Серебряное дерево - Галина Красовская

Раскалённые булыганцы зашипели и заклубились паром, в панике затопали кто куда. Порядок был нарушен.

Булыган взревел страшным голосом, взмахнул дубинкой — и снова пошли на свирельцев каменные воины, стали бросать отравленные колючки-копья. Как ни прикрывались свирельцы Фитильковыми щитами, копья всё же попадали в них. Но мазь Витаминчика сделала своё дело — никто не умирал ни от змеиных укусов, ни от колючек, отравленных змеиным ядом.

Коренёк без отдыха качал и качал из канала воду, снова била мощная струя из водомёта — и опять, шипя и клубясь паром, отступали булыганцы.

Но вот в самый разгар боя вода в водомёте вдруг кончилась. Оказывается, силач Коренёк перестарался: слишком сильно надавил на насос и нечаянно сломал его.

Что делать? Ещё немного, и неприятель может повторить атаку.

Хорошо, что у Лягушонка был припасён маленький походный бачок с водой. Смущённый Коренёк прикрепил бачок к водомёту и вырвался вперёд, чтобы взять врага на испуг и отвлечь его внимание.

Булыганцы стали его преследовать. Коренёк время от времени прицеливался в неприятеля и разбрызгивал во все стороны ледяные струи.

Преследователи, снова охваченные ужасом, пошли на попятную. В конце концов они всем отрядом сдались в плен, и Коренёк, наставляя на них водомёт, привёл и сдал военнопленных Лягушонку.

Ни одна из сторон не наступала, заняв позиции. Усталые воины-свирельцы отдыхали. Гематоген, Витаминчик и Ампулка перевязывали раненых. Раны не были смертельными, но причиняли сильную боль.

— А говорили, что неуязвимыми, непобедимыми станем от пилюль, — сквозь стоны укоряли раненые Гематогена. — Выходит, враньё одно... Не годятся серебряные почки, зря их нахваливали...

— Но это ведь первые пробы лекарства, — виновато отвечал Гематоген. — Пока они слабые...

— Сразу ничто не делается, — повторял Минус, заступаясь за Гема. — Подождите, дайте время — ещё получатся у профессора преотличные пилюли!

Фитилёк, не теряя времени, решил починить насос. Однако насос никак не чинился, хоть плачь.

— Повоюешь тут, когда лучшие друзья ломают оружие! — ворчал Лягушонок, наблюдая, как Фитилёк бьётся над насосом.

В этот момент все увидели на поле боя Виолку. На платьице её, как живые, пестрели цветы, а в волосах красовались новые банты — и когда только она успела так прихорошиться!

Чуть дрожащим голоском Виолка крикнула:

— Оркестр, ко мне! Стройся!

Музыканты покосились на Лягушонка, но тут же приготовили инструменты и стали по своим местам, как полагается в оркестре. Виолка тоже достала скрипку и настроила её.

Увидев такую картину, Булыган подумал, что свирельцы решили сдаться и приготовили ему торжественную встречу.

Он двинулся вперед, выпятив грудь и вытаращив глазищи. Вместо злобы в них теперь поблёскивало довольство.

Каменные воины затопали вслед за своим повелителем.

— Ну, скоро, что ли, починишь свой насос! — досадливо крикнул Лягушонок Фитильку и тут, увидев оркестр и Виолку со скрипкой, неожиданно подумал: «А не попробовать ли и вправду музыку? Народ приуныл, может быть, музыка поднимет его дух?.. Поглядим, что выйдет из этой затеи старика Тромбуса...»

— Огонь! — на всякий случай громко скомандовал Лягушонок оркестру.

Та-та-та-тах! — раздался стук барабанов.

Дзинь-дзи-дон! — зазвенели тарелки.

Ту-ту-ту-у-у-у! — завели своё трубы.

А после такого громкого вступления запели семь свирелей. Их голоса приятно журчали, обвивая булыганцев серебристыми струйками, пробивались в их каменные уши.

Поражённые воины остановились, позабыв о топорах и пиках. Свирельцы приободрились, построились в ряды и храбро пошли на врага.

— Что такое? — заорал Булыган, спохватившись. — Вперёд, в атаку! Ко-о-опья на пле-е-ечо!

Каменные воины повиновались.

Но тут опять грянул хор свирелей. Первые ряды булыганцев дрогнули, из рук воинов попадало оружие. Войско снова остановилось, будто заколдованное песней, вмиг затихло злобное рычание.

— Что? Бунтовать?! Я вам покажу! — бесновался Булыган.

Он подбегал то к одному, то к другому воину и стукал их по голове каменной дубинкой.

Снова затопали булыганцы, снова взметнулись копья, и вот уже десяток шагов отделяет каменные чудовища от свирельцев.

Тут Виолка сделала оркестру знак, чтоб он стих, и выступила вперёд.

Кто бы мог подумать, что в этой девочке столько храбрости!

Воины остолбенели, а Булыган стал приближаться к Виолке.

