Джереми Полдарк (ЛП) - Грэм Уинстон

Из глаз Демельзы закапали слезы.

Глава тринадцатая

Тем же вечером они отправились домой. Росс болезненно воспринимал тот интерес, который возбуждало его появление, и стремился поскорее скрыться от любопытных глаз. Почтовой кареты не было, так что они наняли лошадей и отправились в путь в половине седьмого.

Демельза хотела, чтобы Верити поехала с ними и перед возвращением в Фалмут остановилась на несколько дней в Нампаре, но та упрямо отказывалась, чутье подсказало Верити, что сейчас им нужно побыть вдвоем. Дуайт тоже собирался поехать вместе с ними, но в последнюю минуту его позвали к какому-то больному. Остальные — Джуд Пэйнтер, Заки Мартин, Седовласый Скобл и Гимлетты — собирались приехать на дилижансе утром и пройти пешком от Сент-Майкла.

В результате они покинули Бодмин в одиночестве, город еще гудел, но привлеченные выборами толпы уже начали редеть. К следующей неделе, когда судьи и адвокаты отправятся в Эксетер, Бодмин вернется к привычной жизни.

К тому времени, как миновали Ланивет, начало смеркаться, и пустоши уже пересекали в темноте. Снова поднялся туман, и пару раз им казалось, что они сбились с пути. Супруги почти не разговаривали, так что спор по поводу того, куда ехать, оказался весьма желанной темой, когда другие слова не приходили на ум. Во Фрэддоне они немного передохнули, но вскоре снова забрались в седла. Около половины десятого они достигли земель Тренеглоса, а позже сделали крюк, чтобы обогнуть коттеджи Меллина. Имелся еще один мотив для возвращения как можно раньше — чтобы очутиться дома еще до того, как распространятся новости, и потому из коттеджей не раздались приветственные крики. В общем-то Демельза не возражала бы — Росс заслуживал триумфального возвращения — но она знала, что ему ненавистна подобная мысль.

И вот наконец они добрались до своей земли: каменные столбы, на которых когда-то держались ворота, спускающаяся вниз долина, поросшая диким орехом. Туман как всегда придал земле загадочность и необычность, это была не та дружелюбная сельская местность, которую они знали и которой владели, она словно стала первобытной и незнакомой. Росс вспомнил о той ночи семь лет назад, когда вернулся домой из Америки и обнаружил, что его дом заброшен, а пьяные Пэйнтеры валяются в постели. Тогда шел дождь, но во всем остальном ночь была такой же. Тогда вокруг были только собаки и куры, а с деревьев капала вода. Он онемел от удара, который нанесла помолвка Элизабет с Фрэнсисом, ощущал ярость, обиду и боль, еще только наполовину осознанную, был таким одиноким.

Сегодня Росс возвращался в еще более опустевший дом, потому что там не было Джулии, но рядом с ним ехала женщина, чья любовь и дружба значили больше, чем всё остальное, он возвращался, освободившись от тех туч, что нависали над ним последние полгода. Ему следовало радоваться и чувствовать себя свободным. В тюрьме Росс думал о том, что должен был сказать Демельзе, но так никогда и не сказал. Теперь, после неожиданного оправдания, на ум приходили только неуклюжие фразы, мешающие выразить чувства.

В долине туман поредел, и они увидели черный силуэт дома, пересекли ручей и осадили лошадей перед парадной дверью, у большой сирени.

— Если спешишься тут, я заберу лошадей, — сказал Росс.

— Так чудно́, когда даже Гаррик радостно не гавкает. Интересно, как он там, с миссис Заки, — произнесла Демельза.

— Скорее всего, скоро учует твое возвращение, я бы сказал так. Полмили для него ничего не значат.

Она соскользнула вниз и несколько секунд постояла, прислушиваясь к цоканью копыт лошадей по пути в конюшню.

Потом открыла дверь, привычно и дружелюбно скрипнувшую, и вошла. Пахло домом.

Демельза на ощупь прошла на кухню, нашла коробочку с огнивом и высекла искру. К тому времени, как появился Росс, она уже разожгла огонь и водрузила на очаг чайник. Зажгла свечи в гостиной и потянулась, чтобы задернуть шторы.

