В поисках христиан и пряностей - Найджел Клифф

Становилось ясно, почему пряности стоят в Европе так дорого, а ведь путь к ним только-только начался.

Когда караван вышел наконец к Красному морю, проводники рассказали еще одну излюбленную местную байку. Как раз тут, объясняли они, воды разошлись перед Моисеем и сынами Израиля и сомкнулись над преследовавшим их войском. Мартин Баумгартен послушно записал, что следы колесниц фараона и отпечатки копыт его лошадей были ясно видны, «и если кто-то пробует их стереть, они тут же явственно проступают снова» [242].

Красное море, раскинувшееся на 1400 миль и, к удивлению европейцев, оказавшееся вовсе не красным, напоминает удлиненного слизняка, ползущего на север к Средиземноморью. От головы слизняка тянутся два щупальца: слева Суэцкий залив, отделяющий Египет от Синайского полуострова, справа – Акабский (Эйлатский) залив, отделяющий Синайский полуостров от Аравийского. В южной его оконечности хвост слизняка переходит в Аденский залив и Аравийское море, часть Индийского океана между Аравийским полуостровом и Индостаном. Там, где соприкасаются Красное море и Акабский залив, побережье Африки выдается на северо-восток треугольным мысом, точно тянется коснуться Аравии. Этот узкий канал между двумя континентами известен как Баб-эль-Мандебский пролив или «Врата слез». Сильные течения и россыпь островов в нем затрудняют навигацию, да и само Красное море усеяно вероломными островками и подводными рифами. Порывы ветра и бурные волны регулярно выносят тяжело груженные парусные суда на скалы, и хотя некоторые океанские корабли решаются его преодолеть и держат путь дальше вдоль восточного побережья в порт Джидда, судоходство остается в основном за малыми судами, ведомыми опытными лоцманами.

Два дхоу – традиционные одномачтовые арабские корабли, на борт которых поднялись в порту Тор португальцы, были типичными судами, какие веками ходили здешним маршрутом. Их корпуса были из досок, скрепленных веревками из кокосовых волокон [243], из тех же волокон были сотканы плотные паруса. Легкой конструкции ради маневренности и за недостатком корабельного леса, дхоу то и дело давали течь и были неустойчивы даже при малейших волнах. Штурманы могли управляться с ними только днем, а поскольку побережье кишело пиратами, ночами им приходилось держаться подальше от берега. К тому времени, когда португальцы миновали Врата Слез и направились к южному побережью Аравии, с их отбытия из Каира прошло два мучительных месяца.

Агентам предстояло увидеть сказочно богатый треугольник в сердце торговли пряностями. Первым из трех его углов служил порт, в который они прибыли, и зрелище оказалось весьма отталкивающее.

Знаменитая Аденская гавань располагалась в кратере потухшего вулкана, гордо высившегося на территории Йемена. Город Аден угнездился на дне кратера, и до самой кромки воды его кольцом окружали черные утесы, с которых грозно смотрели форты. Мощные крепостные стены довершали защитный периметр, который, на взгляд средневекового арабского географа аль-Мукаддаси, жутковато напоминал гигантский загон для овец. Благодаря прекрасной якорной стоянке, защитным сооружениям, созданным самой природой, и выгодному местоположению, позволяющему контролировать вход в Красное море, Аден с древнейших времен был одним из первостепенных центров коммерции и основным пунктом назначения для океанских судов, груженных восточными пряностями и шелками, драгоценными камнями и фарфором, и потому являлся одним из богатейших городов средневекового мира.

Когда прибыл караван из Каира, муссонные ветра, подгонявшие арабские корабли на юго-восток в Индию, уже дули в полную силу. Пересекать Аравийское море в зените лета означало одно из двух: погибель либо быстрое плавание всего за восемнадцать дней. Если оттягивать слишком долго, возможно, придется прождать еще год, и два португальца решили разделиться. Де Пайве предстояло проплыть небольшое расстояние из Адена в Эфиопию, где он должен был разыскать пресвитера Иоанна, а да Ковильян собирался продолжить путь в Индию. Они договорились встретиться в Каире, когда завершатся их приключения.

Дхоу, на борт которого поднялся да Ковильян, направляясь в Индию, было гораздо больше тех, что ходили по Красному морю, но тоже имело только одну мачту, сдвинутую вперед и пересеченную длинной поперечиной, к которой крепился верхний конец треугольного паруса, и корпус у него был из тех же сшитых кокосовыми веревками досок. Палубы у этого дхоу не было: груз накрывали толстыми тростниковыми циновками, а пассажиры втискивались куда могли. Почти невозможно было найти укрытие от палящего солнца, единственным укрытием от перекатывающихся через борта волн служили все те же циновки или просмоленная дегтем материя, а провизией – только запаренный сушеный рис, присыпанный сахаром и рублеными финиками. Дхоу считались быстроходными судами, а их капитаны-арабы – умелыми мореходами, но несколько недель, которые требовались, чтобы достичь Индии, тянулись медленно.

Когда год подходил к концу, да Ковильян уже держал путь вдоль побережья Индии к городу, о чудесах которого много слышал в своем путешествии [244]. Каликут был второй оконечностью великого треугольника, местом, где собирались перед отправкой драгоценные камни и пряности Востока, и лазутчик задержался тут на несколько месяцев, чтобы изучить источники поставок и цены на загадочные товары, продававшиеся в Европе за головокружительные суммы. Его отчет будет иметь далеко идущие последствия для его хозяев: через несколько лет Васко да Гама поплывет в Индию с наказом двигаться прямиком в Каликут.

В феврале да Ковильян проделал обратный путь вдоль побережья, останавливаясь по пути, чтобы занести на карту местоположение и специализацию новых портов. К тому времени арабские флотилии уже направлялись назад домой, и он заручился местечком на корабле, направлявшемся в Ормуз, третью вершину треугольника.

Войдя в Персидский залив, отражение Красного моря с восточной стороны Аравийского полуострова, корабль направился к небольшому острову, запиравшему узкий пролив. Когда он подплыл поближе, за лесом мачт, заполнивших гавань, да Ковильян смог различить внушительных размеров город. Сойдя на берег, он обнаружил, что город полон купцов изо всех уголков Азии. Расположенный там, где из Аравийского полуострова резко выдается на север полуостров Мусандам, словно бы проминая отделенное проливом побережье Ирана, Ормуз не имел ни растительности, ни собственной пресной воды, которую приходилось привозить в больших емкостях с континента, но он находился в точке, куда сходились морские пути из Индии и Китая и сухопутные пути, которые вели через Ирак в Сирию, Турцию и Стамбул. Его рынки были завалены жемчугами, драгоценностями, пряностями, благовониями и лекарствами, и по части роскоши ему не было равных. Для удобства покупателей улицы были застланы коврами, и полотняные навесы натягивали между крыш, лишь бы уберечь покупателей от палящего солнца. Столы здешних купцов ломились от тонких вин и дорогого фарфора, и пока они вкушали пищу, им играли одаренные музыканты. Позднее один португальский путешественник сообщал, что кушанья тут лучше, чем во Франции, а английский искатель приключений восхищался красотой женщин, хотя и считал, что они «очень странно одеты, ибо носят в носу, в ушах, на шее, на руках и ногах много колец и браслетов с драгоценными камнями, а в ушах кольца серебра и золота, и длинную палочку золота вверху носа. От веса драгоценностей у них так растянуты отверстия в ушах, что во многие можно вложить три пальца» [245]. Если отбросить культурную пропасть, значимость островного города нельзя было отрицать. Будь весь мир золотым кольцом, гласила арабская поговорка, Ормуз был бы в нем драгоценным камнем.

Теперь да Ковильян составил себе живую картину головокружительно богатой торговли Аравийского моря – равно как и опасностей и непомерных налогов и пошлин, подстерегающих купцов на каждом шагу. Морской путь из Европы, возможно, займет дольше, но океаны благословенно лишены как грабителей, так и таможенных чиновников, – именно там, без сомнения, ждет умопомрачительный куш. Оставалось одно: выяснить, действительно ли корабли могут проплыть из Европы прямо в Индийский океан.

Португальский лазутчик покинул Ормуз на корабле, направляющемся в Африку, и сошел на берег в Зейле, оживленном мусульманском порту в Аденском заливе, через который шел экспорт золота, слоновой кости и рабов из Эфиопии. Великий путешественник, мусульманин ибн-Баттута назвал Зейлу «самым грязным, самым непривлекательным и самым вонючим городом в мире» [246] и считал, что море тут бурное, а вонь рыбы и забиваемых на улицах верблюдов показалась ему столь отвратительной, что ночь он провел на своем корабле. Да Ковильян тоже долго тут не задержался. Он взялся выяснить, как далеко на юг сможет забраться, и вскоре получил ответ. Арабы поселились на берегах Восточной Африки столетия назад, но их дхоу не могли преодолеть бурные воды на юге. Кроме того, даже обладай они нужной технологией, они не видели необходимости в подобном плавании и, вероятно, никогда не пытались его совершить. Их караваны издавна перевозили товары из недр Африки на север и восток в Средиземноморье и Индийский океан, и не было смысла переносить торговлю на запад – в явно пустынную Атлантику. Они определенно не пытались обплыть Африку, чтобы достичь Западной Европы: какой смысл, если они и так контролируют половину Средиземноморья, включая многие его главные порты, а все товары Европы наряду с большей частью ее золота сами идут им в руки?