Золотой Лингам - Александр Юдин

– Просто я нетипичный член-корреспондент.

– Вот я и говорю – пересортица, хе-хе!.. Между прочим, чего это тебя вдруг Шигин заинтересовал? Уж не вляпался ли ты, ядрен-матрен, в какую политику, а?

– Не должен вроде, – не очень уверенно ответил Костромиров.

– Искренне надеюсь! – с чувством произнес Вадим Вадимович. – Хватит с тебя октября девяносто третьего… два огнестрельных ранения и одно – осколочное; плюс – контузия… Ведь не подсуетись я тогда вовремя, так и сгнил бы в тюремной больничке! – скромно констатировал он. – Тоже! Солидный, говоришь, ученый, а поперся защищать каких-то тадепутов, точно мальчишка-карбонарий! Без него большевики не обойдутся…

– Я не депутатов защищал, а Конституцию, – вздохнул Горислав.

– Ага, как же! Да если б не твоя ненависть к покойному президенту, ты б небось про Конституцию и не вспомнил.

– А для меня он и теперь – государственный преступник, – упрямо нахмурился Костромиров.

– Ладно, ладно! – примирительно замахал рукой следователь. – О мертвых, сам знаешь, либо хорошо, либо ничего. Это еще древние римляне сказали.

– De mortuis – veritas. Тоже, кстати, латинская поговорка.

– Я ж не профессор, древним языкам не обучен. Как переводится-то?

– О мертвых – правду. И потом, я об этом деятеле всегда был однозначного мнения и не вижу причин менять его сейчас. Тем паче, что помер он на больничной койке, а не на тюремных нарах, где бы ему самое место…

– Вот разошелся! Ты ж ученый – где твоя объективность? Не станешь же ты отрицать, что у него имелись и кой-какие заслуги? Свободой и демократией, как ни крути, мы ему обязаны…

– Тебе сколько лет? – с неожиданным раздражением перебил друга Горислав. – Сто лет в обед, а жуешь ту же мякину, которой наши телемагнетизеры потчуют молодежь! Демократические свободы мы еще при Горбачеве получили, разве нет? И свободу слова, и всяких там шествий да демонстраций, и многопартийность – при нем же. Кстати, если на то пошло, в президенты Ельцина выбрали тоже при Горбачеве, до развала Союза. Причем в тот раз – по-честному, без подтасовок и коробок от ксерокса, хотя и – на свою дурью голову. Так что единственная его «заслуга» в том, что понятие либерализма в России угодило в разряд ненормативной лексики.

– Ладно, ладно! – снова замахал руками Вадим Вадимович. – Чего ты так раскипятился, честное слово? Давай уже сменим тему. Ты ж не за этим ко мне пришел, верно?

– Не за этим, прав. Старею, видимо, – стал вспыльчив и сентиментален… Скажи, Вадим, что ты знаешь о первом заместителе Шигина, некой Ольге Ивановне Копейко?

– Об Ольге Ивановне-то? – переспросил следователь и неожиданно захихикал, прикрыв рот ладошкой. – О Копейко-то? Да знаю кой-чего. Ничего особливого, но… хи, хи! Та еще штучка! Хи-хи-хи!

– Да? – насторожился Костромиров. – А по существу?

– Можно и по существу, – согласился Хватко, продолжая подхихикивать. – Значит, в антисектантской службе она имеет немалый вес и пользуется на своего шефа значительным влиянием. Но не это главное… хи-хи-хи! Сейчас я тебя удивлю, наверняка удивлю! Я тебе говорю!

– Да ты пока ничего не говоришь, хороняка. Что главное? Не теня!

– Что главное? Хи-хи-хи! Ой, не могу! – продолжал киснуть со смеху следователь. Наконец, справившись с приступом внезапного веселья, он продолжил: – Вообще-то, не в моих правилах разглашать подобную инфу, но тебе – поскольку человек ты не праздный и щепетильный – тебе скажу. Так вот, Ольга Ивановна, – тут Хватко выдержал паузу, – наша Ольга Ивановна – не совсем женщина…

– В каком смысле? – не понял Горислав.

– В половом. Она трансвестит. И еще пять лет тому назад, до операции, звали ее Олегом Ивановичем Копейко.

– Чудны дела твои, Господи! – покачал головой Костромиров. – Действительно удивил! …Интересно, а сам Шигин знает про это?

– Наверняка нет. Он же при каждом случае подчеркивает свой сугубый консерватизм в вопросах секса. Реноме обязывает.

– Феерично… – протянул Горислав и погрузился в молчание.

