Крылов - Владимир Липилин

Пройдет не так уж много времени, министр, обратившись к зарубке в памяти, будет писать раздраженные резолюции такого содержания: «Я не раз замечаю уже, что Морской технический комитет превышает представленные ему права и распоряжается самостоятельно».

Но пока была вырвана временная отсрочка, она была нужна для закрепления деловых позиций. Сподвижники, друзья и ученики Крылова — профессор И.Г. Бубнов, профессор К.П. Боклевский, профессор В.Л. Поздюнин и многие другие корабельные инженеры и прогрессивно мыслящие офицеры флота одолевали этапы детального проектирования русского линейного корабля.

Их противники, представители фирм, уступая в конкретных знаниях, не связывая себя такими категориями, как честь и долг, соблюдение законов чужой страны, нахраписто пытались урвать заказы флота.

— Ваши претензии, господин Гравенгоф, не могут представляться как обоснованные: я уже имел честь объяснить вам, что за счет неисполнения ряда технических заданий и достигнуто мнимое сбережение веса, о чем вы говорите как об успехе.

— Но, мой колонель…

— Меня следует называть или господин полковник, или никак не называть, как вам будет угодно. Сообщите вашей уважаемой фирме указанные нами неисполнения технических заданий, и она поймет, что мы исчерпывающе правы.

— Но, господин полковник, протест нашей фирмы рассмотрен вашим уважаемым начальством — господ…

— Не понимаю тогда, почему вы отнимаете у меня время, господин Гравенгоф.

— Вы забываетесь, полковник, я — подданный короля Италии, я принесу жалобу на ваши беззаконные действия вашему первому министру… наш посол… Я не оставлю… Наша фирма понесла убытки, вам приказано их оплатить… это…

Дело дошло до отставных унтер-офицеров гвардейского экипажа Роднина и Андрейчука. Они приняли разбушевавшегося господина Гравенгофа под белые ручки и сопроводили его до входной двери, имея полное разрешение на случай вторичного появления: «…лупите хорошенько, отвечать буду я». Повторного визита не состоялось, видимо, господин Гравенгоф, невзирая на итальянское подданство, был хорошо осведомлен об усердии и дисциплинированности русских гвардейцев.

Агентура Куниберти действовала тоньше и изощреннее. Вопрос о выборе проекта из трех иностранных, окончательно одобренных, был вынесен на широкое совещание из особ, заседающих в Адмиралтейств-совете, главных командиров портов и полных адмиралов флота. Дважды ГИК сражался с собственным генеральным штабом, но его убедительнейшая технико-тактическая аргументация лишь сдерживала чаши весов, склонявшихся в пользу Куниберти. Совещание потребовало от главного инспектора кораблестроения отдельного доклада.

Основанный на принципах теории корабля и его строительной механики, доклад был построен так, что в течение двух часов держал в напряжении адмиральские головы. Отдельное выступление было отведено вопросу сборки корабля, разработанному профессором Бубновым. С точки зрения ГИКа бубновская технология сборки корпуса оставляла позади все другие рассматриваемые проекты. Оценка работы была абсолютно верной: вскоре все мировое судостроение переняло бубновскую систему, а в специальной терминологии она была окрещена как «русская система набора судового корпуса».

Куниберти был повергнут, но зато укрепил свои позиции проект фирмы «Блом и Фосс».

С видимой легкостью уступая первенство этому проекту, произведенному весьма небезгрешно, торпедируя им недостатки проекта Куниберти, держа до поры до времени в тени проект Балтийского завода, ГИК России показал себя дальнозорким политиком и искусным дипломатом. О, сколько мудрости сокрылось под внешней непосредственностью и даже кают-компаниевской разудалостью! Ими-то как раз и были посрамлены прожженные политиканы от судостроения, вездесущие провидцы из авторитетнейших газет: слишком поздно последние заголосят о каком-то надувательстве.

«Дуйтесь, кричите сами на себя, а мы одним махом четверых убивахом».

С такой горделивой усмешкой писал об успехе Крылов: «Всеми голосами членов совещания проект фирмы «Блом и Фосс» был признан наилучшим из представленных на конкурс проектов.

Это решение вскоре было обнародовано, и император Вильгельм прислал фирме «Блом и Фосс» высокопарную поздравительную телеграмму и выдал ей заказ на два громадных линейных корабля. Эта телеграмма подействовала сперва на французскую прессу, затем на палату и, наконец, на правительство, подобно искре на порох.

Вопрос с чисто технической почвы был переведен на почву международной политики.

Французы вообразили, что вопрос идет не о технической помощи со стороны премированной фирмы нашим заводам (технической помощи, оцениваемой в сумме около 2 млн. рублей), а о передаче немецкому заводу постройки всех четырех линейных кораблей на сумму около 180 млн. рублей золотом.

Французские газеты и палата никак не могли взять этого в толк, пресса кричала о том, что не для того Франция размещала у себя русские займы, чтобы Россия передавала ее деньги Германии.

В результате председатель совета министров П.А. Столыпин потребовал от Морского министерства, чтобы фирме «Блом и Фосс» было дано отступное под видом покупки от нее конкурсного проекта, причем мне было поручено выработать это соглашение так, чтобы были и «овцы целы и волки сыты».

В конце концов сошлись на 25 тысячах рублей.

Так как проект Балтийского завода был по конкурсу вторым, а по конструкции корпуса корабля первым, было приказано приступить к подробной разработке этого проекта в техническом бюро завода».

Так на бранном поле русские кораблестроители отстаивали право построить самим свои корабли.

Времени было в обрез по многим причинам: жесткие сроки детальной разработки, назревание войны, беспомощность кронштадтских броненосцев и, наконец, далеко не сложивший оружия внутренний враг. Обиженные фирмы, банки, из сейфов которых, как полагали их правления, уплывали верные золотые миллионы, не смирились со своим положением обойденных.

Всеми работами по созданию первой четверки русских линкоров руководил Крылов, ставший 8 сентября 1908 года генерал-майором и сменивший на посту председателя Морского технического комитета адмирала Вирениуса. Исполнение обязанностей главного инспектора кораблестроения также оставалось за ним. Удовольствия от всего этого противники его, менее года назад судачившие о недостаточном чине ГИКа, не испытывали, разумеется.

Крылов, торопя друзей-помощников, поторапливался и сам. Нужно было как можно скорее довести дело до такого состояния, когда его не поколеблет никакая сила. Ученый прекрасно понимал, что работать спокойно ему не дадут, ибо с очень многими из коллег-чиповни-ков у него давным-давно обозначились разные понимания долга.