором эти самые Законы и были писаны, ни сами Законы, всё равно чуждые их менталитету.

Когда-то, ещё ребёнком, и пока у них в классе преподавал ещё дядя Михаил, Валд слыхал, как тот рассказывал, что почти так же происходит и в мире животных: например, в страны Средней Азии из Индии и Афганистана залетели так называемые афганские скворцы – майны.

А поскольку они и вели себя наглей, и дрались с местными птицами – дружной стаей, твёрдо держась принципа «один за всех, и все – за одного!», то вскоре и вытеснили, отобрали, отвоевали «пищевые ресурсы», или попросту перебили «эндемичные» (Валд почему-то хорошо запомнил это слово) виды птиц…

И Валд умом-то понимал, конечно, доводы взрослых, о том, что если они дадут слабину… Или сделают хотя бы одно исключение – сами окажутся поглощены, или «вытеснены»… Но – опять-таки – но!..

От этого на душе не становилось легче, поскольку бот с группой зачистки уже заревел моторами, выехав «на охоту».

Из правой башни Форта вышел командир их отряда – капитан Рашид Салихов.

Зычно крикнул:

– Внимание, бойцы! Отбой тревоги. Всем вернуться к своим прямым обязанностям.

С гулом, шуточками, и шарканьем тридцать человек их взвода группками по два-три человека двинулись по узкому, в пару шагов, проходу у кромки Стены к выходу в ближайшей башне. Вяло сожалея, что не дали досмотреть до конца, или радуясь тому, что погодка уже почти установилась, как до войны: вон – сентябрь, а море ещё не замёрзло, и не надо пока нацеплять на Стену унты и анораки, как было ещё пять лет назад!..

Ну, вот и отбит, значит, и этот… Набег.

Тележку с баком Валд нашёл там, где и оставил: в ста метрах от двери пекарни. Вокруг уже совсем посветлело, и даже солнце пыталось, хоть и как всегда безуспешно, пробиться сквозь монолит сизо-серых туч, обозначая своё местоположение на небе чуть более светлым пятном.

Дома, словно хмурые стражи, высившиеся по обе стороны узкой улицы, чернели надстройками из шлакоблоков: очень немногие дома, сохранившиеся внутри крепости от первоначальной застройки города, остались не переделанными. Большинство были превращены в двухэтажные, а между ними возвели функциональные коробки мастерских и складов. И теперь их стены, как и надстроенные вторые этажи, выделялись тёмными бельмами нештукатуреных цементных прямоугольников, которые штукатурить, а уж тем более – красить в жизнерадостные тона, как было до войны, никто, разумеется, не собирался: не до красоты.

Негласный лозунг Общины – плевать, как выглядит вещь. Лишь бы исправно служила.

Он с невольным вздохом натянул скинутые впопыхах перчатки, перехватил ручку, и покатил тележку с баком по дощатому настилу вперёд – туда, где ему предстояло провести ближайшие десять часов. В обществе «горячо любимых» Сондре и Хольма. Да ещё главного пекаря Аристарха Саввиных, и его одноглазого помощника Василия Петровича.

Выпечка хлебозаменителя из дрожжевой массы, конечно, считалась делом архиважным и почётным, и Валд даже гордился вначале, что его поставили учеником в этот Цех…

Пока не стало ясно, что девяносто девять процентов времени уходит на тяжёлый физический труд при замесе, а один оставшийся – на внимательное слежение за тем, чтобы изделия пропеклись именно так, как надо. А не превратились в сухарики. Или чавкающее внутри, недодержанное и бесформенное, пахнущее кислятиной «нечто».

Хорошо хоть, для роста дрожжей не нужен свет, и растут они в продолблённых ещё при деде Валда подземельях. И питаются любыми опилками (благо, вот леса на Шпицбергене – сколько угодно!)… Так что большая часть электричества, которое даёт ветрогенератор, уходит на освещение теплицы. Овощи из которой только и стоят между крохотной Колонией и её величеством Цингой.

Вот уж где буквально от каждой картофелины, и морковки с её каротином, зависит жизнь!.. Жаль, не растут у них бананы и кокосы. Эта «витаминизированная» экзотика теперь осталась лишь на картинках в учебниках, да в памяти компов. Несколько из которых уже сдохли, и восстановлению не подлежат… Ну и ладно: зато у них растут томаты и баклажаны, и красный душистый перчик, и фасоль, и…

И именно поэтому в теплице и народу трудится куда больше. И работа у них… Да – тяжелей. Это Валд видел сам, и уже не роптал, когда приходилось ворочать деревянными лопатками и руками тёмно-вонючую дрожжевую массу в огромных чанах из нержавейки.

Вот именно этим ему и пришлось заняться, как только пристроил опорожнённый бак из-под нечистот на место: под туалет. Завтра с утра можно будет поспать подольше. Потому что завтра – очередь Сондре вывозить двадцать литров нечистот на Ферму, где рабы-бобары разольют этот, и остальные баки из всех домов, или предприятий, в очередной отсек бетонированного многосекционного крытого и утепленного бассейна.

А из готовой секции, с перегнившим, и обработанным калифорнийскими дождевыми червями компостом, толпа юных помощников-учеников Главного Агронома повезёт этот компост в Теплицу – уже на десятках тележек.

Во время работы у Валда не было ни желания, ни возможности общаться с братьями, занимавшимися тем же, чем и он – месившими и вываливавшими готовую массу на разделочный стол. Где в формы её запихивали уже Аристарх и Василий.

Василий, помнящий ещё те времена, когда у Общины ещё оставались запасы зерна, как всегда сопел изуродованной ноздрёй. Аристарх близоруко щурился. Весами для дозировки они не пользовались почти никогда – разве что дрожжевая масса из подземелий приходила другой консистенции, ещё не испытанной. Однако упрекнуть их в нарушении Правил Валд не мог: не было случая, чтоб при оценке веса порции буханки кто-то из ветеранов ошибся!

Ближе к обеду, когда они закончили с утренней партией, и Валд очищал испачканные по локоть присохшей почти намертво коркой руки, и мыл их под скупыми струями воды из резервуаров, Хольм позволил себе, цикнув зубом, всё же прокомментировать события утра:

– Проклятье! Так и не постреляли.

Валд покосился на скривившуюся физиономию Сондре, но всё равно сказал: