Письмо - Кэтрин Хьюз

Когда пришло время ложиться спать, Крисси было позволено подняться вместе с Кэтлин в ее спальню. В углу стоял столик, накрытый белой скатертью. По краям горели свечи, а в центре стояли три статуи: Дева Мария, святой Иосиф и Пражский младенец Иисус. Передний край стола был аккуратно убран сухими цветами.

— Это мой алтарь, — гордо объявила Кэтлин. — Можешь молиться здесь со мной перед сном.

— Спасибо.

— Семья, которая молится вместе, остается вместе.

Кэтлин опустилась на колени, и Крисси последовала ее примеру. Деревянный пол был неприветливо жестким, и она переминалась с одной коленки на другую, пытаясь устроиться поудобнее. Кэтлин сложила руки у груди и закрыла глаза.

— Благодарим Тебя, Господи, что доставил Крисси живой и невредимой. Молим Тебя: наставь ее, горемычную, на путь истинный. Очисти, Господь, ее душу от скверны, прежде чем она перейдет в мир иной. Благодарим Тебя за урожай, что Ты послал на поля наши, и молим, чтобы посевы наши преумножались и разрастались и впредь. Благодарим Тебя, Господи, что оберегаешь наш скот, что пасется на Твоих зеленых пастбищах. Молим Тебя: защищай и впредь Джеки и остальных, убереги их от бед и болезней долгой зимой. Господи, прости нам грехи наши. Аминь.

— Аминь, — повторила Крисси и начала было подниматься на ноги, но Кэтлин схватила ее за руку и усадила обратно.

— Святая Мария, Матерь Божья… — произнесла Кэтлин.

Крисси украдкой бросила взгляд на тетю, не понимая, чего от нее хотят.

— Молись за нас, грешных, — прошептала Кэтлин.

— А, ясно. Молись за нас, грешных, — повторила Крисси.

— Святой Иосиф… — продолжила Кэтлин и толкнула племянницу в бок.

— Молись за нас, грешных, — поспешно произнесла Крисси.

— Аминь, — сказала Кэтлин, наконец поднимаясь с пола.

— Аминь, — эхом отозвалась Крисси и тоже встала на ноги.

— Что ж, смотрю, молишься ты нечасто, — неодобрительным тоном заметила Кэтлин.

— Да, не очень. Понимаете, мой отец врач. Он верит в силу медицины больше, чем в молитвы, так что я даже по-настоящему никогда не ходила в церковь. То есть мы, конечно, ходили на рождественскую службу, на свадьбы, похороны и крестины, но помимо этого не могу сказать, что я часто бывала в церкви.

— Может, если бы ты бывала там чаще, то не оказалась бы здесь сейчас, — сухо ответила Кэтлин, сжав губы в тонкую линию и покачав головой. — Можешь отправляться в постель. Мы встаем полшестого на утреннюю молитву. Можешь помолиться со мной у алтаря. До шести часов мы успеваем наносить воды, потом как раз звонят колокола, и мы читаем “Ангел Господень”. Потом утренняя дойка, потом завтрак. Ты будешь помогать с работой, но ты ни в коем случае не должна сообщать о своем положении Джеки и всем остальным. Тебе ясно?

Крисси кивнула, несчастно понурив голову.

— Да, тетя Кэтлин.

— Можешь взять горячей воды из котла, если хочешь умыться. Под кроватью стоит горшок. Но он только на ночь, днем пользуйся туалетом на улице. Есть вопросы?

— Нет.

— Хорошо, тогда до завтра. Спокойной ночи.

Крисси на цыпочках спустилась вниз и пододвинула стул к камину. Угли уже были прикрыты на ночь пеплом, так что согреться от них было невозможно. Крисси тяжело вздохнула, и ее дыхание застыло в воздухе струйками белого пара. Но вода в котле еще была теплой. Крисси взяла фланелевую мочалку, которую тетя оставила на кровати, зачерпнула в миску воды и принялась медленно стирать с лица грязь и пыль, накопившиеся за два дня путешествия. Затем она сняла одежду, невольно поежившись, и вымылась целиком. Она бы отдала что угодно, лишь бы оказаться сейчас в горячей пенной ванне и не вылезать оттуда пару часов.

Она порылась в чемоданчике, вытащила оттуда ночную рубашку и натянула ее через голову. Рубашка пахла родным и знакомым домом. У Вуд-Гарденс был совершенно особый запах: в нем смешивались лекарства, масляный аромат пчелиного воска, которым натирали деревянные шкафчики в кабинете, и аппетитные запахи маминой стряпни. Крисси вдруг охватила страшная тоска. Ей изо всех сил захотелось оказаться в собственной кровати, почувствовать тепло маминых рук и услышать лай преданного Лео. Она забралась под одеяло и натянула его по самый подбородок. Она не могла согреться даже под тремя тяжелыми покрывалами, придавившими ее своим весом. Холод пробирал до костей, и она никак не могла перестать дрожать, из-за чего начала ныть спина.

Она подумала, что сейчас делает Билли. Мучила ли его совесть и раскаяние за то, как бессердечно он с ней поступил? Она так сильно его любила и была уверена, что могла бы сделать его счастливым, если бы ей только дали шанс. И ее мать должна была проявить больше характера и не позволять отцу вот так выставлять ее из дома. Она по-прежнему была частью семью и была твердо намерена однажды в нее вернуться — вместе со своим ребенком.

Сэмюэл Скиннер в отчаянии сжимал руку жены, всеми фибрами души желая, чтобы она была жива. За последние сутки жизнь доктора бесповоротно изменилась. Он уже попрощался с единственной дочерью, которая с позором отправилась в Ирландию навстречу новой жизни. Он еле успел выставить ее из дома, пока этот Билли не пришел молить о прощении. Похоже, ему удалось убедить Мэйбл, что он хочет жениться на Крисси. Доктор Скиннер рассмеялся столь нелепой мысли. Нет уж, ребенка усыновят, и он исчезнет из их жизни навсегда. Он отпустил руку жены, поднялся и провел рукой по волосам. Он вспомнил слова Мэйбл, когда он сообщил ей о своих планах на ребенка. “Только через мой труп”, — с вызовом сказала она тогда.

Он нагнулся к ее лицу и осторожно провел большими пальцами по ее щекам.

— Мэйбл. Мэйбл, пожалуйста, очнись. Прости меня, Мэйбл.

Он легонько потряс ее за плечи, прекрасно понимая, что это никак не поможет. Затем он приложил голову к ее груди, надеясь услышать мерное биение сердца, но грудная клетка была глуха и неподвижна. Он взял ее ладонь и почувствовал, как кровь остывает в ее жилах с каждой секундой, превращаясь в лед.

— Мэйбл, нет! Пожалуйста, не оставляй меня!

Он издал страшный первобытный крик, похожий на звериный рев, и в комнату тотчас вбежала медсестра.

— Доктор Скиннер, что случилось?

Доктор упал на колени рядом с кроватью.

— Ее нет, — прошептал он надломленным голосом. — Ее больше нет.

Доктор Скиннер вернулся домой к двум часам ночи. Он должен был бы чувствовать себя смертельно уставшим, но ему казалось, что он никогда больше не заснет. Он налил себе стакан виски и тяжело опустился в кресло. Лео скребся в заднюю дверь, просясь наружу. Доктор Скиннер подозвал его: