Мальчик из джунглей - Морпурго Майкл

Но я на самом деле не слушал. Я таращился на её голову. От лба до самого темени тянулась проплешина – кожа на ней была сморщенная и вся в рубцах.

– А, ты на это смотришь. – Доктор Джеральдина коснулась проплешины. – Да уж, то ещё зрелище. С такой работой, как у меня, наживаешь себе врагов, Уилл. И знаешь, что самое смешное? Того типа, который мне это устроил, я в глаза не видела. Какая-то шишка в Джакарте, из тех, кто выжигает джунгли, убивает орангутанов и продаёт детёнышей. Однажды ночью с десяток лет назад его люди пытались спалить нас. И у них почти получилось. У меня волосы вспыхнули, когда я выбегала из дома. Вот такой секрет в шляпе, Уилл.

Она сказала это со смехом, но мне было не смешно.

– Но есть вещи похуже, чем лысина на голове, – продолжала она. – Понимаешь, да? То, что со мной случилось, только разозлило меня, придало мне решимости. Они не сумели остановить нас. И не сумеют – пока я жива и ещё брыкаюсь. Мы спасли совсем немного орангутанов. Мы спасли недостаточно – их никогда не будет достаточно. Но мы спасём ещё многих, мы должны. Хочешь, скажу тебе кое-что, Уилл? Если мы не спасём их, если не спасём тропические леса, через пять лет в дикой природе не останется орангутанов. Вот так.

– А шрам болит? – спросил я, все ещё не в силах отвести взгляд от ожога.

– Нет, уже совсем не болит, – улыбнулась доктор Джеральдина. – Ну разве что чуть-чуть, когда я о нём думаю. Но я тебя привела сюда не за этим. Я хочу рассказать тебе кое-что другое. Уже очень долго хочу, и вот теперь можно. Помнишь, когда ты очнулся, ты спросил, откуда мне известно твоё имя? На самом деле мне известно о тебе куда больше – не только имя, Уилл.

Я знаю, как ты сюда попал, – то есть не всё, конечно, но кое-что знаю. И знала с того самого мига, как увидела тебя.

– Как это? – недоумённо спросил я.

Она глубоко вдохнула и снова заговорила:

– Это было уже довольно давно, в апреле две тысячи пятого года, спустя несколько месяцев после цунами. Я помню точную дату, потому что сделала запись в дневнике. Я прогуливалась вдоль реки, как обычно по вечерам, и тут заметила лодку, плывущую вверх по течению. Лодка причалила; на берег сошла пожилая пара. Они выглядели уставшими, да и время было позднее, так что я предложила им переночевать у нас. Но они отказались. «Мы только оставим вам листовок, – сказали они, – раздайте, пожалуйста, кому сможете». Я всё-таки уговорила их поужинать со мной, и очень хорошо, что мне это удалось. Тогда-то они и рассказали мне, зачем они тут и зачем эти листовки. Они искали мальчика девяти лет, он пропал во время цунами. Мальчика звали Уилл, и он был их единственным внуком.

– Дедушка? Бабушка? – еле выговорил я.

Она кивнула и продолжила:

– По их словам, мама Уилла утонула в День подарков, когда пришло цунами. Его отец, их единственный сын, незадолго до этого погиб в Ираке. Когда слышишь такие печальные, такие страшные вещи, потом долго этого не можешь забыть. И они показали мне листовку с твоим фото, Уилл. Ты по сравнению с этой фотографией здорово изменился – повзрослел, и волосы отросли. Но всё равно я тебя сразу узнала, когда увидела. К тому же не так много мальчиков с твоей внешностью разгуливают по здешним джунглям в компании слонихи. И про слониху твою я знаю. Твои бабушка с дедушкой не теряли надежды, потому что им много кто рассказывал, будто бы видели, как слониха, которая катала туристов, бежала от волны в джунгли, унося на спине мальчика со светлыми волосами. Эти чудесные люди, твои бабушка с дедушкой, много месяцев обыскивали всё побережье, а потом стали искать и вдали от моря. Они раздавали листовки направо и налево, расспрашивали всех подряд: может, кто видел тебя или хоть слышал о тебе. Они уехали, а я всё думала о них: какие они твёрдые духом, какие решительные. В них чувствовалась такая вера, такая любовь к тебе. Они бы ни за что не отступились. Они хотели, чтобы нашёлся. И ты нашёлся, да?

– Они правда тут были? – прошептал я. Мне никак в это не верилось.

