Люди как боги (Художник С. Цылов) - Сергей Снегов

И последним, что я видел, теряя сознание от третьей гравитационной волны, налетевшей слишком поздно, чтобы спасти врагов, были видения унесенной далеко в сторону, превратившейся снова в красноватую точку, никому теперь не грозной Угрожающей и чистое небо, великолепный Млечный Путь — гигантский простор мироздания!

Мы вырвались из звездной тюрьмы, едва не ставшей нашей могилой, на волю, в космос.

Часть третья

ЗЕМЛЯ

…Теперь мой час:

Земля передо мной почти нагою,

Почти уснув, темна и горяча,

Лежит. Она моя. Моя до боли!

Прекрасен мир! Как счастлив я, что мог

Все видеть в нем, все знать в нем

в полной воле,

Как будто я не человек, а бог!

— Эли! — звал меня голос. — Эли! Эли!

Я хотел откликнуться, хотел сказать, что жив, все слышу. «Я, кажется, ослеп, но в остальном все хорошо! — хотел крикнуть я этому голосу. — Я сейчас встану, не зовите меня так отчаянно, мне тяжело! — думал я. — Оставьте меня в покое!» — молил я молча.

Мне казалось тогда, что мысль моя четка. Сейчас, просматривая записи излучений мозга, я вижу, что разум мой еле мерцал, его озаряло лишь чадное тление бесформенного бреда. Я десять раз умирал и десять раз меня возвращали к жизни, пока я сам — сперва неуверенно, потом все настойчивее — не стал цепляться за нее.

— Эли! — взывал ко мне голос. — Эли! Эли!

Он не оставлял меня. В темном внешнем мире ничего не было, кроме голоса, он и был всем этим миром. Тесный, кричащий, беспокойный мир. И я наконец откликнулся на его призыв. Я открыл глаза.

Около кровати сидели Ольга и Осима. Они всматривались в меня.

— Он приходит в себя! — сказала Ольга шепотом.

Я снова закрыл глаза. Я измучился, поднимая броневые плиты век. Мне надо было отдохнуть от усилия. Но во мне надрывался все тот же голос: «Эли! Эли!» Я застонал.

— Перестань! — прошептал я, снова раскрывая глаза.

Ольга молча плакала. Внешний мир внезапно расширился и замолк.

— Друзья! — сказал я и попытался подняться.

— Лежи! — сказала Ольга. — Тебе нельзя двигаться, Эли.

Но меня охватил страх. Я вспомнил кроваво-красную Угрожающую. Мне надо было убедиться, что мы удаляемся от страшного скопления Хи в Персее…

— Где мы? — спросил я. — Сколько времени прошло?

Я услышал, что до звездных скоплений в Персее три тысячи светолет, и опять впал в беспамятство.

Так началось мое выздоровление.

Я учился быть живым: раскрывать глаза, слушать, отвечать, принимать пищу, постигать ходьбу. Это была нелегкая наука. Много месяцев прошло, пока я стал похожим на остальных.

Случилось так, что мне досталось больше всех. Третья гравитационная волна была мощна, однако у других не перемешало ткани и не раздробило кости. Человек восемь потеряли сознание — среди них Леонид, — они пришли в себя, когда звездолет вырвался на простор.

— Я тоже лишилась чувств, — сказала Ольга. — Это случилось, когда я увидела, в каком ты состоянии…

Мы были в парке. Я сидел в коляске, Ольга стояла рядом. В парке распускалась сирень, наступила третья походная весна, пахло землей. Ольга исхудала, была бледна и кротка. В дни выздоровления я узнал, что она способна часто плакать. Это меня трогало, но не было приятно. Мне хотелось бы видеть не вздрагивающую от страшных воспоминаний, а прежнюю рассудительную, невозмутимо ровную Ольгу, а еще лучше ту, какой она раскрылась на Персее, — мужественную, пронзительно-проницательную…

Я пошутил:

— Во всяком случае, мы поступили со зловредами весьма зловредно. Думаю, все в этом мерзком скоплении трепещут, что мы можем возвратиться.

— Почему ты называешь его мерзким? Разве ты не говорил, что оно красиво? И не все его жители со страхом помышляют о нашем возвращении. У нас там есть друзья. Помнишь неактивные звезды, от которых нас так энергично отбрасывали враги?

— Значит, галакты населяют эти звезды? Это точно?

— Ты в этом убедишься сам, когда познакомишься с обработанной МУМ информацией. И дружеских звезд в Персее больше, чем населенных разрушителями. Другое дело — межзвездный простор: им, по-видимому, безраздельно владеют они.

Я напомнил о сражении с Золотой планетой.

— Наши враги так до конца и не знали, на что мы способны. Иначе они побоялись бы сближения со звездолетом.

— Почему ты вспоминаешь об этом?