— Ха-ха-ха! — захохотал он.

И в тот миг, когда Булыган с рычанием поднял огромное копьё, чтоб в упор сразить маленькую артистку, Виолка тронула смычком струны.

Она играла, покачиваясь и отбивая ногой такт, и банты в её косичках чуть вздрагивали. Глаза Виолки, как настежь распахнутые оконца, в этот миг не видели никого вокруг. Скрипка пела то грустно, то весело, и обычно некрасивое лицо девочки теперь вспыхивало и светилось.

— Какая красавица наша Виолка! — восхищённо перешёптывались свирельцы, позабыв, что находятся на войне. — И как хорошо играет!

Запрыгали каменные глазищи Булыгана, содрогнулся он всей тушей и попятился, натыкаясь спиной на воинов. Копьё так и застыло у него в руках, И те булыганцы — а таких оказалось немного, всего тридцать три, — у которых сердца окаменели до самой серединки, тоже в страхе начали отступать.

А остальные воины замерли, уронили на землю отравленные копья и стали во все глаза глядеть на девочку и на маленький розовый ящичек в её руках.

Виолка играла «Победную симфонию», и всё вокруг словно менялось. Не стало больше ни печального поля битвы, ни безобразных вражеских туш — цветут, как цветы на лугу, разноцветные домики давней, мирной, Свирелии, шумят на ветру ёлочки, звенят ручьи и водопады, поют свирели в тишине вечера...

Чем дольше слушали музыку булыганские воины, тем ниже опускались их плечи. Они начинали проявлять какие-то признаки волнения.

Вдруг каменные щеки булыганцев, заскрежетав, раздвинулись — это воины пробовали улыбнуться. Потом у них вдруг случился приступ веселья. Они сбросили свои панцири и каски и начали хохотать и извиваться, как будто их кто-то щекочет, — так им было приятно, что они превращаются в людей. От смеха лица воинов ещё больше размякли, а глаза посветлели.

Скрипка пела и пела, и каждый звук невидимой каплей падал на каменное сердце, и это место на сердце оживало.

И вот из прояснённых глаз воинов покатились слёзы. Сначала они были мутны и грязны, но с каждым новым звуком становились всё светлей и всё обильнее струились по оживающим лицам.

Потом воины задвигались, заулыбались и теперь уже почти ничем не отличались от самих свирельцев.

Между прочим, эта картина была запечатлена в стихотворении Чика «Победа», которое учитель Минус очень хвалил.

Виолка, кончив играть, ещё несколько мгновений смотрела на всех невидящими глазами, потом опомнилась, тряхнула бантами и раскланялась.

— Ура! Ура-а-а! — покатилось по рядам свирельцев.

— Ура! Победа! — закричал Минус, быстро взобравшись на помост-вышку, чтобы произнести речь. — Теперь понятно вам, граждане Свирелии, каким оружием надо защищаться от каменных чудовищ? Слава мудрецу Гранату! Он столько трудился над этой скрипкой, хоть и не подозревал, что в ней секрет непобедимости... Один маэстро Тромбус догадался, что надо не только сокрушать каменные туши булыганцев, но и размягчать музыкой окаменевшие их сердца. Слава Тромбусу, сочинившему «Победную симфонию»! Слава маленькой Виолке — она так старалась играть получше, и её искусство помогло нам одолеть врага!

Виолка торжествовала и выглядела до того симпатично и мило, что свирельцы и ожившие булыганцы всё время тянули шеи, чтоб увидеть её в толпе. И сама Виолка то и дело подходила к озеру, чтоб украдкой поглядеться в воду и убедиться, что теперь она не такая уж дурнушка.

Все поздравляли маленькую артистку, и только Лягушонок не решался к ней подойти. Чем больше он глядел на неё, тем больше думал, какая она всё-таки смелая и находчивая, и тем сильнее волновался, что так трудно будет ему теперь искупить свою вину.

Внезапно Лягушонку пришла в голову мысль подарить девочке незабудки, которые она так любит, и садовник Грушка нарвал командиру букетик самых свежих и самых голубых незабудок. Сунув букет в карман, Лягушонок несколько раз направлялся к Виолке, чтоб вручить ей цветы. Но всякий раз, приблизившись, он смущённо покашливал и проходил мимо.

Кончилось тем, что в досаде на себя Лягушонок швырнул незабудки на землю, скрылся в своей палатке и стал нервно накручивать на палец чуб.

А олень Аргамак — он ведь не знал, для чего предназначены незабудки! — подобрал их да и съел.

Виолка заметила мучения командира. Иногда она бросала на него гордые взгляды, желая показать, что ничего не забыла, но в душе давно уже простила Лягушонку всё. Девочка была счастлива, а счастливые люди всегда великодушны. Наконец, она сама пришла к командиру в палатку и предложила ему вечный мир. Что ж, Лягушонок любил поворчать, но ведь это была лишь дурная привычка, от которой при желании не так уж трудно избавиться.