Буфет, полный жизни - Александр Макколл Смит

Мма Рамотсве, вполне осознавая усиливающееся напряжение, делала все возможное, чтобы разрядить атмосферу.

– По большей части с делом легче справляться вдвоем, – сказала она. – Я уверена, что вас очень поддерживают ваши воспитательницы. И наверняка они тоже дают вам хорошие советы.

Мма Потокване встала, собираясь уходить.

– Да, мма, – согласилась она, пристально глядя на мма Макутси. – Мы все должны помогать друг другу. Это истинная правда.

Одному из учеников поручили отвезти мма Потокване назад, в сиротский приют. Мма Рамотсве и мма Макутси снова остались в офисе одни. Мма Макутси, сидя за своим столом, смотрела вниз, на собственные туфли, как часто делала в трудные минуты. Туфли всегда были на ее стороне, но теперь не оказывали поддержки, словно хотели сообщить: «Не смотри на нас, это сказали не мы, а ты, босс». (В ее мыслях туфли всегда обращались к ней как к боссу, так же, как ученики к мистеру Матекони. Это было правильно с их стороны. Туфли должны знать свое место.)

– Мне очень жаль, мма, – вдруг выпалила мма Макутси. – Мне пришлось стоять тут и готовить чай, когда эта женщина дала вам этот ужасный, ужасный совет. И я не могла произнести ни слова, потому что при ней я всегда чувствую себя слишком незначительной, чтобы что-то говорить. Из-за нее я чувствую себя так, словно мне шесть лет.

Мма Рамотсве с беспокойством посмотрела на свою помощницу:

– Она просто пытается помочь. Она любит командовать, это правда, но только потому, что она директриса приюта. Все директрисы любят покомандовать, а если они будут вести себя по-другому, никто ничего не будет делать. Это работа мма Потокване – командовать. Но сейчас она просто старается помочь.

– Но это не помощь, – воскликнула мма Макутси. – Это вовсе не помощь. Вы хотите силой заставить мистера Матекони жениться.

– Никто его не заставляет, – возразила мма Рамотсве. – Он попросил меня выйти за него замуж. Я согласилась. Он никогда, ни разу не говорил, что не хочет жениться. Вы когда-нибудь слышали, чтобы он так говорил? Нет.

– Но он когда-нибудь решится на свадьбу, – сказала мма Макутси. – Вы можете подождать.

– Могу? – быстро спросила мма Рамотсве. – Могу все время ждать? А почему я должна ждать и мириться с этой неопределенностью? Моя жизнь проходит. Тик-так. Как часы, которые спешат. И все это время я остаюсь обрученной. Люди сплетничают, поверьте мне. Они говорят: вот та женщина, которая навечно обручена с мистером Матекони. Именно так они говорят. – Мма Макутси молчала, и мма Рамотсве продолжила: – Я не собираюсь заставлять мистера Матекони делать то, чего он не хочет. Но в этом случае, я думаю, у него есть какая-то причина, по которой он не может решиться жениться. Думаю, это в его характере. Доктор Моффат говорил, что, когда у людей эта болезнь – депрессия, – они могут быть не в силах принять решение. Даже если кажутся совершенно здоровыми. Может быть, что-то такое и с мистером Матекони. Поэтому все, что мы пытаемся сделать, это ему помочь.

Мма Макутси покачала головой:

– Не знаю, мма. Возможно, вы правы, но я очень беспокоюсь. Я думаю, вы не должны были позволять мма Потокване совать свой нос в это дело.

– Я понимаю, о чем вы говорите, – отозвалась мма Рамотсве. – Но я устала ждать. Я ждала, ждала, ждала. Никакое число не названо. Ничего не сказано. Никакой скот не закуплен на праздник. Никакие стулья не приведены в порядок. Никакие тетушки не приглашены. Ничего не сделано. Ничего. Никакая женщина не может этого принять, мма.

Мма Макутси снова посмотрела вниз, на свои туфли. На этот раз они были более красноречивы. «А теперь замолчи», – сказали они довольно грубо.

Глава 17. Мистер Спокс Спокси, жокей эфира

Мма Рамотсве, все еще незамужняя, на следующий день сидела на низкой ограде, окружавшей парковку радиостанции, в компании двух веселых семнадцатилетних девушек, очень привлекательных, одетых в джинсы и яркие блузки. Должно быть, они немало им стоили, подумала мма Рамотсве, совсем немало, потому что самая дорогая часть их одежды, ярлыки, бросались в глаза. Мма Рамотсве никогда не понимала, почему людям хочется носить одежду ярлыками наружу. В ее время ярлыки прятали внутрь, и она считала, что так и следует поступать. Ведь человек не расхаживает по городу, прикрепив к спине свидетельство о рождении, почему же у одежды ярлыки должны быть снаружи? Демонстрировать их такая пошлость, думала она, но в насто ящий момент это не имело значения. Девушки были хорошенькие и забавно тараторили об интересовавших их вещах, которых было не так уж много – по правде сказать, их волновала только одна тема, ну, возможно, две, другая относилась к моде.