А замолчал он потому, что ему вдруг пришла на ум одна деталь дайвьетской легенды, которая не была «озвучена» Председателем ФАС и о которой сам он, честно говоря, тоже совсем запамятовал. Забытая подробность касалась истукана свинобога, точнее «технических характеристик» его драгоценного органа. В общем, еду верили, что Золотой Лингам обладает прямо-таки волшебной совместимостью с любым живым организмом. И стоит его только приложить к какому-либо существу, как он немедленно приживется, а существо это станет новым воплощением самого Арак Кола. Впрочем, все это не имело бы значения, когда бы не пикантное известие о шигинском заме. И еще Костромирову припомнились слова Председателя, что таинственный заказчик похищения должен находиться где-то здесь, в Москве…

– Феерично, – повторил он. – Бог шельму метит, так?

– Что-что?

– Ты здорово мне помог, вот что. Спасибо!

– Всегда – пожалуйста.

– Одно непонятно, как с этакой сомнительной биографией он… она… оно сумело сделать неплохую служебную карьеру? Да еще в госструктуре.

– Это-то как раз понятно, – усмехнулся Хватко. – Дело в том, что до знакомства с Иваном Федоровичем наше Копейко никаких постов не занимало. И вот, уже обернувшись девицей, Ольга Ивановна как-то раз – обстоятельства в данном случае роли не играют – повстречала Шигина, и тот неожиданно так к ней проникся, что сразу возвысил до уровня своего первого зама. И сегодня Копейко – фигура далеко не копеечная, а весьма конвертируемая. Некоторые так даже принимают ее за «серого кардинала».

– Ну, совет им да любовь. Вот еще что… я хотел бы прямо сейчас съездить в морг. Сможешь устроить?

– Раз доктор сказал – в морг, значит – в морг.

Итак, заручившись поддержкой следователя, Костромиров вторично посетил невеселое учреждение в переулке Хользунова. Любопытно, что на этот раз его интерес вызвали не трупы фансигаров, а тело шигинского телохранителя.

Вернувшись домой, он посвятил остаток дня чтению Библии, точнее – Нового Завета; особенно его заинтересовала девятнадцатая глава Евангелия от Матфея.

На следующее утро Горислав заехал в офис антисектантской службы, где переговорил с командиром «белых голубей» Каплуновым Сергеем Алексеевичем – немолодым человеком, с постно-благостным выражением на преждевременно обрюзглом, одутловатом и каком-то бабьем лице, – поинтересовавшись у него ходом расследования. Каплунов пояснил, что после покушения Шигин, наконец, подключил к следствию ФСБ и милицию. Ориентировки на фансигаров и, прежде всего, на ассасинов были разосланы по всей Москве – в каждое отделение; сомнительные иностранцы подвергались проверкам, во всех подозрительных местах прошли зачистки и облавы. Но ни душителей, ни посланцев Горного Старца обнаружено не было. И те и другие словно сквозь землю провалились! Еще Костромиров мимоходом справился у командира о здоровье охранника Андрея Сурина – того самого, что едва не свалился в обморок во время первой беседы с Председателем.

По завершении всех этих мероприятий Горислав Игоревич впал в глубокую задумчивость. И вот, дабы систематизировать новые факты и сформулировать выводы, он решил совершить пешую прогулку по городу. На ходу ему всегда мыслилось легче. Тем паче, что добытые сведения норовили сложиться в столь странные, даже противоестественные выводы, что здравый смысл Костромирова официально протестовал. Пожалуй, лишь один вывод представлялся бесспорным: ключом ко всем загадкам этой истории был злополучный Лингам. А следовательно, его необходимо отыскать. Во что бы то ни стало.

Погруженный в такие раздумья, он пересек Комсомольский проспект, прошел от начала до конца всю 1-ю Фрунзенскую улицу и вышел на набережную, где повернул направо, в сторону дома. Неожиданно взгляд его зацепился за афишу следующего содержания:

«НАНГ СБЕК – малый театр теней из Сиемреапа.

Спектакль по мотивам эпоса “РЕАМКЕР”

Только неделя в Москве

Первое европейское турне».

Кхмерский театр теней? В Москве? Вот приятная неожиданность! Костромиров, не раздумывая, купил билет и занял место в скромном – на шестьдесят мест – зальчике местного театра-студии.

Всех зрителей набралось едва ли человек тридцать – тридцать пять. Переднюю часть сцены перегораживал большой, метров восьми в длину, экран из смородиновой бумаги, натянутый на бамбуковый каркас. Когда в зале погас свет, позади экрана он, напротив, вспыхнул.

Зазвучала музыка – настоящая камбоджийская; похоже, играл целый оркестр: основной ритм, как и положено, скандировали ударные – барабан и двойные литавры; аккомпанемент выпевали цимбалы и гонг, мелодию, попеременно сменяя друг друга, вели гобой и тростниковая флейта-кхлой. Еще Горислав различил жалобные рулады двухструнной скрипки тросао, исполнявшей тонику.

Вот первые цветные тени пали на белое полотно экрана, раздался голос невидимого актера-комментатора. Представление началось.