Карнивора (СИ) - Лейпек Дин

— Какой, Моар?

— Кто меня выдал? — Марика посмотрела в лицо Ирги, прямо в его темные глаза Ворона.

Он долго молчал.

— Кит? Или Дориан? — продолжала допытываться Марика.

Ответ на этот вопрос был очень важен. Он должен был решить все.

— Кристофер, — наконец сказал Ирги тихо.

Марика медленно кивнула. Затем осторожно — не приведи Лес упасть сейчас! — поднялась из кресла и, ни слова не говоря, повернулась к выходу.

— Моар, — позвал Ирги.

Она обернулась.

— Прости меня.

Марика немного подумала. Затем кивнула.

Не потому, что простила. Потому что очень устала.

— Прощай, Иргиэ.

— До встречи, Моар.

* * *

Дор. Это была единственная мысль, которая заставила ее остаться. Она ненавидела всех — Ирги, свою мать, Кита. Мастеров Кастинии, которые не захотели ее пустить только потому, что она девочка. Учеников Кастинии, которые понятия не имели, чего ей стоило учиться здесь.

Она ненавидела их всех — всех, кроме Дора.

Без Мастера Леви, спешившего поскорее притащить ее к Магистру, Марика шла очень медленно. Во всей школе стало темно — дело было не в узких окнах в башне Ирги, просто приближалась гроза. Тяжелые тучи клубились в небе, и душный воздух застыл в коридорах, галереях и внутренних двориках.

Марика вышла на главный двор — тот самый, в который смотрели окна кабинета Мастера Тита. Те самые, которые она когда-то разбила.

Она заметила Кита сразу — высокая фигура, медовые волосы, резкий голос. Остановилась под колоннадой галереи, выждала несколько мгновений — и закричала, что было сил:

— Тиласи!

Он обернулся — все вокруг обернулись к ней. Вдалеке прогремел гром.

Серая тень поднялась и пошла навстречу Лису.

Кит смотрел на Марику — впервые за многие месяцы они смотрели друг другу в глаза.

— Я хотел помочь, — сказал он очень тихо — но в наступившей тишине Марике было слышно каждое слово. — Так будет лучше для тебя.

Марика усмехнулась — Волк ощерился:

— Ты думаешь, что меня исключили?

Кит прищурился — Лис припал на передние лапы.

— Я остаюсь здесь, Лис. И если ты еще раз встанешь на моем пути, я напомню тебе, кто я.

Кит долго молчал, а когда ответил, его голос звучал очень спокойно:

— Я помню, Волк.

У каменной стены раздалось рычание. Оно становилось все громче и громче, стена, земля, деревья в далеком Лесу задрожали от этого жестокого, первобытного, древнего звука. А затем небо вспыхнуло лентами огня, рассыпалось громом, разверзлось проливным дождем, и потоки воды смыли следы Волка и Лиса, исчезнувших во тьме.

V. Генезис

День был расписан по мгновениям — каждый вздох запланирован, продуман, рассчитан. Конечно, оставалось место и для маневра, для сбоев, ошибок и изменений — но это все тоже было предусмотрено заранее. Только так, не оставляя места для лишних мыслей, Марика могла существовать. И часть ее сознания, та, что пробуждалась лишь в самый поздний час, перед сном, знала — если остановиться, смысл исчезнет. Если не планировать каждый вздох, однажды можно забыть, зачем дышать.

На следующий день после разговора с Магистром Марика пришла к Мастеру Леви и сказала, что хочет оставить все как есть. Она пришла в Кастинию как мальчик — значит, мальчиком и продолжит свое обучение. Единственной уступкой, о которой попросила Марика, была возможность раз в неделю пользоваться купальней в одиночестве. Против этого никто не возражал, и таким образом было устранено последнее существенное неудобство. Последняя проблема, с которой следовало сражаться.

Опасность разоблачения больше не угрожала Марике. Магия давалась легко — и даже тогда, когда нужно было совершать усилие, это все равно приносило удовольствие. Тилзи тоже перестал быть проблемой: его присутствие в школе стало такой же скучной константой, как колонны внутреннего двора. Оказалось, что в этом качестве не замечать его было проще всего. Марика не обращала особого внимания на колонны, если ей не нужно было их обойти — так с чего обращать внимание на Тилзи?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Только в самом начале это было непросто: когда он всякий раз при виде Марики невольно впивался в нее взглядом. Это раздражало — колонны, в отличие от Тилзи, так себя не вели — но со временем и он стал игнорировать Марику, и все вернулась на круги своя.

К бессмысленной, слишком простой жизни.

Даже Дор, так выручавший ее раньше, теперь не мог помочь выпутаться из серой рутины. Его странности стали привычными, вкус яблок приелся, а улыбка казалась само собой разумеющейся. К тому же Марике казалось, что Дор теперь знает про нее слишком много. Он легко согласился продолжить игру, перестал обращаться в женском роде и вообще вел себя так, будто ничего не произошло. Но Марика больше не могла доверять ему так же, как раньше.

Впрочем, она больше никому не могла доверять. Все вокруг обманули и предали ее.

Она ушла бы из школы домой — но видеть Дору тоже не хотела. Марика перестала писать письма и читать те, что приходили ей. Тем временем в Кастинии началась зима, похожая на холодное лето в горах, но безрадостная, промозглая и серая от постоянных дождей. Простуды стали в порядке вещей, и Мастер Окиэ махнул рукой на попытки отделить больных от здоровых. Марику он осмотрел через несколько дней после ее разговора с Магистром — осмотрел очень внимательно, что-то бормоча про безумие, которое затеяли эти дети. Ей было неуютно под взглядом высокого, сухощавого седого Мастера, который клал ей руку между лопаток, заставляя по-разному дышать и задавал вопросы, на которые она постеснялась бы ответить даже матери.

— Я — врач, Маар, — мягко сказал Окиэ. — Я спрашиваю тебя, потому что это поможет мне точно понять, что с тобой все в порядке.

— Со мной все в порядке, — буркнула Марика, чувствуя, что краснеет, и краснея от этого еще сильнее.

— Мне тоже так кажется, — внезапно улыбнулся Мастер, и морщины на худом лице сложились в новый узор. Окиэ, как и Дор, улыбался не только губами.

— Откуда вы знаете? — неожиданно для самой себя спросила Марика.

— Потому что маг, если он хороший медик, может и на расстоянии определить, чем болен человек.

— Тогда зачем вам было прикладывать ладонь к спине и расспрашивать меня?

— Даже самый хороший медик может ошибиться. Но я уверен, что твоя мама хорошо наставила тебя во всех важных вопросах, — продолжил Окиэ, — а следов твоей недавней болезни я тоже не вижу. Так что можешь идти.

Марика, жаждавшая сбежать все время, пока шел осмотр, помедлила.

— Если я пойду на медицину, то буду вашим учеником, верно?

— Конечно.

— А… Кристофер? Он тоже учится у вас?

Окиэ усмехнулся.

— Учится. Но не очень усердно. Мне кажется, практический опыт, полученный с тобой, разочаровал его. Кристофера больше интересует теория.

Марика кивнула.

Несколько недель спустя она попросила разрешения увидеться с Магистром.

— Моар! — радостно воскликнул Ирги — но она покачала головой.

— У меня короткий вопрос. Что нужно сделать, чтобы я могла выбрать кафедру и начать учиться именно на ней?

— Закончить все курсы второй ступени, сдать экзамены и получить разрешение от Мастера кафедры, что он готов тебя принять, — сухо ответил Магистр.

— Я могу закончить курсы досрочно?

— Сроки каждый Мастер устанавливает самостоятельно.

Марика только кивнула.

— И какую кафедру ты выбрала, если не секрет? — поинтересовался Ирги, пристально глядя на нее.

— Медицину, — коротко ответила Марика. — И менталистику.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})* * *

Тихо. Прохладно. Пахнет старой кожей, бумагой, деревом книжных полок. Этот запах — родной, привычный, свой. Запах, который с самого первого дня пообещал: «Тебя никто не тронет. Ты в безопасности. Здесь только ты — и мы».

Если бы Марика могла, она бы поселилась в библиотеке. Впрочем, так почти дело и обстояло — каждый день она сидела здесь с самого обеда и до позднего вечера. Если бы не Дор, Марика и впрямь оставалась бы ночевать в огромном зале, в центре лабиринта, выстроенного из бесконечных стеллажей.