– Некоторые говорят, что в Габороне нет мужчин с приятной внешностью, – сказала Констанс, девушка, сидевшая справа от мма Рамотсве. – Но я считаю, это чепуха. В Габороне очень много красивых мужчин. Я видела сотни, причем в течение одного дня. Сотни.

Ее подруга, Кокоцо, посмотрела на нее с сомнением.

– Да? – сказала она. – Куда бы мне отправиться, чтобы увидеть этих красавцев? Может быть, существует клуб мужчин с приятной внешностью? И я смогу пойти туда, встать около двери и наблюдать?

– Такого клуба нет, – засмеялась Констанс. – А если бы был, мужчины не могли бы туда попасть, потому что у дверей стояли бы все девушки, какие только есть. И ничего не получилось бы.

Мма Рамотсве решила вступить в разговор. Уже много лет она не принимала участия в подобных беседах, и ей стало интересно.

– Все зависит от того, что вы имеете в виду под приятной внешностью, – сказала она. – У некоторых мужчин одно красиво, а другое нет. Скажем, красивые широкие плечи, но очень тонкие ноги. Тонкие ноги – это не очень красиво. Я знакома с одной девушкой, которая бросила хорошего бойфренда из-за того, что у того были тонкие ноги.

– Ох! – воскликнула Кокоцо. – Она плохо поступила. Если это был во всех отношениях хороший бойфренд, стоило ли бросать его из-за тонких ног?

– Возможно, ей хотелось рассмеяться всякий раз, когда она видела его ноги, – предположила Констанс. – А это ему бы не понравилось. Мужчины не любят, когда над ними смеются. Они не думают, что они смешные.

Это заставило мма Рамотсве улыбнуться:

– Очень забавно! Мужчины не думают, что они смешные! Это чистая правда, мма. Чистая правда. Над мужчиной нельзя смеяться, иначе он уйдет и спрячется, словно деревенский пес.

– Но это серьезный вопрос, – сказала Кокоцо. – Можно ли сказать, что у мужчины приятная внешность, если у него красивое лицо, но очень короткие ноги? У меня были такие знакомые. Они прекрасно выглядят, когда сидят, но когда встают и становится видно, какие у них короткие ноги, ты думаешь: «О боже, какие короткие ноги!»

– А иногда, ты замечала, – прервала ее Констанс, – замечала, что у мужчин ниже колена ноги бывают колесом? Это очень смешно. Мне всегда хочется засмеяться, когда я вижу таких мужчин.

Кокоцо вдруг слезла с ограды и принялась ходить по кругу, опустив руки и выставив вперед подбородок.

– Вот так ходят мужчины, – сказала она. – Ты ведь видела? Они ходят вот так, почти как обезьяны.

Было трудно не засмеяться, и, если бы мма Рамотсве думала, что эти девушки действительно так низко оценивают мужчин, она бы, пожалуй, нахмурилась, но, понимая, что им нравятся мужчины, очень нравятся, она засмеялась вместе с Констанс, которая повизгивала от смеха, глядя, как Кокоцо изображает… учеников! Очень точно, хотя она их даже не знала. Изобразить молодого человека такого типа значило изобразить их всех.

Кокоцо вернулась на место, и ненадолго воцарилась тишина. Для мма Рамотсве было, пожалуй, удивительно, что она сидит на какой-то ограде с двумя девушками, больше чем вдвое моложе ее, и разговаривает о мужчинах приятной наружности. Она видела этих девушек, когда проезжала позади радиостанции во время ланча, и не собиралась заходить сюда до второй половины дня, но потом поняла, что это именно то, что ей нужно. Поэтому она поставила свой белый фургончик за углом и вернулась как бы нечаянно, словно человек, который прогуливается в свой обеденный перерыв. Она остановилась у входа на парковку и подошла к девушкам спросить время. Все получилось легко. За вопросом о времени последовало замечание на тему, как утомительно ходить по городу, не станут ли они возражать, если она посидит рядом с ними несколько минут, пока не соберется с силами?

Разумеется, она подозревала, что эти девушки сидят здесь совсем не потому, что это просто ограда. Это была ограда радиостанции, и эти девушки наблюдали за входом в здание. А если спросить себя, почему такие девушки наблюдают за входом на радиостанцию, станет ясно, что наблюдают они не за теми, кто входит, а за теми, кто выходит. И среди тех, кто, возможно, выйдет, кто привлекает внимание модных девушек лет семнадцати, кто это может быть, как не мистер Спокс Спокси, популярный диск-жокей и известная на радио персона?