Доктор Джеральдина кивнула:

– Правда-правда. У меня до сих пор в ящике стола лежит та листовка. Я тебе покажу. Теперь ты всё знаешь, Уилл, всё понимаешь. Цунами случилось больше года назад. И ты всё это время провёл в джунглях вместе со слонихой. У меня в голове не укладывается: как ты умудрился выжить? Вот что мне хотелось бы знать. Но, возможно, тебе не хочется говорить об этом – тогда не нужно. Если не хочешь, не рассказывай, я не обижусь.

Но я как раз хотел. Не знаю почему, но мне вдруг захотелось рассказать ей всё-всё. И я начал свою историю. Слово за словом, я как будто проживал всё заново, начиная с бегства от волны в джунгли и заканчивая тем днём, когда мы с орангутанами переплыли реку и оказались в приюте. Доктор Джеральдина слушала, не перебивая, и вокруг нас сгущались сумерки. Воспоминания получались такими живыми, а иногда такими тяжкими, что мне даже говорить было нелегко. И в такие моменты доктор Джеральдина крепко сжимала мою руку. Каждый раз мне это напоминало о маме – она так же брала меня за руку в трудные минуты. Когда я закончил, доктор Джерадьдина не стала задавать мне вопросов. И я был только рад. Я сказал все, что хотел, и, кажется, она это почувствовала. Мы просто посидели немножко вдвоём, слушая журчание реки и голоса джунглей, а рядом Уна с ворчаньем и кряхтеньем плескала хоботом по воде.

– Уилл, мне надо сказать тебе ещё кое-что. – Доктор Джеральдина обняла меня за плечи. – На той листовке, что оставили дедушка с бабушкой, под твоей фотографией с именем и описанием был телефонный номер. По нему нужно было звонить, если ты найдёшься. И я позвонила сразу же, как ты появился, но мне никто не ответил. Я почему-то так и не дозвонилась. Мне потребовалось немало времени, чтобы разыскать твоих родных. Наконец, я вышла на них через Красный Крест. Я поговорила с твоими дедушкой и бабушкой лишь несколько дней назад, Уилл. Оказывается, они всё это время провели в поиске и только сейчас вернулись домой. Если бы ты слышал их голоса, Уилл! Такая радость, такое облегчение! Это был мой лучший в жизни телефонный звонок. Они уже едут сюда, Уилл! Со дня на день ты будешь дома.

10

Слонёнок

Несколько дней я пытался не думать о бабушке с дедушкой. Не думать о том, что они скоро приедут. Потому что меня грызло чувство вины перед ними. Да нет, это здорово, что они нашли меня. И я ужасно по ним соскучился. Но они часть того мира, который я покинул и хотел забыть навсегда. Я уже успел поверить, что никогда больше тот мир не увижу. Но это ещё полбеды. Настоящая беда в том, что дедушка с бабушкой ведь едут не в гости. Доктор Джеральдина сказала, что скоро я буду дома. Значит, они хотят забрать меня отсюда. Увезти от Уны, от орангутанов, от джунглей. И вот этого я точно не вынесу.

Всякий раз, проснувшись поутру, я, вместо того чтобы ждать дедушку с бабушкой, думал: «Может, сегодня не приедут?» Я решил, что каждый день нужно проживать на полную катушку, как последний день в этом месте. Чувствовал я себя всё лучше и лучше, так что уже мог кое-что делать в приюте: я наполнял бутылочки для кормления, резал на кухне фрукты для орангутанов, помогал со стиркой, таскал припасы с причала, играл с Чарли, Тонком, Бартом и другими малышами на лужайке. На ночь я иногда оставался в общей спальне, где малыши с нянечками спали прямо на полу. Меня частенько будила Чарли, или Тонк, или Барт, а то и все трое разом. Ночью они подбирались и устраивались прямо на мне или рядышком, уютно прижавшись.

А больше всего мне нравилось уходить с доктором Джеральдиной глубоко в джунгли на острове – ей нужно было проверять, как там поживают повзрослевшие орангутаны, справляются ли с дикой жизнью. Уна и Большой всегда незаметно сопровождали нас в этих долгих прогулках. Уне надо было непременно сунуть хобот везде, а Большой всегда был там, где была Уна. Доктор Джеральдина как-то призналась, что она скоро шею свернёт, глядя на Уну и Большого. А я в ответ предложил ей вместе проехаться на Уне. Уна только рада будет, заверил я.