Погадай на дальнюю дорогу - Анастасия Дробина

– Куды прешься, господин хороший? Слово знаешь? От кого будешь?

– «Прикуп наш», – вспомнил Илья. – Я от Митро-цыгана.

– Проходь.

Дверь открылась. Илья вошел, осмотрелся.

Это была комната без окон, единственной мебелью в которой был большой круглый стол. Над столом свисала с потолка лампа, бросая тусклый свет на лица собравшихся вокруг него. Их было человек десять. Из-за стола доносилось: «бит валет», «десятка ваша», «тузы на руках», – и Илья понял, что здесь идет большая игра.

– Ты уж обожди, мил человек, – прогундосили за спиной Ильи, и, обернувшись, он увидел низенького мужичонку, единственной одеждой которого была залатанная женская сорочка и один разодранный лапоть. – Навроцкий банкует, так лучше покеда не мешаться.

«Навроцкий... Навроцкий... Кто таков?» Эта фамилия показалась Илье смутно знакомой. Усиленно напрягая память, он вспомнил: так звали любовника Данки. Несколько минут Илья медлил, но желание посмотреть на теперешнего Данкиного хозяина пересилило осторожность, и он, оттолкнув руку мужика в сорочке, подошел к столу. Никто не обратил на него внимания. Голову подняла лишь толстая баба, сидевшая в углу комнаты на табуретке и мирно вязавшая чулок. Она смерила Илью внимательным взглядом, зевнула, отхлебнула из жестяной кружки и снова взялась за спицы. Игроки же не обернулись даже тогда, когда Илья подошел вплотную и уставился на банкомета.

Навроцкий был не стар: Илья не дал бы ему больше тридцати. По тонким благородным чертам безошибочно можно было определить польскую кровь. Красоту этого лица портили изящно изогнутые брови, сделавшие бы честь звезде кафешантана, но на мужской физиономии смотревшиеся слишком манерно. Черные волосы Навроцкого блестели от брильянтина, нездоровый, пергаментный цвет кожи был заметен даже в полумгле. Глаза его, следящие за разлетающимися по столу картами (Навроцкий сдавал), не моргали, как у мертвеца. Сходство с покойником усиливалось от света лампы, падающего сверху, от чего на лицо шулера ложились тени. Хорошо освещены были лишь его руки – тонкие, с длинными пальцами и тщательно отполированными ногтями, – которые привычно бросали карты на столешницу. Илья заметил, что по сравнению с окружившими стол игроками Навроцкий прекрасно одет: на нем был темный костюм с белоснежной сорочкой, в рукавах поблескивали яхонтовые запонки. Подивившись – что такой король делает в босяцком заведении? – Илья взглянул на визави Навроцкого и едва сдержал негодующий возглас.

Напротив шулера с веером карт в руках сидел молодой князь Львов, студент Московского университета, веселый и красивый мальчик, частый гость цыганского дома, отчаянно влюбленный в дочь Митро Иринку. Илья знал, что еще год назад Миша Львов появлялся в Большом доме не один, а с отцом – князем Иваном Васильевичем, страстным цыганером, знатоком хорового пения, которого боготворила вся Живодерка. Отец и сын Львовы приходили в гости к цыганам запросто, приносили гостинцы молоденьким певицам, неизменно щедро платили за песни и пользовались уважением даже Якова Васильева. Львовы были богаты – им принадлежали два доходных дома в Москве, «родовое гнездо» на Пречистенке, несколько имений в Тульской губернии и знаменитое собрание картин. Но этой зимой скончалась княгиня Мария Афанасьевна, и Иван Васильевич, очень любивший жену, сразу сдал. Он перестал появляться в Дворянском собрании, на приемах у нового генерал-губернатора Москвы, на балах знати и все больше пропадал в своем тульском имении, занимаясь хозяйством и читая книги. К цыганам он теперь и вовсе не заглядывал, о чем те искренне жалели, но тем не менее входили в положение, понимали – не до них ему теперь. Сына-студента князь ни в чем не ограничивал, без счета снабжал его деньгами и не особенно интересовался, куда эти деньги уходят. Юноша, подолгу остававшийся один в Москве и предоставленный самому себе, начал входить во вкус веселой жизни.

Илья всегда был уверен, что свободное воспитание до добра не доводит, и теперь, глядя на Львова, убедился в этом окончательно. Скажите на милость, разве место желторотому мальчишке в подобном заведении? Да отца бы удар хватил, узнай он о его посещениях игорного дома! И Навроцкий хорош... Связался черт с младенцем, нашел кого «работать». Не зная, как ему поступить, Илья машинально следил за действиями поляка.

То ли слава Навроцкого как первого в Москве шулера была сильно преувеличена, то ли он не хотел тратить мастерство на зеленого юнца, но вскоре Илья убедился, что жуликует тот совсем грубо и ведет известную всем игру под названием «четыре туза в каждом рукаве». По крайней мере за те полчаса, что Илья стоял у стола, мимо него промелькнуло две козырные дамы и три десятки. Как этого не замечал молодой князь, было уму непостижимо. Поглядывая на него, Илья видел, что юноша по уши захвачен игрой, его карие глаза лихорадочно блестели, пальцы нервно вздрагивали при каждой карте, сброшенной Навроцким. Судя по количеству ассигнаций на столе, игра шла давно и явно не в пользу молодого человека. Илья все еще колебался – вмешиваться или не стоит, – когда Львов вдруг наморщил лоб.

– Позвольте, господа, – вдруг удивленно сказал он. – Я отлично помню, что козырной король вышел. Ну как же, он убил мою даму... Разумеется, вышел!

– Что пан хочет этим сказать? – высокомерно спросил Навроцкий. Его красивое лицо приобрело оскорбленное выражение. – Пан находится в порядочном обществе. Здесь не принято бросаться подобными выражениями.

– Я никого не хотел обидеть... – растерялся юноша. – Но, право же, король... Может, это ошибка? Проверим карты?

«Порядочное общество» вокруг стола взорвалось возмущенными голосами. Львов вздрогнул, осмотрелся, словно лишь сейчас сообразив, где находится. На его мальчишеском лице явно выразился испуг.

– Продолжаем игру! – отрывисто сказал Навроцкий.

Губы Львова дрогнули. Тихо, но твердо он сказал:

– Не буду. Вы передергиваете.

– Что? – Красивая бровь Навроцкого вздернулась вверх, он нехорошо улыбнулся.

Илья понял, что пора вмешаться, и, проклиная про себя последними словами Митро, Кузьму и свою дурную голову, шагнул к молодому князю.

– Ну-ка, Михаил Иваныч, идемте-ка отсюда. Вас папаша уже с фонарями обыскавшись. Третьего дня из имения приехали, вся полиция на ушах стоит, по городу носятся.

Львов вздрогнул, повернул голову. С его лица еще не сошло испуганное выражение, когда он выговорил:

– Илья, это ты?

– Ну, место ли вам здесь? – как можно суровее сказал Илья. – Идемте, говорю, да поживее.

Молодой князь неловко поднялся. Навроцкий встал тоже. Илья посмотрел на него, оглянулся по сторонам и понял, что их отсюда просто так не выпустят.