Никогда не говори мне «нет». Книга 4 - Лариса Чурикова

– А чего хочешь ты? Что ты вытворяешь? Чего добиваешься? Я думал, мы договорились и поняли друг друга.

– Хочу твою душу и тело. Причём именно в такой последовательности. Я хочу тебя, но всего, а не определённую часть.

– Тело бери, пользуйся, сколько хочешь. Душа в комплект не входит. Она слишком мрачная и испорченная для такой юной особы.

– Ты самый лучший, кого я встречала.

– Встретишь ещё лучше, у тебя всё впереди.

– А у тебя?

– У меня нет.

– Я не хочу никого встречать, я хочу…

– Ты хочешь этого, – внезапно перебивает он меня, закрывая рот жёстким болезненным поцелуем.

Я пытаюсь быть неподвижной, правда пытаюсь, но после того, как поцелуй из яростного и дикого становится почти нежным, страстным, я сдаюсь. Льну к нему, выгибаюсь, стараясь быть ближе, цепляюсь за плечи. Его рука на моей груди, невероятно чувствительной, даже лёгкое касание причиняет боль, сладкую боль. Другая рука отодвигает кружево моих трусиков и скользит вниз. Каждое его касание пронзает тысячей горящих стрел, сосредотачивая всю боль и жар внизу живота. Его пальцы сразу находят нужный ритм, заставляя резко выгибаться от прикосновений и ждать новых. Я касаюсь его лица, провожу руками по плечам, обтянутым тканью светлой футболки, спускаюсь ниже, глажу через плотную ткань эрегированную плоть, пытаюсь сжать, но не могу: чёртовы джинсы. Он с шумом втягивает в себя воздух.

Внезапно стиральная машина переключает очередной режим и начинает громко набирать обороты. Этот звук врывается в наш наэлектризованный эротический мир, отрезвляет. Возбуждение мигом сходит с меня, оставляя шокированной, опустошённой и яростной.

– Нет! Мне не нужно это, я здорова, – неожиданно твёрдо, даже для меня самой, раздаётся мой голос.

Замираю и опускаю руки. Он мгновенно чувствует моё настроение, отстраняется, мрачно глядит на меня, пытаясь усмирить дыхание. Я опускаю голову, боюсь смотреть в глаза. В этот момент он напоминает мне хищного волка. А хищникам не следует смотреть в глаза.

– Думаю, нам следует какое-то время пожить в разных местах, – произносит он холодно и бесстрастно.

Вскидываю голову, взбешённая маска на его лице сменяется на непринуждённую улыбку, он почти становится собой, невозмутим и отстранён, только напряжённые морщинки вокруг глаз выдают, что он не так спокоен, как хочет казаться. Быстро выходит из ванной. Заставляю себя дышать. Когда немного спадает напряжение, выхожу следом, бегу в спальню, накидываю халат, который лежит на тумбочке. Только тогда позволяю себе оглядеться вокруг.

Данила стоит возле шкафа и складывает в небольшую сумку какие-то вещи. Замечаю, что он кладёт туда свой камуфляжный костюм. Меня обдаёт холодным потом. Вспоминаю, при каких обстоятельствах видела его в этой одежде, вспоминаю, чем он занимается. Своими выходками я постоянно вывожу его из себя, в то время как он должен быть собран и сосредоточен. А если он сейчас уйдёт, и я его не увижу? А если из-за меня он совершит какую-нибудь ошибку на своей странной работе, которая будет стоить ему жизни или здоровья? Я отчётливо вижу пустоту – мёртвую всепожирающую тёмную пустоту, мрак и отчаянье, которое поглотит меня, если его не будет рядом. Любого – заботливого, равнодушного, взбешённого. Любого, только бы знать, что он есть.

– Данила, пожалуйста, не уходи! Прости, только не уходи! Это твоя квартира, ты не должен! Я сделаю всё, что скажешь! Прости меня! – в моём голосе паника и отчаянье.

