ВАНЬКА ЖУКОВ ПРОТИВ ГАРРИ ПОТТЕРА И Ко - Ирина Ковальчук

Только теперь Ваня до конца осознал тяжесть гнева. Он, как бетонная глыба, падает на душу и оставляет после себя тяжелейшую болезнь, несовместимую с жизнью: «синдром длительного раздавливания». Единственное, что может спасти больного – это ампутация раздавленного члена. Но разве можно сделать ампутацию души?

«Мне нужно сказать «помоги, мама», – Ваня попробовал заставить себя сделать невозможное, но его губы даже не шевельнулись. – Но не могу же я просто так сдаться сейчас, когда я столько уже прошёл. – Ваня снова и снова уговаривал себя. – Я не могу сдаться сейчас, когда, может быть, я уже, действительно, победил!»

Дерзость последних слов обдала его холодной волной. Здесь, в этом загробном мире, всё скрытое стало явным, но он так ничему и не научился: как был, так и остался глупым и самоуверенным. Сколько мучений уже пришлось перетерпеть здесь его бедной душе! Сколько страданий! Но он заслуживает ещё большего наказания, потому что с глупой самоуверенностью приписывает себе то, что ему не принадлежит. Разве смог бы он выбраться хоть из одного барака, если бы не фонарик, зажжённый мамиными молитвами?

«Ваня, умоляю тебя, пока ты ещё остаёшься самим собой хоть в мыслях, заставь себя произнести спасительные слова», – просил он самого себя, но безрезультатно – губы не шевелились.

«Раз я не могу ничего, кроме, как думать, значит, я должен повторять эти слова мысленно. Повторять и повторять, пока я ещё личность, пока ещё осознаю себя».

Эта мысль так укрепилась в раздавленной Ваниной душе, что пренебрегать ею он не стал.

«Помоги, мама, помоги, мама, помоги, мама...», – начал он отсчёт метров пути по разрушенной дороге воли. – Я должен идти по этому мысленному пути, потому что никакого другого у меня нет».

«Помоги, мама, помоги, мама, помоги, мама...» – Этот мысленный путь был ничем не легче, чем хождение над пропастью по тонкой доске, а, может быть, в чём-то и труднее – в нём не было действия. Сосредоточиться на мысли могла помочь только воля, но она была раздавлена в реке гнева.

Ваня заставил себя думать о маме. Какой чудный образ видел он в бараке у покемонов. В нём была именно красота сосредоточенности на молитве. Он вспомнил, что мама пыталась научить и его молиться, но делал он это механически, равнодушно, и, не успев начать, думал о том, как бы поскорее закончить. Если бы у него был пусть самый маленький навык молитвы, как бы он пригодился ему сейчас!

«Сила духа в немощи проявляется», – вспомнил Ваня чьи-то слова, и они придали ему сил.

«Помоги мама», – заставлял себя думать Ваня, но мысль улетала. Он не мог сконцентрировать на ней своё внимание и думал о реке гнева, о её противоречивом течении, о холодной грязной воде, о брёвнах, которыми его били безобразные «ребята», – о чём угодно, кроме спасительных слов «помоги, мама».

«Я должен держать мысль!» – изо всех своих мысленных сил кричал Ваня, заставляя себя думать о том, что было единственно спасительно для него. Но сказав несколько раз заветные слова, он уже снова мысленно уносился от них прочь.

«Вот это и есть туман. Этот туман – не что иное, как затуманенное сознание», – наконец-то понял Ваня, но силы духа это понимание ему не прибавило.

«Побеждает тот, кто сильнее духом», – из глубин памяти выплыли непонятные слова. – Что значит «сильнее духом»?

«Дух – это искра Божия в человеке, – ответ на вопрос появился сам собой. – Это то, что побеждает животную плоть и приближает человека к Богу».

«Значит – это воля, – Ваня попытался обобщить пришедшие мысли. – Но как заставить ожить раздавленную волю?»

«Помоги, мама», – только эти слова могли сотворить чудо, но безобразные «ребята» с брёвнами тут же возникали перед мысленным взором и своими дубинами отгоняли прочь спасительные слова…

Сколько он пролежал так, избавленный от реки гнева, но не избавленный от воспоминаний о ней, сказать Ваня не мог. Но самое страшное было в том, что его затуманенное сознание стало забывать о фонарике. Мысль о фонарике и спасительных словах, зажигающих его, всё реже и реже появлялась на волнах его затухающего сознания.

«Ребята, давайте жить дружно», – как в бреду, повторял он одни и те же слова, хоть и понимал, что это совсем не те слова, которые ему следовало бы повторять.

«Ребята, давайте жить дружно!» – мысленно умолял он безобразных «ребят», размахивающих дубинками перед его носом, но они не обращали ни малейшего внимания на его просьбы и всё быстрее и быстрее работали своими орудиями.

