Тау - ноль - Пол Андерсон

В данном случае они написаны, чтобы удостовериться, что никто не получит слишком большую дозу. Конечно. Но откуда ты знаешь, что некоторые из нас получают достаточно? Нам всем приходится проводить какое-то время в боксах. Тебе тоже, констебль Железный Человек. Тебе тоже.

— Конечно… — сказал Реймон, но Вильямс прервал его.

— Откуда тебе знать, сколько нужно другому человеку? У тебя нет чувствительности, которой Господь наделил таракана. Знаешь ли ты хоть одну чертову подробность про Эмму? Я знаю. Я знаю, что она замечательная, храбрая женщина… которая прекрасно может судить о собственных потребностях и руководить своими поступками… она не нуждается в том, чтобы ты руководил ее жизнью вместо нее. — Вильямс показал пальцем. — Вот дверь. Воспользуйся ею.

— Норберт, не надо. — Глассгольд выбралась из «гроба» и старалась протиснуться между мужчинами. Реймон отодвинул ее в сторону и ответил Вильямсу:

— Если делать исключения, то это должен решать корабельный врач. Не вы. После этого случая ей в любом случае придется увидеться с доктором Латвалой. Она может попросить его о медицинском заключении, позволяющем ей так поступать.

— От него ничего не допросишься. Этот бездельник даже транквилизаторов не прописывает.

— У нас впереди годы пути. Непредвиденные неприятности, которые мы должны будем пережить. Если мы начнем зависеть от успокоительных средств…

— Ты что, действительно воображаешь, что если за нами не присматривать, мы все рехнемся и умрем? Большое спасибо, мы сами способны принимать решения. Убирайся, я сказал!

Глассгольд снова попыталась вмешаться. Реймону пришлось схватить ее за руки.

— Убери руки, скотина! — Вильямс бросился на него, сжав кулаки.

Реймон отпустил Глассгольд и отступил назад, в зал, где было место, чтобы развернуться. Вильямс взвыл и бросился за ним. Реймон некоторое время защищался от неумелой атаки, затем развернулся и нанес несколько сильных ударов. Вильямс полетел на пол. Он рухнул бесформенной грудой, икая. Из носа у него текла кровь. Глассгольд с причитаниями бросилась к нему. Она опустилась на колени, прижала его к себе и подняла на Реймона гневный взгляд.

— Храбрец! — презрительно бросила она.

Констебль развел руками.

— Я должен был позволить ему меня ударить?

— Вы м-могли бы уйти.

— Невозможно. Моя обязанность — поддерживать порядок на корабле. Пока капитан Теландер не освободит меня от моих обязанностей, я буду выполнять их.

— Прекрасно, — сквозь зубы сказала Глассгольд. — Мы идем к нему. Я подам официальную жалобу.

Реймон покачал головой.

— Всем было объявлено, и все согласились, что капитана не следует беспокоить из-за наших ссор. Ему нужно думать о корабле.

Вильямс застонал, окончательно придя в себя.

— Мы пойдем к первому помощнику Линдгрен, — сказал Реймон. — Я должен подать жалобы на вас обоих.

Глассгольд сжала губы.

— Как пожелаете.

— Не к Линдгрен, — пробормотал Вильямс. — Линдгрен и он, они…

— Уже давно нет, — сказала Глассгольд. — Она больше не смогла его выдерживать, еще до катастрофы. Она будет справедлива.

С ее помощью Вильямс оделся и добрался до командной палубы.

Несколько человек увидели их и спросили, что случилось. Реймон грубо оборвал вопросы. Ответом ему были хмурые взгляды. Около первого же аппарата вызова интеркома он набрал номер Линдгрен и попросил ее не уходить из приемной.

Комната была крохотная, но звуконепроницаемая, подходящая для конфиденциальных и неприятных разговоров. Линдгрен сидела за столом. Она надела униформу. Флюоропанель освещала ее снежно-белые волосы. Голос, которым она предложила Реймону начинать, после того, как все уселись, был столь же холоден.

Он сжато изложил происшествие.

— Я обвиняю доктора Глассгольд в нарушении медицинских правил, закончил он, — а доктора Вильямса в нападении на стража порядка.

— Бунт? — спросила Линдгрен.

Вильямс испугался.

— Нет, мадам. Хватит обвинения в нападении, — сказал Реймон. И повернулся к химику:

— Считайте, что вам повезло. Мы с психологических позиций не можем себе позволить проводить суд, а обвинение в бунте требует суда. По крайней мере, пока вы будете продолжать так себя вести, это невозможно.

— Достаточно, констебль, — бросила Линдгрен. — Доктор Глассгольд, прошу вас изложить вашу версию.

— Я признаю свою вину в нарушении правил, — твердо заявила она, — но я прошу пересмотреть мое дело — как и дела всех — на что мы имеем право согласно Уставу. Я требую, чтобы мой случай рассматривал и решал не доктор Латвала единолично, а бюро офицеров и моих коллег. Что касается драки, Норберт был явно спровоцирован и стал жертвой чистой злобы ради злобы.

— Что вы утверждаете, доктор Вильямс?

— Не знаю, как можно подчиняться вашим дурацким пра… — Американец сдержал себя. — Прошу прощения, мадам, — сказал он немного невнятно из-за разбитых губ. — Я никогда не знал на память правила поведения на космическом корабле. Я полагал, что здравого смысла и доброй воли достаточно. Возможно, Реймон формально прав, но я уже почти дошел до предела, терпя его твердолобое вмешательство.

— В таком случае, доктор Глассгольд, доктор Вильямс, готовы ли вы придерживаться моего приговора? Вы имеете право на суд, если пожелаете.

Вильямс изобразил кривую улыбку.

— Дела достаточно плохи и без того, мадам. Я полагаю, что этот случай должен быть записан в корабельный журнал, но вовсе незачем, чтобы о нем узнала вся команда.

— О да, — выдохнула Глассгольд. Она схватила Вильямса за руку.

Реймон открыл рот.

— Вы подчиняетесь мне, констебль, — опередила его Линдгрен. — Вы, конечно, можете подать апелляцию капитану.

— Нет, мадам, — ответил Реймон.

— Хорошо. — Линдгрен откинулась назад. Ее лицо смягчилось. — Я приказываю, чтобы все обвинения по данному случаю с обеих сторон были сняты — или, вернее, просто не регистрировались. Это не войдет ни в какие записи. Давайте обсудим проблему просто как люди, которые, я бы так выразилась, все в одной лодке.

— Он тоже? — Вильямс указал в сторону Реймона.

— У нас должны быть порядок и дисциплина, вы же знаете, — мягко сказала Линдгрен. — Иначе нам не выжить. Возможно, констебль Реймон переусердствовал. А, возможно, и нет. В любом случае, он единственный представитель правопорядка, единственный полицейский и военный специалист, который у нас есть. Если вы расходитесь с ним во мнениях… для этого здесь я. Успокойтесь. Я пошлю за кофе.

— С позволения первого помощника, — сказал Реймон, — я бы хотел уйти.