Когда Росс увидел изгиб ее юного тела, пряди темных волос, распрямившиеся от влаги, оливковую кожу щек, его наполнило тепло и благодарность жене. Демельза и не ожидала, что он порадуется своему освобождению. Может, она и не понимала причины, но чутье подсказало ей, что его душа еще выздоравливает. Это займет время, возможно, долгое время...

Она оглянулась, встретилась с ним взглядом и улыбнулась.
— В кувшине осталась вода. Думаю, мы могли бы выпить чаю.

Росс снял шляпу, швырнул ее в угол и провел рукой по волосам.
— Ты, наверное, устала, — сказал он.

— Нет... Я рада, что наконец дома.

Он потянулся и медленно прошелся по комнате, глядя на окружающие предметы, с которыми неделю назад уже мысленно распрощался, а теперь словно вновь знакомился через много лет разлуки. Дом казался таким одиноким и пустым в темном и молчаливом мире. Его жизненный пульс замер, пока они находились в отлучке.

— Разжечь здесь камин? — спросила Демельза.

— Нет... Наверное, уже поздно. Мои часы остановились, да и настенные, как я погляжу, тоже. Ты забыла их завести?

— А ты считаешь, что должна была помнить?

— Думаю, что нет, — улыбнулся Росс с отсутствующим видом и подошел к часам, купленным три года назад Верити и Демельзой. — Как ты думаешь, который час?

— Около одиннадцати.

Он подкрутил стрелки и подтянул гирьки.
— Я думал, что больше.

— Утром спросим Джека Кобблдика.

— А ему откуда знать?

— По коровам.

— А сегодня вечером мы не можем их спросить?

Она засмеялась, но ее голос немного дрожал.
— Пойду посмотрю, не вскипел ли чайник.

Когда она ушла, Росс сел в кресло и попытался привести в порядок мысли, покопаться в них, чтобы понять, что он на самом деле чувствует. Но облегчение до сих пор смешивалось с прежним напряжением, и потому он так ничего и не выяснил. Когда Демельза вернулась с чашками и кипящим чайником, Росс снова ходил из угла в угол, словно после недельного заключения даже пребывание в этих стенах его раздражало.

Демельза молча разлила чай.
— Вероятно, Джек подозревал, что сегодня ночью кто-нибудь вернется, потому что оставил кувшин с молоком. Иди сюда и сядь, Росс.

Он сел в кресло напротив жены, взял чашку и сделал глоток, его худое задумчивое лицо теперь было напряжено больше, чем когда-либо. С этой стороны Демельза не видела шрам. Чай был теплым и бодрил, смягчал натянутые нервы и намекал на былое чувство товарищества.

— Значит, начнем жизнь сначала, — произнес Росс через какое-то время.

— Да...

— Клаймер сказал, мне удивительно повезло, что присяжные Корнуолла оказались самыми упрямыми в мире. Я должен ему тридцать гиней. Думаю, это вполне разумная плата.

— А я думаю, что это вообще ничто.

— О, да. Всё дело в его советах. Я частично позаимствовал их для своей речи, — лицо Росса исказилось. — Боже, как же мне не хотелось этого делать!

— Почему? Это была чудесная речь, так мне показалось. Я так тобой гордилась.

— Гордилась... Прости, Господи!

— Другие считали так же. Дуайт сказал мне, что когда услышал ее, то понял, что ты выйдешь сухим из воды.

— И это самое худшее. Когда приходится буквально ползти к свободе.

— О, нет, Росс! Ничего подобного! Почему ты не мог защитить себя, объяснив свои действия?

— Но ведь это же неправда! По крайней мере... если это не вранье, то увиливание от истины. Я и не думал о том, чтобы спасать чью-то жизнь, когда будил соседей. Это же был корабль Уорлегганов. Меня волновало лишь это. Когда я обнаружил мертвого Сансона в каюте, я обрадовался! Вот что мне следовало сказать присяжным нынче днем, и я бы так и поступил, если бы не Клаймер и его советы о рациональном поведении!

— И тогда ты сейчас не был бы на свободе, возможно, тебя приговорили бы к высылке. Неужели ты не считаешь, что оно того стоило — просто рассказать историю, которая представила бы тебя в более выгодном свете? И если бы ты сказал то, что собирался, разве это не было бы такой же полуправдой, как и то, что сказал? Дуайт прав, и ты это знаешь! Ты с ума сходил от горя, и присяжные вынесли справедливый вердикт.