Дохлый таксидермист - Мария Самтенко

Главпочтамту, «солидный человек» недоуменно заморгал, подозревая неладное. Анвар пихнул его в бок, чтобы не отвлекался, и коварно спросил:

– Кстати, я не пойму, почему твой брат Ильф, а ты Файнзильберг?

Миша тут же забыл про свои подозрения:

– А я не говорил, да? – удивился он. – Иля тоже на самом деле не Ильф. Его настоящая фамилия Файнзильберг, как у меня. И зовут его не Илья.

– А как? – озадачился дядька Тохир.

– Иехиел-Лейб! Наши родители очень любили традиционные еврейские имена. Вы же помните, что меня на самом деле зовут Мойше-Арн?

– Если ты думаешь, что мы с Тохиром в состоянии это выговорить… – пробормотал Анвар.

– Не надо, я не настаиваю! – испугался Миша. – К тому же, нам с Илей еще повезло. Старшего брата у нас зовут Срул.

Анвар с Тохиром переглянулись и снова начали хохотать.

– Ты это, не думай, – дядька Тохир ткнул Мишу под ребро. – Мы умиляемся.

Бродяжка не обижался, потому что и сам не мог удержаться от улыбки. Про Главпочтамт он, конечно, благополучно забыл: к тому же они шли к рынку, а с этим местом у него не было никаких неприятных ассоциаций вроде незапланированных встреч с погибшими братьями.

Анвар чуть замедлил шаг и сделал знак дядьке Тохиру. Тот понимающе кивнул и заковылял быстрее.

– Вы удивитесь, – сказал тем временем Миша. – Но Петров, он тоже не Петров. Он Катаев.

– Я знаю Катаева, – сказал Тохир. – Он написал «Белеет парус одинокий» и еще много чего. Еще до войны.

– Это писал Валентин Катаев, он же Катаев-старший, а Женька Петров его младший брат. Он взял псевдоним, чтобы его не путали с Валюном, – сказал Бродяжка. – Мы общались все вместе, еще с Одессы, – похвастался он, – у нас был целый литературный кружок! Там были Иля, Олеша, Валюн Катаев, Багрицкий, и еще много кто. Я тоже иногда с ними ходил, но как художник. Мы знали, что у Вали Катаева есть младший брат, но в Одессе мы с ним не общались. Разница все-таки была большая, со мной шесть лет, с Илей пять, ну и с остальными примерно так же. Потом мы перебрались в Москву, и Валюн устроил Женьку в «Гудок». Не знаю, как остальные, но я тогда не воспринимал его всерьез. Он был не нашего круга. А Иля, оказывается, что-то в нем разглядел. Такое, что захотел навсегда оставить его рядом с собой.

Миша замолчал, погрузившись в воспоминания, и, споткнувшись, едва не свалился в пересохший арык. В этой части города за ними следили плохо, и они больше походили не на водные артерии Ташкента, а на сточные канавы.

– Осторожней ходи, Бродяжка, – фыркнул Анвар, снова подхватывая балбеса под локоть.

– Ты знаешь, мы ни черта не поняли, – обернулся дядька Тохир. – Чего-чего там твой брат? Давай, по-человечески объясняй.

Бродяжка моргнул и смущенно сказал:

– Ну, я это к тому говорю, что у нас никто не ожидал, что наш Иля и катаевский Женька решат работать вместе, – сказал он. – Я лично думал, они сошлись для «Двенадцати стульев», и все, разойдутся. А потом уже все привыкли, и только Олеша скрипел зубами. Юрий Олеша, – пояснил Бродяжка. – Петров женился на девушке, в которую тот был влюблен. А Иля, чтоб вы знали, увел свою жену у меня.

– Ты это серьезно или выдумываешь? – спросил Анвар для поддержания разговора.

Ему не очень хотелось слушать про чужих жен, но болтающий Бродяжка не следил за дорогой и вообще находился в какой-то другой реальности. Анвар решил, пусть лучше тот сплетничает, как старая бабка, чем задается вопросами, куда они идут.

– Клянусь, это правда, – надулся Бродяжка. – Жена Или, Маруся Тарасенко, была влюблена в меня! А я тогда только начинал, как художник, мне было вообще не до этого! Потом я даже присмотреться к ней не успел, а Иля уже начал ухаживать! И что, она влюбилась в него, а ко мне, у нее, значит, было «детское чувство», – Бродяжка ностальгически улыбнулся. – Я говорю, Иля, чего ты делаешь, а он такой: я что, должен еще год ждать, когда ты определишься? Через год они уже были женаты, – с удовольствием резюмировал Миша. – Вы не подумайте, он не такой, чтобы по головам ходить. Наоборот даже. Просто Иля очень рано понял, чего он хочет...

Тут Бродяжка сделал некую задумчивую паузу, и Анвар пихнул его в бок:

– Ну, чего ты опять расстрадался? Твой брат живой, и вы скоро…– он спохватился на полуслове, но Бродяжка, к счастью, пропустил все мимо ушей.

– Да я просто вспомнил, как мы с Сашей над Илей смеялись, когда он был маленьким. Ну, над его мечтами. Он хотел, чтобы его вся страна знала, и чтобы любовь непременно до гроба, и лучший друг всегда рядом. Мы говорили, так не бывает. А у него, получается, было. Но кто же мог знать?..

Тут Бродяжка совсем пригорюнился и надолго замолчал. Анвар переглянулся с Тохиром, и дядька беспомощно пожал плечами. Он тоже не очень понимал все эти тонкие душевные терзания.

Но Мишу все равно было жалко.

– Давай не страдай, – сердито сказал Анвар. – Увидишь брата и извинишься. Скажешь, прости дурака, был неправ. Тебе же все равно извиняться за то, что ты от него убежал. Дважды! И отдельно за «упыря»…

Бродяжка вздрогнул, посмотрел на Анвара огромными, круглыми глазами, потом перевел взгляд на дядьку Тохира и пролепетал:

– Так это мы… мы туда идем, да? К нему?..

– Да тьфу на тебя! Балбес! – Анвар сердито сплюнул и добавил парочку ругательств по-узбекски. Приспичило же бестолочи догадаться! – Ладно! Да, мы идем знакомиться с твоим братом и его друзьями.

– Почти дошли, – деловито добавил дядька Тохир. – Сейчас в переулок, а там и их дом. Я вчера все записал.

– Но… – Миша остановился. – Но как же…

– Ну, мы же уже выяснили, что они живые, – сказал Анвар, досадуя сам на себя. – Вот и познакомимся. Мы с Тохиром никогда не видели настоящих писателей. Или ты нас стесняешься, а?! Евгений Петров у него «не нашего