Полдень, XXI век (август 2012) - Коллектив авторов

Он показал мне, что пойдет посмотреть, что интересного в другой стороне стройки. В последнее время он почти совсем не говорил, все жестами, да нам и говорить не надо было. И так понимали друг друга с полувзгляда.

А я покопался немного в мусоре, ручку сломанную нашел и от нечего делать стал стенку пинать. Такая небольшая кирпичная кладка. Смотрю, поддается. Вот это да! Значит, я могу, как тот самурай, ногой кирпичи перебивать? И я начал ее долбить до одури. Прыгал как идиот, когда стена завалилась. Но кто же знал! Кто мог предположить, что Ванюша там, за стеной в ямке? Почему он не закричал? Теперь я думаю, что он потерял сознание от удара. Вот так я и убил его. Обрушил на маленького девятилетнего пацана кирпичную стену.

Нашел я его только через час. Я и звал, и плакал – стройка на отшибе, день выходной, и, как назло, ни одного человека поблизости не оказалось. Это было 10 июня – самое начало лета. Я еще не верил, на что-то надеялся, когда разгребал эти проклятые кирпичи. Но когда увидел его маленькую руку с перебинтованным мизинцем…

Я нес его на руках до самого интерната. И упал прямо под ноги дежурному воспитателю. Как я хотел умереть! Ваня был самым лучшим, самым чистым, а я его…

С того дня во мне что-то надломилось. И раньше, до Вани, моя душа была как мусорная свалка, а после его смерти там осталось пепелище: только зола и холод.

Как я жил дальше? Лучше спросите, как я с ума не сошел. Правда, в психушке побывал. Сразу после его смерти, с диагнозом: «Сильный стресс». Не ел неделю, кормили внутривенно. Один раз умудрился иглу из вены выдернуть. Кровища пошла, а мне сразу так хорошо стало, тепло. Только в глазах туман и сердце бьется все быстрее. Я глаза закрыл, лежу – улыбаюсь. Сейчас вся кровь вытечет, и я к Ване, на небо. Спасли. Доктор какой-то ко мне заглянул, палаты перепутал – козел. На небо я тогда бы не попал. Не берут туда самоубийц, они все здесь, рядышком – в аду.

Вот и все. Дальше моя жизнь пошла под откос. Школу я так и не закончил, прямиком в колонию попал. Потом побег. А, что теперь говорить! Такую жизнь, как моя, не стоит пересказывать, – не достойна. Только я долго еще вздрагивал, когда слышал его имя.

Ни видел я в аду ни костров, ни сковородок. После суда я оказался в маленьком городке, возле дома в три окна, на двери которого было написано мое имя. Я вошел в дом и упал на первую попавшуюся кровать. Слава Создателю, спал я без снов, не приходил ко мне Ванюша на этот раз.

День первый. Проснулся, а на дворе все тот же сумрачный день – без солнца. Небо серое, не поймешь, то ли вечер, то ли утро. Походил по дому. Все удобно и современно: спальня, кухня, ванна. Полная автоматизация, прямо мечта моего трудного детства.

Огляделся, вроде чего-то не хватает. Точно, нет никаких часов, ни больших, ни маленьких. Не нашел телевизора, радио тоже нет. Что вполне понятно, о чем здесь слушать новости?

Совсем неожиданно нашел магнитофон. Обрадовался – музыку я люблю. Включил, а там классика: скрипки, пианино. Я и не привык такое слушать. Походил по дому, чем бы заняться? Заглянул в небольшую комнатенку возле кухни, а там тренажеры. Здорово! Буду качать мышечную массу под симфонический оркестр. Зашел в зеркальную комнату, посмотрел на себя и обмер. Я уже и забыл когда был таким; наверное, сразу после колонии. Стройный, молодой, лицо без шрамов. Долго на себя смотрел, все вспоминал, каким стариком ушел из жизни. Зачем мне такой шикарный подарок в аду?

Во дворе дома небольшой садик. Несколько деревьев, клумба, цветы. Никогда в жизни садоводством не занимался, хотя мне это близко. Все какое-то не наше – слишком чисто и ухоженно. Что же мне делать?

День второй. Сегодня увидел человека. Он. Однако все по порядку.

На моей улице стоят восемь домов. Четыре с одной стороны дороги, четыре с другой. Мой дом крайний. Не знаю, есть ли здесь еще поселения, но кроме наших домов я больше ничего не видел. Стоят восемь домов, а вокруг… Трудно сказать что вокруг. Недалеко речка, а вот дальше… То ли лес, то ли постоянный туман. Не знаю. Горизонт здесь очень близко. И вроде бы пространство огромное, но даль не просматривается. Это трудно описать. Небо постоянно серое, и, похоже, солнца не будет совсем. Как тоскливо без солнышка, у меня на носу даже веснушки поблекли.

Нет никакой живности, ни птиц, ни насекомых. И ветра тоже нет, поэтому все время тихо, все приглушенно. Как в гробу.

Тот человек вышел из соседнего дома. Я копошился возле грядки и так ему обрадовался, что побежал за ним как был – с грязными от земли руками. Он шел впереди и меня не видел. Я его нагнал и только протянул руку к его плечу, как он обернулся. И закричал, жалобно так. Лицо руками закрывает, как будто я хочу его ударить. И пятится, все быстрей и быстрей. Он убежал, а я так обалдел, что, наверное, с минуту стоял с поднятой рукой и открытым ртом. Потом опомнился и рот закрыл.

Вечером увидел еще одного соседа, но тот убежал сразу же, как меня увидел. Итак, контакта соседями не получилось.

День третий. Вот что значит ад! Нашел хитро замаскированный бар с выпивкой. У меня даже руки тряслись, когда я себе виски наливал. Помниться, мелькнула мысль, что не стоит снова в пьянство ударяться. Выпил, задержал дыхание. Все честь по чести: и горло обожгло, и голова прояснилась. И больше ничего. Ни капли опьянения, как будто крепкую газировку выпил. Треть бутылки в моем желудке, а сознание только четче делается. Это для чего я пил? Чтобы острее почувствовать свое положение? Кстати, когда остатками виски я полил цветы, они тут же увяли. Ад на них не распространяется.

День четвертый. Слушаю музыку. Почему я раньше не любил классику? Особенно одна старинная испанская мелодия – слушал, и слезы жгли глаза, почище спиртного забирает. Всегда был уверен, что скрипичный концерт от слова скрип. А теперь, пожалуй, скрипка мой любимый инструмент. А я, к своему стыду, даже не знаю, сколько у нее струн. Вроде четыре. А может, пять?

День пятый. Все время думаю, вспоминаю. Ясно вижу лица ребят, воспитателей. Иногда приходят такие мелочи, что я диву даюсь, как я раньше этого не замечал? Удивительно, но даже я – сирота при живой матери – могу вспомнить много хорошего. Оказывается, меня окружало много хороших людей. И если вдуматься, их было больше, чем плохих. Просто они были не так заметны. И маленькая хромоногая сторожиха, всегда дававшая нам хлеба, и моя любимая учительница, и наши девочки. Где они сейчас? Раньше мне бы и в голову эта мысль не пришла, не до этого было. А сейчас они приходят ко мне во сне, и мне легче от их участия.

Это все хорошо, но я каждый день смотрю на свою цветущую физиономию и напоминаю себе, что я в аду. В том месте, где к очищению приходят через муки, и, как правило, адские.