Ты у меня один... - Инга Берристер

Шарон не нашлась, что ответить. Как могла она хоть что-то доверить легкомысленной Джейн? Да и вообще слишком поздно изливать душу, ведь прошлого не вернуть. Хватит, разыгрывая мелодраму, мучить себя, копаться в воспоминаниях. Теперь они с Робертом обвенчались, они — муж и жена на всю жизнь, будущие родители…

Шарон пробирала дрожь, когда перед ее глазами вновь и вновь возникала сцена в церкви. В наступившей торжественной тишине Роберт приподнял тяжелую, в стиле конца прошлого века, вуаль, скрывавшую ее лицо и несколько мгновений, совсем не так, как раньше, смотрел в ее глаза. Она затрепетала, казалось, дрожат даже его ладони, нежно прикоснувшиеся к ее щекам. Роберт склонился к ней и медленно поцеловал. Не с чувственной страстью. Словно дуновение вечности в этот миг соединило их души. А потом они давали торжественные обеты в супружеской верности… Нет, это была не просто красивая церемония — они давали обещание Богу.

Наверное, никто из присутствующих не заметил, с каким благоговением его пальцы прикоснулись к ее животу. Это символизировало священную тайную клятву своему ребенку, столь же нерушимую, как и обет, произнесенный вслух.

Никто из приглашенных на свадебное торжество и не должен был видеть тот жест. Роберт поступил так во имя своего ребенка — сына или дочери. Шарон тогда почувствовала себя лишней. Роберт, безусловно, будет прекрасным отцом, но он равнодушен к ней. Лишь чувство долга, бесстрастное благородство заставляет его жениться, старательно разыгрывать перед всеми свою любовь к ней.

К ним подошел Фрэнк, заключил брата в медвежьи объятия и подарил Шарон широкую лучистую улыбку. Нестриженые волосы лезли ему в глаза. От этого он одновременно казался озорным и слегка застенчивым.

Слушая, как Джейн шутливо выговаривает ему за расстегнувшуюся верхнюю пуговицу рубашки и поправляет галстук, Шарон размышляла, что бы случилось, будь она беременна от Фрэнка, а не от Роберта? Как бы Фрэнк вел себя в таких обстоятельствах? Она попыталась вообразить его на месте старшего брата, в ситуации, когда необходимы воля, умение трезво, с тонким психологизмом вести игру с окружающими. Увы, Шарон была вынуждена признать, что, окажись героем подобного романа Фрэнк, ей самой скорее всего пришлось бы выкручиваться, объяснять… брать на себя вину.

— Перестань, — чуть слышно прошептал Роберт, как будто читая ее мысли. — Ты вышла замуж за меня, Шарон, а не за Фрэнка. Ты носишь под сердцем моего ребенка — моего!

— Ты думаешь, я не знаю? — с горечью отозвалась она. Платье внезапно показалось ей слишком тесным в талии. Голова болела, ей было жарко, и она чувствовала усталость.

— Ненавижу все это лицемерие, — со злостью крикнула она Роберту. — Если бы ты знал, как надоел мне этот спектакль!..

— Правда? Кажется, ты не возражала против участия в гораздо более крупном шоу, когда убеждала себя, что ты в постели не со мной, а с Фрэнком — грубо напомнил ей Роберт.

Шарон поразило это неожиданное, предательское нападение. Слишком быстро — после тех уверений в любви, которые он убедительно демонстрировал в церкви. Она с немым укором посмотрела на Роберта, потерянно провела рукой по лбу, пытаясь найти хоть какой-нибудь повод, чтобы отвлечься. В этот момент участливое вмешательство матери выручило ее:

— Дорогая, с тобой все в порядке? Ты довольно бледная… Садись. Все уже здесь, и официанты готовы подавать ланч.

8

— Теперь уже близко. — Роберт швырнул на заднее сиденье дорожный атлас.

Шарон противилась идее медового месяца, но Роберт настоял на своем, упирая на то, что нарушать общепринятую традицию вообще неприлично, а в их положении — тем более не следует. В конце концов она уступила, но весьма неохотно, особенно после того, как он не без апломба сообщил ей, куда они отправятся.

— Италия! — нервозно запротестовала Шарон. — Нет, только не Италия, — не хватало мне еще напоминаний о твоей японской подружке, с которой ты провел ту ночь в отеле… — начала она, по-детски ударяясь в капризы, пользуясь первой подвернувшейся к месту мифической причиной.

Роберт, улыбаясь, посмотрел на похныкивающую супругу:

— Единственной, с кем я спал в отеле, была моя будущая жена… мисс Шарон Дуглас, согласно паспортным данным.

— Но одну ночь тебя не было в номере, — с вызовом обвинила она, упрямо игнорируя его шутливый тон.

— Да нет же, дорогая, перестань накручивать себя. Если тебя это действительно волнует, то никаких приключений у меня не было, я до утра работал.

Шарон не могла заставить себя поднять на него глаза.

— И все же я не хочу возвращаться в Италию.

— У нас нет выбора, — холодно произнес Роберт. — Ты же знаешь, какое значение мама придает своему свадебному подарку, наш отказ поехать в Тоскану она воспримет как пощечину.

Шарон понимала, что он прав. Сильвия не жила в своем фамильном доме с тех пор, как Чарльз трагически погиб, предпочитая, как она выражалась, хранить в неприкосновенности счастливые воспоминания о днях, проведенных там.

Женитьба Роберта на любимой племяннице Чарли означала для Сильвии наступление новой поры жизни. Еще вчера счастье оставалось для нее только в прошлом, сегодня же оно согревало настоящее и манило в будущее. И поскольку Роберт всегда был более привязан к своим итальянским корням, чем Фрэнк, она с легким сердцем решила, что дом самой судьбой предназначен ее ненаглядным молодоженам.

Шарон однажды уже бывала там со своими родителями и помнила, каким благоговением она была охвачена перед чарующими красотами Тосканы и тем теплом, которым там дышит каждый уголок. Одним из неожиданных эффектов ее беременности оказалось некоторое повышение температуры тела, поэтому кондиционер в машине послужил чудесным спасением от зноя южного лета, которым встретила их Италия.

Когда бы Шарон ни вспоминались тосканские окрестности, они всегда излучали неповторимое сочетание красок — янтарных, шафранных, бархатисто коричневых и насыщенных терракотовых. Цвета земли, соединившиеся в волшебную гамму райского благоденствия, которое, по милости провидения было даровано этому краю, раскинувшемуся под голубыми небесами.

Вилла — теперь их семейное гнездо — была изящно строгой и сравнительно уединенной. Чарли Дуглас в свое время получил ее в качестве приданого за Сильвией от ее легендарного деда Паскуале Доннети, знаменитого когда-то адвоката, который на склоне лет промотал в карты все свое состояние.

— Робби был зачат здесь, — сказала свекровь Шарон несколько дней назад. — И я часто задумывалась, не потому ли он ближе к нашей итальянской породе, чем Фрэнк.