Читемо: Поэзия убийства - Филип Гэр

дергался, раскачивая проволоку с трупом. Его ноги болтались и подпрыгивали. Из под потолка прорывались искры. Звук напрягающегося металла перешел в стон перегруженного механизма.

Но он не мог ни уехать, ни закрыться, ни даже просто стронуться с места.

Дем стоял перед ним, спокойно глядя в раззявленную прямоугольную пасть, в которой одиноким зубом плясал повешенный.

— Что? — вскричал труп. — Чего тебе нужно? Я выполнил свою часть уговора!

— А я не заключал с тобой никаких уговоров. Твой уговор был с ним, не со мной.

— Ты не можешь! Я не брал у тебя ничего!

— Верно, не брал. Но ты не прав: я — могу.

Дем поднял ладонь. Лифт замер и перестал дергаться, словно загнанное в угол животное, скованное страхом.

Певучим, и одновременно шипящим, низким, растягивающим слова, голосом, Дем произнес нечто.

Пол лифта разверзся.

Труп забился на проволоке, но та уже начала расплетаться, с легким звоном лопаясь в каждой жилке.

Спустя несколько секунд труп полетел вниз, в шахту, успев удариться головой о боковую стену лифта и оставив на ней пятно свежей, совсем не мертвой, крови.

Дем опустил ладонь.

В шипении закрывающейся двери я услышал облегчение. Под скрип шестерней и шкивов лифт отправился наверх, оставив открытым проем шахты.

— Кто это был, Дем? — спросил я. Хотя, хотел спросить совсем не это. Господи, я вообще не хотел ничего спрашивать. Но слова сорвались с языка сами собой.

— Хищник. Всего лишь один из хищников Библиотеки.

Он вытащил из кармана фонарь и посветил в шахту лифта, кивком головы приглашая меня подъехать поближе.

Я подкатил коляску к проему и заглянул вниз.

На дне шахты лежали кости. Надо думать, кости тех, с кого труп взял оплату за проезд на своем лифте.

***

— Дем, — спросил я. — Ты знал?

— Да, — просто ответил он.

Глупо было спрашивать, почему он не рассказал мне. Поэтому я спросил другое.

— Скажи, как мне теперь жить?

— Заново. Больше никак.

— А ноги? Я ведь не смогу жить один! Кто будет любить меня, и кого буду любить я?

— А ты хочешь вернуться к своим родителям, Рекс?

Я заколебался, не зная, что ответить.

Дем присел напротив, глядя мне в лицо.

— Не ищи правильный ответ. Представь, что тебе не о чем беспокоится. Представь, что у тебя есть ноги и абсолютная свобода поступать так, как ты считаешь нужным. Просто представь это на одну минуту. Попробуй, Рекс, я очень прошу тебя об этом.

Я попытался. Я не знал, что такое чувствовать свои ноги, но попытался.

— А теперь, представив это, скажи, ты хочешь в таком вот, живом виде, будучи совершенно здоров, вернуться к своим родителям?

— Нет, — прошептал я.

И заплакал.

***

Зал, распахнувший перед нами свое пространство, переливался мягкими огнями. Между корешками книг проскакивали молнии. Стеллажи не имели острых углов, изгибались, нависали арками над проходами, закручивались спиралями. Над ними большими стрекозами носились страницы, гоняясь друг за другом. Некоторые книги хватали их на лету и с хрустом пожирали.

Широкий лестничный пролет у лифтовой шахты вывел нас прямо сюда, сквозь очередную скрипучую дверь, осыпавшую мою коляску ржавчиной. Она не хотела пускать нас сюда, упиралась, заедала петлями и громыхала запорами, пытаясь отпугнуть. Наконец, Дему надоело ее толкать, и он вновь прочел нечто на певучем языке, и дверь распахнулась сама, с отвращением и плохо скрываемой злобой.

Словно и она была живой.

Дем уверенно толкнул коляску в проход. Нависавшие надо мной полки имели столь причудливые формы, что у меня закружилась голова.

Как нигде, ни в одном из залов, увиденных ранее, здесь ощущалась жизнь. Предметы копошились, ползли, переговаривались, перешептывались, обменивались содержимым, рычали и визжали, кажется даже торговали друг с другом.

На нас они не обращали никакого внимания. Мы с Демом плыли в густом воздухе словно призраки, обруливая переползающие проход фолианты.

Одна из бумажных стрекоз спикировала на меня и запуталась в волосах. Я осторожно снял ее, притихшую и издающую лишь легкое стрекотание. Развернул, и только тогда испугался.

Ведь здесь за все необходимо платить. За любые строки, за любое знание. Я успел это понять там, в прорве лифта, рядом с повешенным, что убивал доверчивых путников, обгладывал и скидывал их кости в шахту.

Раньше, там, дома, с родителями, я никогда не думал о подобном. Что за знание необходимо платить. Бесплатна лишь глупость. Истина же имеет свою цену. И цена не всегда материальна.

Здесь, в Библиотеке, я осознал, что значит заплатить душой.

Сотни вечеров, которыми мама и папа толковали мне Священное Писание, не дали мне ничего в понимании души. Душа оставалась абстрактным понятием, сухим, сухим настолько, что даже если его положить в рот и прожевать, то проглотить не удастся — слишком оно выхолощено и до скрипа на зубах окружено демагогией.

Библиотека наглядно, со всей возможной живостью красок, демонстрировала ценность души и ее суть.

Я не хотел платить своей душой и ползать затем по коридорам Библиотеки, питаясь падалью.

— Дем?

— Да?

— Ее можно читать? Нам за это ничего не будет?

Дем склонился над моим плечом, всматриваясь в буквы, на которые я так боялся взглянуть сам.

Затем выпрямился.

— Можешь прочитать, если хочешь. Это кусочек чей-то истории, и он не имеет к нам отношения. Странно, что он вообще здесь оказался, в зале книг магических заклинаний. Он явно прилетел сюда из секции историй, откуда мы спустились на лифте.

— Хочешь, я прочитаю вслух?

Дем почему-то прекратил толкать коляску и задумался.

— Давай, — наконец, сказал он. — Знаешь, после твоих слов мне это уже не кажется случайным.

— Может, тогда не стоит?

— Не бойся, — я почувствовал в его словах улыбку, и он взъерошил мне волосы. — Это чужая история, точнее часть ее, из другого мира. Она не связана с тобой, по крайней мере, сейчас. И если она неслучайна, то это хороший знак. Тогда она переплетется когда-нибудь с твоей историей.

— И здесь появится моя книга?

— Конечно.

Я разгладил листок. Старательно выведенные печатным и явно детским почерком, синие чернильные буквы плыли по белой линованной бумаге, словно написанные на первой парте усердным учеником.

***

«…Таят Лэй редко сознавал свое существование. Разве что на сцене, когда его роль в их команде становилась ведущей, задавая темп концерта и его ритм.

Все остальное время окружающий мир его не интересовал.

Его брат, Кай Лэй, лез из шкуры вон, стараясь заставить их всех жить нормально. Жить, как все другие тери, самой обыкновенной жизнью.

Он читал им вслух книги и заставлял читать их самих, учил налаживать свой быт и