Моя Святая Земля (СИ) - Далин Макс Андреевич

— Хорошо, — сказал он, довольно неумело притворяясь, что не разочарован. — Не нужно. Я сказал всё, что вы хотели знать. Дайте мне уйти.

Марбелл, пристально глядя на него, проколол острием ножа кожу на левой ладони. Капля проклятой крови, её запах и Дар, растворённый в ней, скрутили Лео в узел, он прокусил губу клыком, вцепился пальцами в собственные плечи, хныкнул:

— Зачем это, мэтр? Я больше ничего не знаю! Я не знаю, чего вы хотите! — но вдруг овладел собой и взглянул злобно. — В Сумерках не происходит ничего интересного со дня упокоения Княгини Зельды, вы в этом виноваты, что ещё⁈ Не воображайте себя хозяином Сумерек, мэтр — вы только человек!

— Лео, малыш, — промурлыкал Марбелл, — а ты не боишься меня разозлить?

— Мне всё равно! — выпалил Лео. — Вы обманули меня и обманете снова, низость — ваш обычай! Новости в Сумерках⁈ Сумерки — это я, понятно⁈ Вам достаточно⁈

Его трясло, как пропойцу с похмелья. Марбелл покачал головой.

— Ну зачем же так… Мы могли бы договориться. Давай беседовать начистоту. Ведь мир изменился, в нём что-то произошло, а ты не желаешь поболтать о новостях с тем, кто хорошо тебя поймёт…

Лео провёл по лицу ладонями, смахнул чёлку. Сейчас он казался не лунным видением, а поднятым мертвецом: сгорбился и ссохся, лицо его казалось не юным, а старым, в волосах появились седые пряди. Устал, еле держится. Хорошо же.

— Не мучь себя, — сказал Марбелл ободряюще. — Что же случилось в два последних дня?

Лео поднял ввалившиеся глаза.

— Вы спрашивали о новостях в Сумерках, — сказал он еле слышно. — А новости не имеют к Сумеркам отношения.

— Молодец, — кивнул Марбелл. — А к чему имеют?

— К миру людей, наверное… откуда мне знать. Может, что-нибудь случится, — Марбеллу вдруг послышалась то ли усмешка, то ли угроза. — Тёмный мэтр, а что у вас с лицом? Раньше метки было почти не видно.

— Вот! — воскликнул Марбелл. — Почему она проступает⁈

Но погасшие глаза Лео вспыхнули снова, зло:

— Да я понятия не имею! Моя мать во мраке, благороднейшая Зельда, упокоенная ныне в благословенной тени, не успела мне это объяснить!

Марбелл поднёс нож с каплей своей крови к самому лицу вампира, но воспоминания о старой стерве придали Лео духу, и его понесло:

— Уберите и дайте мне уйти, тёмный мэтр! Не пытайтесь мешать Предопределённости — чревато!

Очень возможно, что эта вспышка злобы прошла бы, снова сменившись жаждой Дара, и Марбелл дожал бы и всё-таки выяснил, что это за дела творятся в мире людей, но тут скрипнула открывающаяся дверь — и послышались шаги.

— Ух, ты! — воскликнул коронованный демон. — Ты развлекаешься, Марбелл? А я как раз хотел порасспрашивать тебя о вампирах. Они что-нибудь чувствуют, а, отравитель? Боль? Страх?

Допрос потерял смысл. Дознание в присутствие короля никак не устраивало Марбелла. От досады он едва не выбранился вслух отвратительными словами.

— Отчего же вы не спите, ваше прекрасное величество? — спросил Марбелл, загоняя раздражение вглубь души. — Уже поздно, бессонница вредна для здоровья, я должен вас предостеречь как лейб-медик и как честный вассал…

— Мне приснилось, что кто-то спустился с небес по золотой лестнице, и сон меня разбудил, — безмятежно сообщил демон и зевнул. — Этот человек или не человек — он был милый. Такой милый… как… не знаю… как птичка, — и рассмеялся. — Я бы хотел увидеть это существо. Я хочу, чтобы оно жило во дворце. В зверинце. Жаль, что это только сон.

Марбелл ощутил ледяную струйку между лопаток. Князь вампиров, превратившись почти в тень, отступил, насколько смог. Но королю было просто весело.

— Ты не ответил насчёт вампиров и боли, — сказал демон, взял со стола благословенный клинок и принялся крутить его в руках. — Мне любопытно. Ты же покажешь, как делаешь свои зелья из их крови?

