Подарок - Ахерн Сесилия

Почувствовав рядом чье-то присутствие, он, не глядя, мог сказать, кто это.

— Вы выслеживаете меня? — спросил он, продолжая смотреть в витрину.

— Да нет, просто догадался, куда вы направитесь, — отвечал Гейб; он дрожал от холода и грел руки в карманах. — Ну, как вы здесь себя чувствуете? Развлекаете общество, как обычно?

— Что происходит, Гейб?

— С таким вечно занятым человеком, как вы? Вы получили желаемое, добились своего. Теперь вы все успеваете. Но имейте в виду: к утру все это окончится, так что будьте настороже.

— Который из двух «я» настоящий?

— Ни тот ни другой, по-моему.

Лу хмуро взглянул на него:

— Бросьте-ка лучше ваши идиотские психологические экскурсы! Ко мне они не применимы.

Гейб вздохнул:

— Оба они — это вы. Оба ведут себя, как это свойственно вам. Потом оба они сольются воедино, и все будет тип-топ.

— А вы кто?

Гейб сделал большие глаза.

— Вы, наверное, разных фильмов насмотрелись. Я Гейб. Тот самый парень, которого вы подобрали на улице.

— А что содержится в этих таблетках? Очень они опасны?

— Немножко психологических экскурсов. Такая доза еще никого не убила.

— Но таблетки могли бы принести вам кучу денег. Кому-нибудь о них известно?

— Известно тем, кому должно быть известно, — тем, кто их изготовил. А сколотить на них состояние нечего и пытаться, чтобы не пришлось кое перед кем держать ответ.

На секунду Лу оторопел и несколько сбавил тон:

— Знаете, Гейб, разделив меня надвое, вы вряд ли ожидали, что я восприму это безоговорочно и без вопросов. Это может иметь серьезные последствия для моего здоровья, не говоря уж о кардинальных психологических нарушениях. Скрывать это от мира — чистое безумие. Нам необходимо сесть и обсудить все это.

— Мы это конечно же сделаем. — Гейб смерил его пристальным взглядом. — А потом, когда вы расскажете об этом всем и мир это узнает, вас запрут в палате с мягкими стенками или же в кунсткамере, и газеты станут посвящать вам каждый день одинаковое количество столбцов, как это было с клонированной овечкой Долли. На вашем месте я бы помалкивал и постарался извлечь максимальную выгоду из того, что вам так посчастливилось. Вы такой бледный… Вам нехорошо?

Лу лишь истерически расхохотался в ответ.

— Да! Мне нехорошо! Ведь все это ненормально, так почему же вы ведете себя так, будто ничего особенного не происходит?

Гейб пожал плечами.

— Должно быть, привык.

— Ах, привыкли! — скрипнул зубами Лу. — Ну а мне теперь куда?

— Ну, вы занимались делами в офисе, в то время как ваше «я», похоже, занимается делами здесь. — Гейб улыбнулся. — Стало быть, остается только одно приятное местечко, куда вы можете отправиться.

Лу поразмыслил, и постепенно лицо его прояснилось, в глазах зажегся свет, и он улыбнулся, кажется, впервые за этот вечер поняв Гейба.

— Ладно. Давайте пойдем!

— Что? — Казалось, Гейб опешил. — Пойдем куда?

— В паб! Первая кружка — за мой счет. Господи, как у вас лицо-то вытянулось! А куда, вы думали, мне стоит отправиться?

— Домой, Лу.

— Домой? — Лу поморщился. — С какой это стати мне ехать домой? — Он опять отвернулся к витринному стеклу, где увидел себя, уже начавшего рассказывать другую историю. А-а, это я вспоминаю, как я заблудился в Бостонском аэропорту. Там была еще эта бабенка, которая летела со мной одним рейсом… — Он с улыбкой повернулся к Гейбу, чтобы рассказать эту историю ему, но Гейба уже не было рядом.

— Ну, как знаешь, — буркнул Лу. Он еще немного потрясенно понаблюдал за собой через стекло, так и не зная в точности, не сон ли весь этот вечер. Определенно пинта пива ему не помешает, и если одна его половина после ужина отправляется домой, значит, другая вольна всю ночь шляться где угодно — никто и не заметит. Никто, кроме человека, который был с ним. Вот счастье-то привалило!