Он поворачивается ко мне, удивлённо приподнимает бровь. Я подбегаю к нему, вцепляюсь в рукав рубашки, словно это сможет удержать.

– Пожалуйста! – молю я, не отводя глаз.

– Я всего лишь до Кузьмича.

Непонимающе смотрю.

– В деревню, – уточняет он.

В моих глазах недоверие.

– У нас мальчишник, Саша приехал, чтобы забрать меня – мы едем на его машине. Скорее всего, останусь с ночёвкой. Только и всего. Нечего паниковать, – наконец-то объясняет он.

– Да? – переспрашиваю недоверчиво, – Завтра ты вернёшься?

– Надеюсь.

Выдыхаю, успокаиваюсь, закрепляю победу вопросом:

– Скажи, что приготовить на обед?

– Ты же знаешь: я ем всё, готовь что хочешь. А если не хочешь, можешь не заморачиваться, вряд ли вернусь голодным, – говорит он, идя к выходу, я иду следом.

– Но я же должна о тебе заботиться.

– Ты ещё скажи: мой господин! – внезапно взрывается он, останавливается и оборачивается ко мне, – Даша, прекрати эти азиатские штучки! Я всю жизнь живу один, и привык сам о себе заботиться!

– Но…

– Отдыхай, у тебя завтра трудная смена. Увидимся, – примирительно произносит он и быстро выходит из квартиры.

– Так точно, мой генерал! – говорю я закрытой двери и топаю ножкой.

Размеренные будни. Никаких стрессов и неприятностей. Я наконец-то втягиваюсь в свою работу, даже начинаю получать удовольствие от своей занятости, от общения с коллективом, от первой зарплаты. Коллектив большой, человек тридцать, в основном, молодой. Не то, что дружный, но ссор и интриг я пока не заметила. Уже знаю почти всех, и не боюсь спутать имена, тем более у каждого на груди бейджик, что облегчает общение не только с покупателями.

Близко сошлась с тремя людьми: Ольга, консультант, такой же, как и я, она была какое-то время прикреплена ко мне, как наставник. Теперь мы просто общаемся, очень приятная девушка. Когда становится тяжело, от одного её улыбчивого слова «Чем помочь?», «Как дела сегодня?», сразу легче. Понимаешь, что ничем помочь она не сможет, но живое участие просто поднимает настроение. Марина Ивановна – мой непосредственный начальник, заведующая продуктовым отделом. Пятидесятилетняя дама. Иначе, как дама, и не назовёшь. Величественная осанка, гордо приподнятый подбородок, взгляд оценивающий. Замысловатой высокой причёской напоминает классического работника торговли. Перед ней трепещет весь отдел, но ко мне почему-то у неё особое расположение. Мне поясняют: когда-то, лет десять назад, директор имел с ней связь. Для него уже всё давно забыто, теперь его интересуют более юные особы, но для Марины Ивановны это событие наложило отпечаток. Она считает себя чуть ли не первой приближенной, хотя её едва замечает начальство, и то просто как исполнительного работника.

То, что Сам попросил позаботиться обо мне, потому что я попала на работу по протекции «каких-то влиятельных людей» – ох, уж этот Данила! – я узнала примерно через две недели от общительной и разговорчивой кассирши Кати, которая всё обо всех знает. Он стала третьим человеком, который выделил меня из общей массы.

Есть ещё один человек, который тоже выделяет меня уже как неделю. Охранник Витя, застенчивый добродушный парень с лицом бультерьера. На лицо ужасный, добрый изнутри, – как поётся в известной песенке. Только ради одного мрачного выражения лица его стоило взять на работу. Главное, чтобы не открывал рот. Все уже знают, что нельзя просить Витю разобраться с бабулей, тырившей глазированные сырки: он отпустит старушку, заплатив за украденный товар из своего кармана.