Эх, Лео, огорчённо подумал Марбелл. Не надо было ломаться и строить из себя гордеца — глядишь, некромант успел бы выяснить всё, что хотел, и выпустил бы на свободу. А теперь уже не выйдет.

И Сумерки Святой Земли снова останутся без Князя…

— А почему он не прикован? — спросил демон, кивнув на замершего Лео.

— Сейчас, прекрасный государь, — кивнул Марбелл и напоследок, на удачу, швырнул Дар волной теневых щупалец, так далеко, как мог их протянуть. Кто-то милый, кто-то милый, как птичка… как обаятельно, Те Самые подери!

Моментальный жар, моментальный холод — ничего конкретного, всё скрывает морок Сумерек. И только владыке преисподней известно, кого они прячут. Марбелл снова, который раз, ощутил чью-то упрямую волю — наглое противодействие безвестного противника. И снова в Сумерках не видно лица, а проклятый вампир молчит, как могильный прах, но знает, знает, дрянь! — и Марбелл с досады врезал Лео Даром, как хлыстом, впечатав его призрачное тело в камень стены…

В ту самую ночь, когда благой государь и его оруженосец-некромант шли лесной дорогой от монастыря к деревне Тихая Горка, узурпатор и его лейб-медик и советник распяли Князя Сумерек Святой Земли на стене дворцового подземелья в столице, а, кроме того, происходило ещё немало важных вещей — кортеж принцессы-невесты, Рыжей Джинеры пересёк границу Златолесья.

Вернее, собственно границу кортеж пересёк довольно ранним вечером — но сопровождающие принцессу бароны, её фрейлины, её няня и камергер никак не решались его остановить, чтобы дать отдых и людям, и лошадям. Сумерки уже сгустились, пала настоящая тьма, взошла луна, сеял мелкий снег, отчаянно похолодало — правильно и хорошо было остановить кортеж, кормить лошадей, разжечь костры, выставить дозор. Не получалось. Няне Ровенне было «не по себе». Камергеру, старому, доброму, толстому Витруфу, было «неспокойно». Барон Линн молчал, держась за эфес, зато барон Дильберд уже пять раз напомнил охране, чтобы «смотрели в оба». Пышечка Доротея пыталась читать «Воззри на мя, Господи» — и всё время сбивалась, а беленькая Нона обняла свою синьору за талию, прижалась к ней — и так чувствовала себя более или менее в безопасности.

А лошади фыркали.

Лошади из конюшен Солнечного Дома каким-то образом учуяли границу Святой Земли — и фыркали, мотая роскошными гривами, будто унюхали волков, хотя волков, как будто, вокруг не было.

Джинера наблюдала всё и всех, поглаживала нервно зевавшего шпица и думала о том, как «не по себе», как «неспокойно» — и с чего бы. Ей надо было бы отдать приказ своим вассалам, велеть остановиться — но нужные слова никак не выговаривались. Джинеру поражала сила, с которой ей не нравилась Святая Земля.

Всё было, как будто, обыкновенное: такое же небо, как дома, такие же лесные дороги, такие же голые древесные стволы — почему же Джинера всем телом чувствовала враждебность чужого? Предубеждение? Девичьи предчувствия? Детский страх? А Витруф и бароны тоже подвержены детским страхам? И отчего фыркают лошади? Что не так под этим благословенным небом? Ведь не так…

Я не хочу замуж за государя Алвина, подумала принцесса. Я хочу домой, подумала она и заставила себя усмехнуться над собственной слабостью. Просто в чужой стране кортежу принцессы не пристало останавливаться в лесу. Мы доберёмся до какой-нибудь деревушки и остановимся там, решила Джинера, приказав себе успокоиться.

— Прикажите ехать вперёд, — как можно бодрее сказала она заглянувшему в носилки камергеру. — Все устали. Удобнее будет отдохнуть в деревне.

— Огоньки впереди, ваше прекрасное высочество, — отозвался Витруф. — Никак и впрямь посёлок… Мудро изволили решить, драгоценная принцесса.

Закрыл заслонку и поскакал вперёд. Доротея, оторвавшись от молитвенника, грустно сказала:

— Витруф напустили холоду, не подумали, а нам тут ночевать.

— А мне, миленькая принцесса, — сказала Нона, — отчего-то сейчас показалось, когда Витруф открывал оконце, будто кто-то плачет. Вдалеке. Кажется и кажется, я никак не пойму, что это делается.

— Однако, барышни, и мне ведь показалось, — сказала няня. — Да не плачет, а вопит. Словно по мертвецу, Господи меня прости — далёко от нас. А в оконце я, словно бы, разобрала отчётливей.