Друзья и любовники - Диана Палмер

— Только чай, — прошептала она виновато.

— Идиотка, — кратко заключил он, но в его ворчании зазвучали прежние заботливые нотки. — Тогда идем обедать.

— Но еще слишком рано для обеда, — запротестовала она.

— Тогда я закажу тебе завтрак.

— Но ведь уже половина двенадцатого. Он посмотрел на нее.

— Дорогая, если мне понадобится завтрак среди ночи, я его достану. Хочешь пари?

Она улыбнулась ему, впервые, быть может, за целую вечность, и действие ее улыбки оказалось удивительным: он глядел на нее так долго, что она в смущении опустила глаза, а сердце бешено забилось.

— Ну что, идем, Ласочка? — спросил он тихо.

Она потянулась к столику, чтобы взять сумочку и покупки, ей было приятно вновь услышать придуманное им ласковое прозвище.

Хорошо было знать, что он больше не сердится на нее. И хотя она не собиралась возвращаться к их прежним отношениям, быть может, они снова могут стать друзьями… до тех пор, пока она не уедет насовсем. По крайней мере тогда она сможет увезти с собой частичку рая.

Джон заказал завтрак в одном из ресторанов, чем вызвал удивление у посетителей, ожидающих времени обеда.

— Я знаю здешнего шефа, — сказал он, усы поднялись в ухмылке. Дожевав последний кусок тоста, он стал потягивать кофе.

— Я этому рада, — вздохнула она. — Не помню, когда я была так голодна.

Он усмехнулся, черты лица смешались, а в глазах, глядящих на нее, светились любопытство и нежность.

— Ну что, насытилась?

— Более чем. Спасибо. — Она с улыбкой взглянула на пустую тарелку.

— Яйца тебе очень полезны, если ты склонна к обморокам. В них много белков. Но и бифштекс тоже не повредит. — Он вскинул голову. — Как насчет бифштекса прямо сегодня вечером?

Она застыла, в глазах ее появилась настороженность.

— Даже не знаю… — начала было она, но он не дал ей докончить фразу. Подавшись вперед, он с нежностью посмотрел на нее.

— Дорогая, я не буду пытаться снова уговаривать тебя лечь со мной в постель, — сказал он тихо. — Обещаю, я не дотронусь до тебя, если ты этого не захочешь.

Она глядела на него как завороженная.

— Мы ведь можем еще вернуться назад, — вырвалось у нее.

— Нет. Только вперед. Шаг за шагом, день за днем. Никаких виляний, никаких отступлений. Никакого копания в прошлом.

Глаза ее с любовью вглядывались в его лицо. Она не должна соглашаться. Если у нее осталась хоть капля здравого смысла, надо подниматься и бежать без оглядки. Но она слишком любила его, и так трудно было отказаться от счастья, что он предлагал ей. Совсем скоро ее состояние ни для кого не будет секретом, и ей придется покинуть Хьюстон. Но пока она выглядит просто упитанной. Он даже ничего не заподозрит. Если бы не этот обморок… Но вызвать его мог с таким же успехом и пустой желудок. Он ведь мужчина. Что он знает о беременных женщинах?

— Ну хорошо, — согласилась она, немного помолчав.

Он просиял.

— Я велю Хосито заехать за тобой около шести. Ну как, тебе лучше? Тогда пошли. Глаза ее широко раскрылись.

— Господь с тобой, мне не нужен вооруженный эскорт!

Он неловко поерзал на стуле, избегая глядеть в ее сторону.

— Можешь смеяться надо мной, но я не хочу, чтобы ты ездила одна ночью.

— Но я всегда это делала, — возразила она. Он посмотрел на нее так, будто порывался что-то сказать, но не решался. Усы раздраженно дернулись.

— За одну эту неделю на твоей улице было два ограбления. И все поздно ночью. Смейся надо мной, сколько душе угодно, ну давай!

Она невольно рассмеялась, поглядев на его свирепую мину.

— Ну хорошо. В конце концов, бензин твой.

— Это уж точно. Какой смысл владеть нефтяной компанией, если не можешь пользоваться своей продукцией для собственного удовольствия?

Она не нашла что возразить.

«Роллс-ройс» промурлыкал при подъезде к ее дому ровно в шесть. Улыбающийся Хосито сидел за рулем, а Джон, словно модель из журнала мод в своем темном вечернем костюме, выбрался с заднего сиденья, чтобы помочь ей сесть в машину.

Взгляд его явно одобрил длинное черное платье, то же, что было на ней на благотворительном балу, с той лишь разницей, что красную розу на плече она заменила белой. У нее не было выбора — это было единственное платье, которое еще на нее налезало.

— Куда мы едем? — спросила она с любопытством.

— Туда, где подают лучший в Хьюстоне бифштекс, — ответил он, улыбнувшись.

— И где же это?

— У меня в квартире.

Подняв на него глаза, она почувствовала, как побелели ее щеки. Его рука, такая теплая и немного шершавая по сравнению с ее шелковой кожей, сжала ее руку, и от этого мягкого, успокаивающего прикосновения радость забурлила в ее крови.

— Тебе нечего бояться, — сказал он тихо. — То, что я обещал, остается в силе. И Хосито будет там всю ночь. Он ценой собственной жизни защитит тебя, если понадобится.

Она расслабилась, хотя и не полностью. Она боялась, что воспоминания нахлынут на нее в ту минуту, когда она войдет в дверь.

Ее пристальный взгляд остановился на его твердом лице. А что, если она ему прямо сейчас скажет: «Джон, я беременна»? Как он будет себя вести? Едва заметная коварная улыбка мелькнула в ее глазах и померкла. Он, наверное, упадет в обморок, подумала она. А после этого… Она не решалась думать о том, что будет после. Пальцы что было силы сжали сумочку. Только не давать себе воли.

— Прекрасно, — сказала она. — А все же откуда берутся эти бифштексы? С ранчо? Он с испугом уставился на нее.

— С ранчо? Господи, что за мысль! Я не развожу скот на говядину.

Она похлопала ресницами.

— Мне казалось, мы были друзьями.

— Мы и сейчас друзья.

— Так неужели для друга ты пожалеешь одну из этих старых паршивых породистых коров? Он раздраженно дернулся.

— Эти «паршивые» породистые коровы приносят около двадцати пяти тысяч долларов, а то и больше, на аукционах. Кому в голову придет есть племенной скот!

— Почему бы и нет. Не обязательно ведь одновременно есть бумаги, подтверждающие их родословную.

Он тяжело вздохнул.

— Боже, дай мне терпения…

— Чего-чего, а уж этого он тебе явно не дал. Абсолютно никакого терпения.

— Но один раз все же дал, — напомнил он ей, многозначительно улыбаясь.

Она покраснела до корней волос и опустила глаза, стараясь избежать его пристального взгляда.

Он немного помолчал, прежде чем спросить:

— Ты все еще стыдишься того, что произошло?

Боже, что ему ответить?.. Она отвернулась, глядя из окна на огни ночного города.

— Тебе не кажется, что Хьюстон особенно хорош ночью? — спросила она с наигранной живостью.

В ответ он только рассмеялся, но в смехе его было что-то хищное.