«Перестаньте махать, перестаньте немедленно! – Этот мысленный крик сотряс раздавленное Ванино существо точно так же, как землетрясение сотрясает нутро земли. – Перестаньте, или я пожалуюсь...» – На этом месте мятущаяся мысль споткнулась. Кому он может пожаловаться? Кому? Но этот кто-то есть, он был уверен. Кто же это, кто?

«Маме! Я пожалуюсь маме! Конечно же, маме, и она поможет мне!» – Ваня так обрадовался своей находке, что готов был расплакаться, хоть и не понимал почему.

«Я пожалуюсь маме, и она поможет мне!» – повторил Ваня вслух и почувствовал, что в нём что-то изменилось.

Этим «что-то» было тепло, неожиданно разлившееся внутри его раздавленной души. Оно разливалось всё больше и больше, как река, наполняемая потоками тающего снега. Ване показалось, что он может уже пошевелиться, потому что тепло, наполняющее его, непостижимым образом прибавляло ему сил.

Он попробовал пошевелить пальцем и с радостью обнаружил, что это у него получилось. Тогда он попробовал пошевелить рукой, и рука тоже подчинилась. Он повернулся на бок, встал на колени, постоял так немного, проверяя, может ли удержать равновесие, – всё получилось! Ваня недоумевал. Что же произошло? Откуда появилось это живительное тепло, вернувшее ему способность руководить собой?

Он сел на землю, покрытую камнями, и закрыл лицо руками. Так хорошо было просто сидеть и ни о чём не думать! Безобразия, ещё совсем недавно мельтешившие перед его мысленным взором, исчезли сразу же, как только появилось тепло. Ваня сидел, закрыв лицо руками, спокойный и счастливый. Так он готов был просидеть целую вечность, и просидел бы, если бы пальцы его не ощутили какую-то пульсацию за щекой.

«Что это может быть?» – Любопытство оказалось сильнее сладостного чувства покоя, и Ваня полез пальцами в рот. Когда же в руке у него оказался маленький горящий фонарик, он всё вспомнил и всё понял: воспоминание о маме затеплило огонёк в фонарике, спрятанном за щекой, и тепло маминой молитвы согрело его уже почти навсегда погибшую душу.

«Мамочка, благодарю тебя», – прошептал Ваня, и губы тоже подчинились ему.

Фонарик, горевший на ладони, отбросил тонкий длинный луч, который рассёк туманную даль надвое. Там, куда ударил луч, появилась дорога, очень похожая на просёлочные дороги, по которым он бегал босой, гостя у бабушки.

«Скорее туда! – Ваня вскочил на ноги. – Поскорее уйти отсюда, из этого страшного места, в котором не было реальной опасности, но было то, что страшнее всего: затуманенное сознание и раздавленная воля».

9

Очень скоро Ваня оказался рядом с очередным бараком, стены у которого были прозрачными, так что он мог видеть всё, что было внутри. Этот барак отличался и тем, что к нему у него не было ни малейшего притяжения: он мог свободно пройти мимо, что он и сделал бы, если бы вдруг не увидел девочку с КПП Скруджа МакДака.

Это была та самая девочка, которую фавн с игривым хвостом, привёл с верёвкой на шее, как свою рабу. Ваня видел, что девочке было очень плохо. Она с трудом пробиралась по узким улицам, извивающимся между странными по виду и по форме конструкциям этого барака. Девочка чувствовала ужасную усталость, это было очевидно, но всякий раз, когда она пыталась присесть, что-то происходило, отчего она тут же вскакивала на ноги, которые с трудом поддерживали равновесие её измученной души. Она, с трудом передвигаясь, в который раз пыталась выйти из узкого переулка, петляющего между зданиями причудливой формы, у которых, казалось, не было фундамента, и ещё более удивительными крышами, остроконечными, заканчивающимися тонкими шпилями, такой длины, что, глядя на них, невозможно было понять, как эти крыши выдерживают их и не падают вниз. Некоторые крыши, правда, уже съехали набок, но какая-то сила ещё удерживала их от падения, которое могло произойти в любой момент и похоронить под обломками блуждающую под ними душу.

Девочка дошла до арки, которая вела на широкую улицу с домами более устойчивой формы, но почему-то не вошла в неё, а повернула к зданию, крыша которого была уже на грани обрушения. Ваня чётко видел арку, пройдя через которую можно было бы значительно уменьшить опасность, но девочка почему-то, даже глядя на арку, не видела её.

«Она не выберется отсюда, – с тревогой подумал Ваня. – Она навсегда останется здесь под обломками какой-нибудь крыши. Что делать? Как ей помочь?»

Он попробовал привлечь внимание девочки жестами, но она его не видела. Тогда он попробовал забраться внутрь этого барака, но прозрачная стена, как только он дотрагивался до неё била разрядом, напоминающим разряд электрошока. После нескольких безуспешных попыток попасть в барак, совершенно обессилев, Ваня лёг подальше от барака, чтобы немного отдохнуть и собраться с силами. Он лёг на спину, и его взгляд воткнулся в тускло красное небо этого мира.