— Так — вспомнилось…

— Ты думаешь, Андре еще жив? Мы ничего о нем не узнали и не смогли ему помочь… Ты ведь и сам в Персее высказался за возвращение…

— Тогда не могли помочь, поэтому и проголосовал за возвращение.

— По-твоему, с тех пор положение изменилось?

Я сделал вид, что устал от разговора. Мне не хотелось раскрывать, что тревожило меня. Пока мы не прибудем на Землю, ничто не будет известно достоверно.

Когда в оптике появилась Ора, шел третий год нашей межзвездной одиссеи. Мы шли в сверхсветовой области, и на Оре нас не видели. Зато мы отлично видели в оптике планету. Правда, это была картина прошлого, она непрерывно менялась — прошлое приближалось к настоящему. Если вдуматься, это было странно: обычно настоящее отодвигается и становится прошлым. Здесь все шло наоборот: прошлое становилось настоящим.

Не долетев до Оры световых суток, «Пожиратель пространства» вынырнул из сверхсветовой области и — уже обычным материальным телом — продолжал движение. Лишь после этого нас обнаружили.

Навстречу помчался «Кормчий». На нем по-прежнему командовал Аллан. Он издалека засыпал нас приветственными депешами, спрашивал, что было в походе, не отыскали ли мы следов Андре. Об Андре мы ответили сразу, а рассказывать остальное до встречи отказались. Он пригрозил, что уйдет в сверхсветовую невидимость, чтоб скорее добраться. При общем смехе Ольга радировала: «Уходи! Все равно будем видеть твое суденышко».

Когда звездолеты вышли на параллельный курс, Аллан, передав командование помощнику, перебрался к нам. На радостях он перестарался. Даже Леонид охал, выбравшись из его объятий. Для меня одного Аллан сделал исключение — как для больного. Зато он расцеловал меня громкими, как выстрел, поцелуями.

— Бродяги небесные! — орал Аллан минутой позже. — Куда же вы запропастились на два с лишним годика? Рассказывайте, рассказывайте: где? что? как?

На Оре я перебрался из одного звездолета в другой. «Пожиратель пространства» поступал в распоряжение Спыхальского, а на Землю уходил «Кормчий».

За месяцы моей болезни на звездолете изготовили три установки для генерирования и приема волн пространства, мало отличающиеся от той, что так честно послужила в Персее. Мы назвали эти механизмы СВП-1, то есть станция волн пространства, модель первая. Одну СВП-1 передали Спыхальскому, вторую предназначили для Плутона, последнюю я везу на Землю.

Мне трудно передать восторг Спыхальского, когда он узнал, что это за установки. Нужно, как он, всю жизнь провести в полетах вслепую, а после этого неожиданно прозреть, чтоб понять его состояние. Он расплакался, обнимая нас по очереди. Мне он сказал:

Я не могу припомнить сейчас недели, проведенные на «Кормчем». Аллан из той породы звездопроходцев, которые, доверяя командование автоматам, сами не отходят от них. Мы встречались с ним лишь в столовой. Я часами сидел в парке и дремал в кресле.

На Плутоне я задержался на два дня.

Я обо всем размышлял, воображая встречу с Землей, только не о том, что встреча будет торжественной. Я поспешил возвратиться раньше своих товарищей и поплатился за это: если и не весь предназначенный нам общий почет, то значительная часть его досталась мне одному.

Начиная от Марса наш звездолет сопровождала флотилия космического эскорта. Я не буду описывать сцену на космодроме, ее передали на все планеты Солнечной системы. Три часа я кланялся, пожимал руки, взмахивал шляпой — и очень устал. Лишь дома, на Зеленом проспекте, в окружении друзей, я вздохнул с облегчением.

— Такое впечатление, будто обворовал товарищей, — пожаловался я. — Знал бы, ни за что не прилетел один.

— Они будут довольны своей встречей, — утешила меня Вера. — А тебя приветствовали не только как члена экипажа, но и особо. Должна тебя порадовать. Твой проект переоборудования Земли в главное ухо, голос и глаз космоса принят.

Озадаченный, я не нашел слов. Я еще ни с кем не делился своими мыслями.

— Вдалеке от Земли ты позабыл о порядках на Земле, — сказала Вера, улыбаясь. — Разве тебе не говорили, что на Плутоне смонтирована Государственная машина? Ты прогуливался над планетой, а Охранительница фиксировала твои мысли. Они оказались настолько важными, что она немедленно передала их на Землю, а Большая, тоже незамедлительно, довела их до сведения каждого. Ты лишь усаживался на Плутоне в звездолет, а люди уж спорили, прав ты или не прав. Но перед тем, как будем осуществлять проект, тебе придется подлечиться — здоровье твое внушает опасение Медицинской машине.