Россия, умытая кровью. Самая страшная русская трагедия - Андрей Буровский

В конце 1917 года — зимой 1918 года коммунисты охотно принимали на службу уголовных: и в армию, и в Красную гвардию, и в любые советские учреждения. И профессиональных бандюганов, и мелких шпанцов, привокзальную шелупонь. Вопрос, конечно, — а куда пойдет трудиться уголовный? Принимать ответственные решения? Такое возможно, но чтобы стать крупным партийным функционером, уголовный должен порвать со своей средой, измениться душевно. Сталин смог — но ведь не оставаясь одновременно грабить банки[85]. Да и не так много мест на самом верху общественной «пирамиды». Так куда же?

В основном уголовные шли в карательные органы: в Части Особого Назначения (ЧОНы) или в ВЧК. Они несли туда то, что и необходимо палачам, — чудовищную жестокость, полную неразборчивость в средствах, готовность выполнять абсолютно любые приказы.

Уголовное прошлое было даже у таких основ ВЧК, как будущий заместитель Ежова Фриновский или будущий убийца царской семьи Юровский.

Глава 3

Создание системы

Горьким своим словом посмеюся.

Изначально коммунисты были убеждены, что народные массы будут с упоением строить светлое будущее. Коммунисты охотно отдавали власть «трудящимся» — и судебную, и государственную, и в армии.

Но очень быстро выясняется — «народные массы» вообще не хотят ничем управлять и не собираются строить ни коммунизм, ни вообще чего бы то ни было.

Чтобы воплощать в жизнь утопию социализма, большевикам придется опираться не на «массы», а на «аппарат насилия», на созданное ими государство. К счастью для большевиков, это тоже не очень расходится с их идеологией: они ведь строят государство «диктатуры пролетариата». К февралю 1918 года уже появился штат «своих» людей. Тех, кто служит за деньги, пайки, какие-то блага. Аппарату можно приказать, совслуги будут выполнять волю начальства, а не свою собственную.

«Как известно», Ленин творчески развил наследие Карла Маркса. В определенной степени так оно и есть: все положения Карла Маркса Ленин довел до какой-то болезненной, патологической крайности. Он абсолютизировал учение о классах и классовой борьбе, заострил до предела все вопросы построения коммунистического общества…

Одновременно Ленин вымарал из Карла Маркса все, что его не устраивало. Например, идею постепенного отмирания государства по мере движения к коммунизму. Нет у Ленина никакого такого «отмирания».

Есть у Ленина только и исключительно теория «пролетарского государства». И никакого расширения прав и свобод при коммунизме у Ленина тоже нет. Есть только описание разных форм насилия, чинимого в том самом «пролетарском государстве», его идеале. «Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть».

Зачем нужно насилие? Причина? «Этот период неминуемо является периодом невиданно ожесточенной классовой борьбы, невиданно острых форм ее, а потому и государство этого периода должно быть по-новому (курсив Ленина. — А. Б.) демократическим (для пролетариев и неимущих классов вообще) и по-новому диктаторским (против буржуазии)»[86].

По Марксу, построить коммунизм можно только путем насилия. А по Ленину, вообще не остается ничего, кроме насилия. В своей книге «Государство и революция» он пишет предельно четко и ясно (не в первый раз): «Оппортунизм не доводит признания классовой борьбы до самого главного… до периода свержения буржуазии и полного уничтожения ее» (разрядка Ленина. — А. Б.)[87].

А после уничтожения буржуазии?

«Все граждане превращаются здесь (в новом государстве. — А. Б.) в служащих по найму у государства, каковыми являются вооруженные рабочие. Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного, государственного «синдиката»… Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством оплаты… Уклонение от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением, будет сопровождаться таким быстрым и серьезным наказанием… что необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой»[88].

В общем, должно возникнуть государство-монолит, в котором нет ни малейших прав или гарантий личности, да и самих личностей нет. Есть только винтики гигантского механизма — как в древнейших и примитивнейших государствах Древнего Востока, в Древнем Египте или в Шумере. Поведение «винтиков», их абсолютную лояльность этому государству-машине гарантируют рычаги государственного насилия. Например, рычаги распределения пищи: «Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность являются в руках пролетарского государства… самым могучим средством учета и контроля… Это средство контроля и принуждения к труду посильнее законов конвента и гильотины»[89].

Напомню, что конвент — орган диктатуры Французской революции 1991–1993 годов, а гильотина — способ рубить головы… очень много голов. Как видно, Ленин больше рассчитывает на хлебную монополию, чем на гильотину. Думает, так лучше получится.

А наверху государства ее организаторы — это «вооруженные рабочие». Они же — «люди практической жизни, а не сентиментальные интеллигентики, и шутить с собой они едва ли позволят»[90].

Но вообще-то Ленин «вооруженными рабочими» и просто «рабочими» называет чаще всего самого себя и своих «братьев по партии». Кадровых рабочих он как раз не любил, и чем выше квалификация, тем сильнее эта ленинская нелюбовь. Вскоре рабочие будут восставать против большевиков, и Ленин будет называть их не иначе как «обывателями», «мещанами» и «черносотенной сволочью», «лакеями буржуазии» и «шовинистами».

«Рабочими» же почему-то Ленин называл всегда городскую шпану, уголовников и деклассированные элементы. На них, стало быть, и надежда.

По отношению же к трудящимся «защитники их интересов» «от трудовой повинности в применении к богатым советская власть должна будет перейти… к большинству трудящихся, рабочих и крестьян»[91].

Такая вот цель — построение государства, в котором все жители будут собственностью и рабами своего владельца-государства.

Такое государство в наше время называется тоталитарным. Тогда не было такого названия, это название введет немецкая исследовательница Ханна Арендт в 1947 году. Современники не сомневались, что большевики строят не просто еще одно государство и вовсе не какую-то новую Россию, а государство совершенно нового типа. Нечто невиданное и неслыханное. Особого научного названия для такого государства у них не было, и они называли его тремя разными способами: Советская Россия, Советская республика или Совдепия.

Последнее название может показаться неуважительным для людей ХХI века, — и звучание у него какое-то странное, и указывает название не на страну, а на политический строй.

Для всех, кто не разделял убеждения коммунистов, то есть для 90 % населения России 1918 года, слово «Совдепия» звучало чуждо, смешно и дико. Они употребляли именно это слово, вкладывая в него заряд немалой иронии. Если для нас это слово звучит так же, это означает одно — по своей исторической психологии мы, россияне ХХI века, намного ближе к белым, чем к красным.

Но для советских Совдепия не звучало смешно — они любили сокращения и аббревиатуры. А отрыв названия государства от слова «Россия» их только радовал — они-то патриотами не были. Они хотели построить Всемирное государство, которое управлялось бы Советом Депутатов — Совдепию. Слово использовалось в официальных документах, считалось самым что ни на есть лояльным.

После сталинского переворота это название стало скрываться — как и большая часть реалий Гражданской войны. Десятилетиями людей в СССР воспитывали так, что в романах и в фильмах слово «Совдепия» употреблял или белогвардеец — садист и палач, или предатель, или иностранный шпион. Возникла традиция считать слово «Совдепия» не самоназванием, а неким вражеским выпадом.

Раз такая традиция есть, я буду в основном использовать название «Советская республика». Оно достаточно точно и отражает суть нового государства: привязку не к исторической России (этого не было), а к новому политическому строю.

Но от названия не меняется суть, и главный вопрос: кому нужно это государство в 1917 году, в России? Кто может помочь Ленину и его шай… его партии строить такое государство?