Как я стал хозяином странного замка в другом мире. Книга 2 - Сергей Евтушенко

оживлённо — за счёт присутствия Терры и её помощников, моей иссохшей «гвардии», для которой я всё ещё не построил казармы, Шаэль и раненого альва, у которого я так и забыл спросить имя. Технически, все они находились в лазарете и сейчас, но заметил я это не сразу. Дело в том, что я проснулся посреди царства Морфея: все вокруг крепко спали.

Две танцовщицы, погружённые в вечную дрёму, не просыпались никогда, так что были не в счёт. В углу спала Шаэль, обняв единственное своё сокровище — футляр со скрипкой. Неудачливый, но почти выздоровевший альв сопел ближе к выходу. Иссохшие лежали на кроватях на другой стороне лазарета, аккуратным рядком, в одной и той же позе — на спине, ноги вместе, руки скрещены на груди. Терру я нашёл не сразу, пока не догадался проверить ещё один гроб, стоящий вертикально. Леди-вампир не дышала во сне, но даже в таком виде выглядела ослепительно. На миг я подумал, не попробовать ли её растолкать, но тут же отбросил эту идею. Во-первых, будить спящих людей, которые к тому же на тебя работают — последнее дело. Во-вторых, я ещё и сам не до конца пришёл в себя и следовало это исправить прежде чем поднимать кого-то ещё.

В-третьих, сквозь окно лазарета пробивалось яркое солнце. Считалось, что солнечный свет смертелен для вампиров, и я не собирался рисковать Террой, чтобы проверить правдивость легенды.

Моё самочувствие оставляло желать лучшего — рядовое явление после очищения. Кас когда-то объясняла это тем, что я вкладывал часть своей души в одного из «боссов» вместо того, чтобы забрать назад душу Полуночи. Это одновременно тратило ресурс тела, что и вызывало болезненное состояние, иногда до такой степени, что можно было лишь лежать пластом и активно пытаться не умереть. Сейчас было плохо, но терпимо: небольшая температура, умеренная головная боль и общая слабость, словно спал я пару часов из положенных организму восьми. Впрочем, даже эти признаки можно было трактовать как хороший знак — силы души потрачены, очищение состоялось.

Правда, переживал я данный неприятный период как правило у себя дома, на Земле. А до Земли закреплял решение об очищении, садясь на трон. Сейчас этого не произошло, так что судьба дриады, к несчастью, оставалась под вопросом. Но ведь и Жнец меня не прикончил, обезглавив удачно подвернувшегося зеркального двойника и отправившись восвояси.

Я, конечно, подозревал, что в лошадином черепе не должно быть много мозгов, но чтобы настолько?

Подобного прокола ждёшь даже не от глупого человека, скорее от криво настроенной программы. Довольно очевидно, что после потери сознания я должен был вновь стать видимым, но Жнец и не подумал вернуться, дабы довести дело до конца. В лазарет меня скорее всего позже притащили «гвардейцы», за что им большое спасибо, а в гроб уложила Терра — подобная шутка вполне в её стиле.

Выходит, «наводка» Жнеца работала только единоразово, а устранение цели подтверждалось визуальным путём вместо какой-нибудь хитрой магической системы. Даже я сидя на троне мог видеть местонахождение своих помощниц, а вот призрак-убийца действовал совершенно примитивно. Если это не разовая ошибка, таким образом можно обманывать систему снова и снова — зеркал в замке хватало и от двойников отбою не было. Вопрос лишь в том, стоит ли?

Плюсы очевидны: больше времени на изучение замка без страха не уложиться в рамки, ответы на давно наболевшие вопросы, возможность приоткрыть покров огромной тайны. Буквально вчера я раздумывал, существуют ли в этом странном мире день, солнце, и теперь узнал — да, существуют!

Только вот восторги следовало сходу поумерить и вести себя осторожнее. Я выжил благодаря не накопленной силе, авторитету или тщательному расчёту, а лишь по воле слепой удачи. Я открыл хитрость, эксплойт, баг в системе, но это не значило, что отныне меня невозможно отследить. Не исключено, кстати, что обморок оказался своевременным, имитацией смерти, и теперь, когда я пришёл в сознание, стоит ждать «контрольного» визита Жнеца.

Эта мысль мне не понравилась, совсем не понравилась. Я резко вскочил с кровати, куда ранее уселся подумать, и застыл, положив руку на рукоять Райнигуна. Револьвер был бесполезен против Жнеца, но неплохо помогал для успокоения нервов.

Шли секунды, за ними минуты. Солнце продолжало упрямо светить сквозь пыльное стекло. Гонг не звенел, могильный холод не заполнял комнату. Никто пытался меня убить.

Что же, если этот вариант можно отбросить или хотя бы отложить, стоит потратить время с пользой.

Дверь в коридор возле лазарета поддалась без проблем — правда, через тамошние окна света проникало ещё меньше и невозможно было разглядеть ничего снаружи. А вот дверь во внутренний двор оказалась накрепко заперта. Я привычно потянулся к ключу на шее и обнаружил, что его там нет — не восстановился после открытия двери с зеркалом. Беглый осмотр барабана Райнигуна показал, что там осталось лишь два патрона. Первый я потратил во время боя с дриадой в теле «лося», второй ушёл на её очищение. Ресурсы, что Полночь даровала своему хозяину, остались «на откате».

Больной организм подсказал, что в гробу было не так уж и плохо. Вернуться, прилечь, поспать хотя бы пару часов, прийти в себя — а что, нормальная идея. Тайны можно раскрыть и в другой раз, когда не будет «отката» от очищения, с чистой головой и без озноба.

Меня останавливало только то, что при всех моих логических выводах другого такого шанса могло и не подвернуться. Лучше попытаться в уникальном моменте, чем откладывать на потом — потом, как говорится, только суп с котом. Так что во избежание грядущей дегустации столь неаппетитного блюда я начал проверять все окна по очереди, пока случайно не подвинул плечом один из шкафов, за которым обнаружилась едва заметная дверь.

Ночью я бы с трудом разглядел её даже после специализированного блюда Кулины, но днём лучики света пробивались сквозь старое дерево, подсвечивая контуры изнутри. Она тоже была заперта, но не так, как заперты другие двери Полуночи, а просто на древний ржавый замок, который почти не оказал сопротивления. Уже через пару минут я полной грудью вдохнул холодный воздух и чуть не ослеп от бьющего в глаза солнца.

Когда зрение вернулось, мне открылась картина столь же любопытная, сколь и печальная.