19

Лу встречает Лу

Веселый, возбужденный, Лу подкатил к дому и порадовался скрипу колес по гравию подъездной аллеи и виду ворот, закрывающихся за его спиной. Встреча за ужином прошла как нельзя лучше: он царил за столом, вел переговоры, развлекал участников встречи и был убедителен и забавен как никогда. Все смеялись его остротам и историям, из запаса которых он выбрал самые комические, и ловили каждое его слово. Участники встречи встали из-за стола довольные и полные единодушия. Последнюю рюмку, перед тем как ехать домой, он выпил, чокнувшись с Альфредом, также повеселевшим.

Свет внизу был полностью потушен, но наверху, несмотря на поздний час, он горел всюду и ярко — впору самолет сажать на посадочную полосу.

Он ступил во мрак нижнего этажа. Обычно Рут оставляла гореть свет при входе, но сейчас он ощупывал стены в поисках выключателя.

В воздухе чувствовался подозрительный запах.

— Привет! — воскликнул Лу. Голос его эхом отозвался на всех трех этажах до самого смотрового окна в крыше.

В доме был беспорядок, хотя обычно к его приходу все бывало убрано. На полу валялись игрушки. Лу досадливо поцокал языком.

— Эй! — Он начал подниматься по лестнице. — Рут?

Он ожидал ответного «ш-ш!», но его не последовало.

Вместо этого, поднявшись на площадку, он увидел Рут, которая выскочила из комнаты Люси, вытаращив глаза и зажимая рукой рот. Промчавшись мимо него, она бросилась в ванную и захлопнула за собой дверь. Тут же из-за двери послышались звуки рвоты.

С конца коридора доносились крики Люси — она звала мать.

Лу стоял на площадке, переводя взгляд с одной двери на другую, застыв, не зная, что делать.

— Пойди к ней, Лу, — успела выговорить Рут перед тем, как вновь скорчиться перед унитазом.

Он колебался в нерешительности, а между тем крики Люси стали громче.

— Лу! — вскрикнула Рут, на этот раз с большим нетерпением.

Он вздрогнул, испуганный ее тоном, и направился в комнату Люси. Медленно открыл дверь, заглянул внутрь, чувствуя себя каким-то захватчиком в мире, в который редко осмеливался вторгаться. Первая, кто встретила его там, была Дора-путешественница. В комнате дочери сильно и едко пахло рвотой. Кровать Люси была пуста, разобрана, а простыни и розовое пуховое одеяло валялись смятые.

Он пошел на звук ее голоса, доносившийся из ванной, и застал девочку там: она сидела на кафельном полу в тапочках с зайчиками, склонившись головой в унитаз. При этом она тихонько заливалась слезами, потом плевалась, ее рвало, она отфыркивалась и снова плакала, уткнувшись в унитаз.

Лу стоял, озираясь, с портфелем в руке и не знал, как быть. Он достал из кармана платок и закрыл им нос и рот, чтобы самого не затошнило от скверного запаха.

На его счастье вернулась Рут, и, увидев, как он бессмысленно стоит и наблюдает за страданиями пятилетнего ребенка, она, пренебрежительно и брезгливо обойдя его, бросилась на помощь дочери.

— Ничего, ничего, милая! — Рут опустилась на колени и обняла девочку. — Лу, принеси-ка нам два влажных полотенца.

— Влажных?

— Ну, смочи их холодной водой и выжми, чтоб не капало.

— Да, да, конечно! — Он покачал головой, огорченный своей непонятливостью, медленно вышел из спальни и вновь застыл, остановившись на площадке. Поглядел налево, потом направо. И вернулся в спальню.

— Полотенца лежат в…

— Гладильном прессе, — сказала Рут.

— Да, конечно.

Подойдя к прессу, он, все еще с портфелем в руке, стал перебирать свободной рукой разноцветные полотенца — коричневые, белые, кремовые, — не зная, какие взять. Остановив наконец свой выбор на коричневых, он вернулся к Люси и Рут, сунул полотенца под холодный кран и передал их Рут, надеясь, что сделал все как надо.

— Пока рано, — бросила Рут. Она гладила спину дочери во время очередной передышки. — И смени ей постельное белье. Это запачкано.

Люси опять зарыдала, устало приникнув к материнской груди. Лицо Рут было бледно, волосы небрежно стянуты назад, глаза вспухли и покраснели. Похоже, вечер им выдался нелегкий.